История Афонской смуты

Печатается по благословению Высокопреосвященного Дамаскина Митрополита Московского и Всероссийского, Первоиерарха Российской Православной Церкви

 

Русская церковь 100 лет под анафемой

(1913-1917(18)-2013-2017(18) гг.)

Иеромонах Паисий

«История Афонской смуты»

Писарь-певчий Андреевского на Афоне Скита, изгнанник за Имя Господне в 1913 г.

Иеромонах Паисий, автор своей «Истории Афонской смуты» (1860-1965 гг.).

Предисловие отца Паисия О величии Имени Иисус Христова

Святой пророк Давид в 8-м псалме поет, прославляя Имя Божие: «Господи Господь наш, яко чудно Имя Твое, по всей земли: яко взятся великолепие Твое превыше небес».

В 98-м псалме Давид, прославляя величие Бога, призывает исповедаться Имени Его: «Господь в Сионе велик и высок есть над всеми людьми. Да исповедятся Имени Твоему великому: яко страшно и свято есть».

В 104-м псалме призывает исповедаться Господу, призывать Его имя и хвалиться Им: «Исповедайтеся Господеви, и призывайте имя Его: возвестите во языцех дела Его. Воспойте Ему и пойте Ему: поведите вся чудеса Его. Хвалитеся о Имени Святом Его».

В 112-м псалме Давид, восклицая, продолжает прославлять Имя Господне: «Хвалите отроцы Господа, хвалите Имя Господне. Буди Имя Господне благословенно отныне и до века!»

И так через всю Богодухновенную Псалтирь, с начала и до конца ее, святой Царепророк Давид воспевает и славит Имя Господа Бога Вседержителя; вся Псалтирь полна славы Имени Божия; посему эта святая книга «Псалтирь» есть «ИМЯСЛАВЧЕСКАЯ».

Новый Завет начинается Евангельским Благовестием Имени Иисусова. В 1-й главе Евангелия от Луки, 30-31 ст., читаем: «И рече Ангел Ей: не бойся, Мариам, обрела бо еси благодать у Бога. И се зачнеши во чреве, и родиши Сына, и наречеши Имя Ему Иисус».

Ради божественной высоты самого благовестия читайте в этой 1-й главе с 26-го стиха, кончая 38-м стихом, а потом и дальше от 39 ст., когда Честнейшая Херувимов и Славнейшая Серафимов, Приснодевственная Богоматерь, вошедши в дом Елисаветы, в ответ на ее приветствие воспела дивную пророчественную песнь: «Величит душа моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе Моем: яко призре на смирение рабы Своея: се бо отныне ублажат Мя вси роди: яко сотвори Мне величие Сильный, и СВЯТО ИМЯ ЕГО».

Какое имя? То Самое, Которое открыл Ей в благовестии Архангел Гавриил: «И наречеши имя Ему Иисус». Ради лучшего уяснения славы Имени Спасителя нашего «Иисус» мы приводим здесь выписку из Слова св. Димитрия Ростовского на Обрезание Господне, из Четьи-Минеи за 1-е января: «Наречено же бысть во Обрезании обоженному Младенцу Имя «Иисус», еже принесеся с небесе Архангелом Гавриилом в то время, егда благовести о зачатии Его Пречистей Деве Марии, прежде даже не зачатся во чреве, сиесть прежде даже не соизволи Пресвятая Дева словесем благовестниковым, прежде даже не рече: «Се раба Господня: буди Мне по глаголу твоему!» — в тех бо Ея словесех, абие Слово Божие плоть бысть, всельшеся в пречистую и пресвятейшую Ея утробу. То убо пресвятейшее имя Иисус, Ангелом прежде зачатия нареченное, во обрезании дадеся Христу Господу, еже бе известием спасения нашего: Иисус бо спасение знаменует, якоже протолкова той же Ангел, Иосифу во сне явивыйся и глаголяй: «Наречеши Имя Ему Иисус, Той бо спасет люди Своя от грех их» (Мф. 1, 21). Но и апостол святый Петр об имени Иисусовом свидетельствует, глаголя: «Несть ни о едином же ином спасения: несть бо иного имени под небесем, данного в человецех, о нем же подобает спастися нам. Сие имя спасительное Иисус, прежде всех век в Тройческом Совете бе предуготовано, написано и даже доселе хранимо на наше избавление, ныне же аки безценный бисер во искупление рода человеческого от сокровищ пренебесных принесено и Иосифом во откровение всем подано, безвестная же и тайная премудрости Божия в имени том явлена... Сие имя аки солнце мир облиста, глаголющу пророку: воссияет вам боящимся имене Моего Солнце правды» (Мал. 4, 2). Аки мvро благовонное Вселенную облагоуха: «Мvро (рече) излиянно имя Твое. Донележе бо мvро в сосуде хранится, дотоле и благовоние его внутрь его удерживается; егда же пролиется, абие благоухания исполняет воздух. Безвестна бе сила Имени Иисусова в Совете Предвечном аки в сосуде сокрываема. А яко с небес на землю то Имя излияся, абие аки мvро ароматно благоуханием благодати при излиянии младенческия во обрезании крове исполни вселенную, и всяк язык ныне исповедует, яко Господь Иисус Христос в славу Бога Отца (Флп. 2, 5-9). Явлена сотворися Иисусова Имени Сила, ибо дивное то имя Иисус удиви Ангелов, обрадова человеков, устраши бесов, и беси бо веруют и трепещут, и от самого того имени трясется ад, колеблется преисподняя, тьмы князь исчезает, падают истуканные, прогоняется мрак идолобесия, благочестия же воссиявает свет, и просвещает всякого человека, в мир грядущего. О сем Имени превеликом Иисусове всякое колено поклоняется, небесных, и земных, и преисподних. Сие Иисусово Имя есть оружие сильное на супостаты, якоже глаголет святый Иоанн Лествичник: «Всегда Иисусовым Именем бий ратники, крепчайше бо сего оружия не обрящеши ни на небеси, ни на земли. Сие дражайшее Имя «Иисус», о, коль есть сладко сердцу, любящему Христа Иисуса. О, коль вожделен но, имущему Его. Иисус бо есть весь желание, весь сладость. Сие пресвятое Имя Иисус, о, коль любезно рабу и узнику Иисусову, в любовь Его плененну. Во уме Иисус, на языце Иисус: Иисус веруется сердцем в правду, Иисус исповедуется усты во спасение. Аще ходящу, аще сидящу, аще что делающу, Иисус пред очима: не судих (говорит Апостол) видети, что в вас, точию Иисуса: Иисус бо прилеплющемуся к Нему есть просвещение ума, красота души, здравие телу, веселие сердцу, помощник в скорбех, радость в печалех, врачевство в болезни, во всех бедах отрада, и спасения надеж да, и Сам Той любителю Своему мзда и воздаяние».

Сие выписано в назидание и сладчайшее поучение правому уму и чистому сердцу верующего человека и довольно уясняет разумение о божественном величии, силе и славе имени «ИИСУС», о Нем же спасаемся верующе в Него.

Мы уже слышали, как Царица спасения нашего, Честнейшая Херувимов и Славнейшая Серафимов, в Своей боговдохновенной пророческой песни в дому праведной Елисаветы воспела Имя Иисусово: «Яко сотвори Мне величие Сильный и СВЯТО ИМЯ ЕГО».

Краткое песнопение, но безконечно великое содержит оно божественное обетование.

(Внимайте: имеяй уши слышати да слышит).

Носящая в Богоприемном пречистом чреве Своем пророчески поет: «и милость Его в роды родов боящимся Его». — Обетование милости боящимся Его... Обетование милости имеющим уверовать в Него, уверовать во имя святое Его.

До пришествия Его на землю все от самого Адама под грехом затворени быша, говорит св. ап. Павел. Егда же Сын Божий, дабы явиться на землю спасения нашего ради, воплощением соделался Сыном Девы без семени, от пречистых кровей Ея, наитием Святаго Духа (Ис. 7, 14) — вошел в дверь, по Иезекиилеву пророчеству (читаем 44-ю главу, 1-4 ст.), дверь, кроме Его никем непроходимую, говорим в дверь — Пречистую утробу вечной Девы, Благодатной Марии. Она же, Дверь сия, Дверь Сына Божия, нося Его во чреве Своем, в богодухновенной песне пророчески воспела милость Его в роды родов боящимся Его; прорекла пред лицом единой сродницы Своей, в доме ее, по величию пророчества, и сила Его объяла все роды родов уверовавших в Него, во Имя Святое Его.

Теперь мы предлагаем выписку из сказания о безсмертном Успении Пресвятой Богородицы, как Она и в самом Успении воспела славу Имени Его.

Ко дню Пречестнаго Успения Пресвятой Богородицы силою Божиею представлени быша вси святии апостолы дванадесять и прочие все от семидесяти, и другие богопроповедники из всех стран вселенной, вся Иерусалимская Церковь и из окрестных стран христиане потщались прибыть к одру Преблагословенной Девы Матери Господней.

Наставшу же месяцу августа 15-му дне и преспевшу ожидаемому тому благословенному часу, иже бе во дни третий (по восточному времени, а по нашему девять утра), в оньже преставлению Пресвятыя Богородицы совершитися, и многим свещам возжженным бывшим и славословию Божию от святых Апостол творимь, лежаше честно на украшенном одре приуготовившаяся к блаженному исходу Пренепорочная Девица, чающи к Себе пришествия Самого Превожделеннаго Сына и Господа; и внезапу облиста храмину свет Божественныя славы неисповедимы, от Него же свещное светение померче. И ужасни быша вси, кому видение то открыся, и зряшеся покров храмины отверст, и слава Господня с небесе идяше, и се Царь Славы Христос со тмами Архангел и Ангел, со всеми небесными силами, и с праведными святых праотец и пророков, о Пресвятой Деве иногда предвозвестивших, душами пришедше и приближашеся к Пречистой своей Матери. Она же, узревше прихождение Сыновне, прерадостно воззва обычныя Своея песни словеса, глаголющи: «Величит душа моя Господа, и возрадовася дух Мой о Бозе Спасе моем, яко призре на смирение рабы Своея». И воздвигшеся от одра, яко в сретение Ему тщашися, и поклонися Господу Своему. Той же, приблизився, любезнейшими на Ню взираше очесы, и глаголаше: «прииди ближняя Моя, прииди голубице Моя, прииди дражайшая Моя Маргарите, и вниди в хранилища вечныя жизни». Она же, поклонившися, рече: «Благословенно Имя Славы Твоея, Господи Боже Мой, изволивый Мя избрати, смиренную рабу Твою, в послужение Таинству Твоему, помяни убо Мя, Царю Славы, в безконечном Твоем Царствии: Ты бо веси, яко всем сердцем Моим возлюбих Тя, и соблюдох ввереное Ми от Тебе сокровище, ныне же приими в мире дух Мой и покрый Мя от области темныя, да никое же сатанинское стремление усрящет Мя».

Господь же пресладкими словесы утешая Ю, не боятися сатанинския силы, глаголаше, яже попрана уже есть ногама Ея, но да дерзновенно пройдет от земли к небесным, любезно призываше. Она же радостно отвеща: «Готово сердце Мое, Боже, готово сердце Мое». И паки древнее Свое слово: «Буди Мне ныне по глаголу Твоему» рекши, возлеже на одре! И о зрении пресветлаго лица Господа, и Сына Своего прелюбезнейшаго веселящеся неизречен но, от самыя пресладчайшия к Нему любве, и от преисполнения радости духовныя пресвятую Свою душу предаде в руце Сына Своего, ни единыя же болезни телесныя имущи, но аки сном сладким уснувши. Той бо, Его же зача Она без истления и роди без болезни, поят пречестнейшую Ея душу от тела безболезненно, и телу Ея пречистому не даде видети истления.

Абие же начася прерадостное и пресладкое ангельское пение, в нем же слышахуся сия часто от Ангелов повторяемыя Гаврииловы целования глаголы: «Радуйся, благодати исполнение, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах». И тако торжественно от всех небесных чинов проводима бе Пресвятая душа Ея в горняя, руками Господними несома. Провождаху же Ю и Апостольская очеса, на видение то преславное смотрети сподобившаяся, якоже иногда Господа от Горы Елеонския возносящася умиленными провидеша очесы: и стояху ужасни, аки забывшися на долзе. Также в себе бывше, Господу, душу Материю на небо преславно вознесшему, поклонишася, и обступиша одр со слезами, и видеша пресвятое лице Мариино, яко солнце сияющее, благовоние, всякия ароматы земныя превосходящее, его же язык человеческий изрещи не может. И лобызаша вси тое пречистое тело со страхом и благоговением, и почитающе пречестно, и освящахуся от прикосновения к нему, и ощущаху в сердцах своих духовную премногую радость от благодати Пресвятыя Богородицы.

Подавахуся же исцеления болящим, слепым очеса просвещахуся, глухим отверзахуся слуху, хромым стопы ног утверждахуся, духи нечистыя бяху прогоними, и всякая болезнь единым одра Пресвятыя Богородицы прикосновением абие врачевашеся».

Сие предисловие мы полагаем в основание нашей истории и во свидетельство, дабы читающим историю разумно было, как без мерно тяжек грех отверзших уста в хуление сего имени Сына Божия «ИИСУС».

Преподобный Нил Мvроточивый в своих «Посмертных вещаниях» сказует, что первоначальные преподобные отцы Святой Горы Афонской читали молитву Иисусову в следующей подробности: «ГОСПОДИ ИИСУСЕ ХРИСТЕ, СЫНЕ И СЛОВЕ БОЖИЙ, БОГОРОДИЦЫ РАДИ ПОМИЛУЙ МЯ».

ВСТУПЛЕНИЕ

На закате дней моей жизни у меня возникло желание, ради душевной пользы своей и ближних, воспомянуть о происшедшей духовной брани на Св. Горе Афонской за Имя Господне. Содержание этой брани целиком живет в нашей памяти с самого начала ее, а конца ей нет, до самого явления в Страшной Славе Судии всей твари, Имя Которого и восхулилось человеками из рода христианского, живущими по стихиям века сего. Начало сей брани происходит в тесной связи с основанием Святой обители св. апостола Симона Канонита на Кавказе, называемой «Новый Афон».

Сим и начинаем наше воспоминание.

Глава 1. Новый Афон

Во второй половине 19-го столетия, когда обитель Св. Великомученика Пантелеймона на Св. Горе Афонской, под руководством высокоопытных духовных старцев, пришла в полный расцвет духовной жизни, тогда у старцев этих родилось благочестивое желание и в родной России устроить подобную обитель, с тем же строгим уставом и чиноположением, для поддержания иноческого духа среди соотечественников — любителей монашества.

О своем желании они сообщили Российскому правительству. Российское же правительство, в свою очередь, с любовью откликнулось на сие предложение, предоставив им подыскание любого места на пространствах России. Староафонские иноки, любители гор и красоты природы, остановили свое внимание на древнем, полуразрушенном храме Св. Апостола Симона — Канонита, на Кавказе, на берегу Черного моря. Русскому правительству этот выбор места был весьма по сердцу, в пользу просвещения отдаленных кавказских инородцев. Для строительства новой обители старцы Пантелеимоновского монастыря послали искусного зодчего иеромонаха Иерона и с ним двадцать человек молодых монахов, которые должны были восстановить храм св. Апостола Симона Канонита, а при нем и обитель, название которой дали «Новый Афон».

Глава 2. Об о. Иларионе и его книге «На горах Кавказа»

В числе братства, посланного для строительства Нового Афона, был один молодой инок о. Иларион, который резко выделялся среди своих товарищей пустыннолюбием и влечением к безмолвию. Как и все братство, он равно нес послушание, трудился, полагал свои силы на строительство новой обители. Когда же братство новой обители возросло за счет новопоступивших русских пришельцев из мира, то о. Иларион стал временами удаляться в соседние пустынные горы для обучения себя безмолвию, сначала на несколько дней, а потом и до недели. Товарищи, братия, не имея в нем нужды, не препятствовали ему и даже поощряли его, радуясь, что один из среды афонитов пошел на высший подвиг.

Так, прожив до старости и научившись тому, что дает пустыня и безмолвие, под руководством опытных старцев отшельников, которые встречались ему в горах, он стал опытным подвижником. Получив от Бога дар молитвенный и проводя созерцательную жизнь, он возымел желание поделиться с последним поколением монашествующих, во-первых, советом о даре молитвенном, а во-вторых, красотой пустынного безмолвия. Имея семинарское образование, он написал чудную книгу, дав ей название: «На горах Кавказа». У него было много учеников, которым он на духовные вопросы да вал письменные духовно-назидательные ответы. А так как эти ответы имели одну и ту же цель по содержанию, как и вся книга, то он поместил их в конце книги, по обычаю духовных писателей.

Книга нашла своих любителей и быстро разошлась по рукам. Приобрели ее и братья Пантелеимоновского монастыря на Св. Горе Афонской, товарищи о. Илариона, из среды которых он послан был на Кавказ, на стройку обители Нового Афона. Кроме добро ты книги, им особенно было приятно читать ее, потому что написал ее их друг и товарищ. По содержанию книги они достойно судили и о духовном совершенстве ее автора, своего брата по обители. Некоторые из этих товарищей о. Илариона были уже начальниками в монастыре Св. Великомученика Пантелеимона: Игумен Мисаил, о. Наместник, о. Духовник, о. Казначей, о. Благочинный, а другие были соборными старцами. Прежние же начальники и соборные старцы, благочестивые инициаторы «Нового Афона», пославшие на Кавказ о. Илариона с товарищами, отошли ко Господу.

Книгу начал писать о. Иларион в 1905 году, а вышла она из печати первым изданием еще в 1907 году. Видя пользу ее для ищущих спасения, особенно среди монашествующих, о. Иларион решил повторить издание своей книги. Для этого он тщательно пересмотрел, проверил, исправил и дополнил ее. Когда он уже заканчивал сей труд, свершилось некое обстоятельство, о котором надлежит подробно и громко говорить, ибо оно и было виною брани на Имя Господне.

Глава 3. Наталья

В Петербурге некая женщина Наталья прославилась прозорливством. Нашлось у нее много почитателей — всякого рода простецов. Говорила она каждому якобы от лица Божией Матери, являвшейся ей во всякое время, когда захочет Наталья.

В те же дни, когда о. Иларион готовил книгу свою к выпуску вторым изданием, Наталья объявила своим почитателям, что имеет желание отправиться во св. Град Иерусалим на поклонение Живоносному Гробу Господню. Из среды почитателей нашлись желающие сопутствовать ей. Доехав до Одессы, где надлежало пробыть около двух недель для выправки документов на выезд за границу, Наталья остановилась на подворье Пантелеимоновского монастыря Св. Горы Афонской. Канцелярия подворья брала на себя обязательства и все хлопоты на выезд за границу всякого паломника, следующего ко святым местам Востока.

Наталья по слухам и раньше была известна братству подворья и даже самой обители Афона, а во дни гощения в Одессе братия так превознесли ее, что, отправляя ее на пароход, поусердствовали сообщить по телеграфу в саму обитель, что знаменитая прозорливица изволила ехать в Иерусалим на таком пароходе, который заходит ко Св. Горе Афонской, и предложили лично осчастливить себя беседой с такой великой женой, которой всегда соприсутствует Божия Матерь, и она от лица Ее дает ответы всем приходящим к ней за советом.

К берегу Св. Горы Афонской пароходы не пристают, и пароходной пристани во всей окружности Афона нет, но к прибывшему пароходу подходят лодки, посредством которых производится разгрузка и погрузка водного транспорта. Паломники мужчины, прибывшие на Святой Афон, благоговейно и радостно переплывают лодками на берег Святого Жребия Божией Матери, а женщины только посмотрят с пароходной палубы на дивную красоту земного рая — пустынного Афона, но вступать на него не дерзают, им не положено...

Если закон о невходе жен на Св. Гору нарушить нельзя, то сама Пантелеимоновская обитель, извещенная из Одессы телеграфом, оказала честь паломнице-жене, прозорливице, явившись к ней на пароход в лице старшей братии: о. Наместника, о. Духовника, о. Благочинного, о. Казначея и других старцев и братии. Прозорливица на пароходной палубе принимала их, сидя на своем путевом ящике, а старцы подходили, смиренно кланяясь ей, а не которые даже лобызали ее руку. Каждому давая ответы, Наталья прежде обращала взор свой в сторону на видимое ей одной лице Божией Матери и от лица Ее открывала духовное состояние каждого. Например, об одном говорит: «Матерь Божия сказала: «Это раб мой»», а о другом: «Матерь Божия на тебя смотрит косо», — и тому подобное говорила она каждому старцу, подходившему под ее благословение.

Этой церемонией остались довольны обе стороны: и почтенные старцы, убеленные сединами, и, конечно, сама виновница не бывалого события, знаменитая прозорливица Наталья, для сопровождения которой заботливые отцы соблаговолили послать от себя опытного проводника-инока во Святой Град Иерусалим.

Все это чиноначалие и старцы Пантелеимоновского монастыря являлись ближайшими друзьями и товарищами автора книги «На горах Кавказа» о. Илариона и одногодками ему по поступлению в обитель. Любя его братски и почитая как подвижника, особенно после выпущенной им книги, они всегда имели с ним самое близкое общение перепиской как друзья и духовные собеседники. И на этот раз они не могли удержаться, чтобы не поделиться с ним небывалым событием и величайшим счастьем, что их посетила такая жена, высокая прозорливица, которой всегда соприсутствует Сама Матерь Божия, и описали ему все до мельчайшей подробности, что им показалось в этой жене чудесного. Получив это сообщение, о. Иларион возскорбел о духовной слепоте своих старо афонских старцев, товарищей. Он обратился к своим старцам пустынникам, духовно-опытным в распознавании духа Божия и духа лестча, и предложил им на рассмотрение письменное сообщение со Св. Горы Афонской. Старцы-подвижники всем собором признали в жене Наталии бесовскую прелесть и что ей в святотатственном образе Матери Божией приседит диавол. Без обличения и вразумления происшедшее оставить было нельзя, ибо этот соблазн лег тяжким грехом на всю обитель св. Пантелеймона. О. Иларион был вынужден написать своим товарищам вразумитель ное письмо, чтобы они признали свое заблуждение, глубокое падение и принесли искреннее раскаяние пред Богом и пред лицом самой Божией Матери, величие и славу, и честь Которой святотатственно окрали и перенесли на диавола, и ему воздали поклонение. Письмо кавказского пустынника принесло добрый плод. Рассмотрев подробно всю действительность, при свете такого вразумительного письма друга и брата своего, виновники признали свой тяжкий грех и горько раскаивались, а о. Илариону, вразумившему их, были весьма признательны и благодарны. Но падение Пантелеимоновской братии являлось для всех насельников Св. Горы Афонской искушением, потрясающим и опаснейшим для всех верующих, ибо ему было положено начало в столице России и пронеслось с запада на восток. Наталья прославилась в Петербурге, откуда в сопровождении обольщенной ею толпы прибыла в Одессу, где толпа увеличилась, а на пароходе, как известно, едет не одна сотня пассажиров. По образу толпы Натальиной, они тоже умилялись диавольским обманом. А тут такая честь и слава тому же идолу на Св. Горе Афонской! В святом же граде Иерусалиме со всего христианского мира стекаются сотни тысяч верующих. Конечно, не осталась здесь в стороне и знаменитая прозорливица, окруженная толпой поклонников, в сопровождении прикомандированного Афонскими старцами монаха — свидетеля братства славной обители святого Пантелеймона (почему о. Иларион и дает такое начало письма в книге «На горах Кавказа» к своим товарищам: «Слово, привезенное из города Иерусалима». — Авт.). Понятна благочестивая ревность старца, пустынника Кавказского Илариона, о поругании Божественной славы Честнейшей Херувимов, Царицы неба и земли. Принимая во внимание силу духовной опасности, он не мог ограничиться обличением одних только виновников — своих легкомысленных товарищей. От увлечения подобными обольщениями и от падения в самую прелесть бесовскую необходимо было предостеречь всех христиан. Эта опасность со стороны рыкающего адского льва, хотящего поглотить души человеческие, всегда угрожает нам. Ради этого о. Иларион свое внушительное письмо решил поместить в своей книге с другими письмами, которыми он пользовал в духовном руководстве своих учеников и собеседников. Но поместил так мудро и искусно, что, сохранив подлинность письма, не обнаружил ни одного лица из своих друзей, не наименовал и самую виновницу Наталью и даже об Афоне не упомянул, где произошло поклонение диаволу. Мы же обнаруживаем в своем рассказе это ради того, чтобы выявить преступление и преступников, возмутивших Св. Гору Афонскую и всю Святую Церковь Христову восстанием на славу имени Божия, воспаливших богохульную ересь, изрыгнувших хулу на имя Божие и навлекших кару Божию на всю вселенную, Святую же Гору Афонскую превративших в «мерзость и запустение».

Сохранив тот же порядок писем к своим собеседникам, ка ков был в первом издании, следующее письмо к своим товарищам — старцам обители св. Пантелеймона во втором издании о. Иларион поместил в самом конце книги, после писем к духовным собеседникам. Приводим его дословно:

Глава 4. Письмо о. Илариона

«На твое любезное письмо отвечаю по силе и своему разумению, как мне видится дело. Слово, принесенное к вам из Иерусалима, о некоей мирской женщине, по словам которой будто бы непосредственно, во всякое время беседующей с Божией Матерью, по рассуждению кавказских пустынников, оказывается ложным и несостоятельным, а что всего важнее — делает вас и всех поверивших сему сказанию виновными пред Божией Матерью в недолжных понятиях, касательно величия и славы, неотъемлемо соединенных с лицом Преблагословенной Девы Богоматери, воистину Честнейшей Херувим и Славнейшей без сравнения Серафим.

Разсудите сами и разсмотрите тщательно всю историю христианства от самых времен Христа Спасителя, до наших дней — было ли когда-нибудь, что-либо подобное, о чем дерзает говорить оная женщина N. поставляя себя на такую близость к Божией Матери, коей еще не был удостоен ни один из людей. Известно, что св. апостолы занимают в Церкви после Богоматери самое высшее место; но, смотрите, — какие их отношения к Преблагословенной Деве — Царице неба и земли. Вот они, по сказанию церковной истории, собраны от конец земли на честное погребение Всепречистой, будучи облаками по воздуху восхищены каждый от своего места. И с каким священным богоприличием и духовным восторгом, с какими неизреченными чувствами небесного благоговения сопровождают Богоприемное тело Пренепорочной Отроковицы! На Ню же, — говорят, — взирати не можем. И Той достойныя чести воздати не мощно; старейшин же небесныя силы прекрасно пред гробом предъидяху, и невидимо вопияху Превысшим небесным чиноначалием: «Возьмите врата князи ваша и сию премирно подъимите, яко Матерь присносущнаго Света! Тоя бо преизящное превосходит всяк ум!» Видите, какая страшная и неисповедимая слава по достоянию сопровождает Честнейшую Херувим и Славнейшую без сравнения Серафим, что сами Апостолы не могут не только с Нею беседовать, но даже и взирать на Нее, по причине неприступной славы. А сия женщина N дерзает говорить о себе, что беседует с Божией Матерью, когда только захочет, будто с обыкновенным человеком, как мы разговариваем с другими. Таковой близости к Преблагословенной Святыне, видим, не был сподобляем ни один из смертных. Принимая за правду таковое нелепое свидетельство о себе женщины, все вы, поверившие ей, становитесь виновными пред Божией Матерью в том, что не имеете должных понятий о Ее преестественной славе и неприступном величии.

Смотрите, так ли Она благоволит являться людям?.. Вот, на третий день, по честном своем Успении, Она явилась на воздухе всем Апостолам: и какая Божественная слава, какой неприступный, пренебесный свет Ее окружал!.. И Она только изрекла сии радостные немногие слова: Я Заступница ваша, и не только ваша, но и всего мира! А сия женщина обращается к Ней, с какими только хочет словами, а мы делаемся сообщниками святотатственному кощунству женщины, потому что вместе с нею уничижаем величие и небесную славу Преблагословенной.

Смотрите далее, читаем в житиях святых угодников Божиих, — так ли являлась им Божия Матерь, например преп. Сергию и Серафиму Саровскому? Они были вне себя от духовного восторга, и если по особенной чистоте своей души они могли выносить и смотреть на небесную славу и Божественный свет окружавший явление Богоматери, то бывшие при них люди, например ученик Сергия (кажется, Никон), а у Серафима — приглашенная ранее монахиня, лежали на земле поверженными, не терпя сияния невыносимого света. А Преблагословенная соблаговолила изречь им только несколько словес.

Правда, было благоугодно Божией Матери являться и без славы, как, например, св. Афанасию Афонскому. Но часто ли? Хотя бы и такому великому подвижнику, и Божиему угоднику. А сия неразумная, кощунствуя, всем глаголет, что на все, о чем бы ни спросила, хотя самое обычное из нашей жизни, Божия Матерь ей отвечает; а не размыслит того, что такое близкое к нам отношение унижает достоинство Богоматери и несвойственно Ее небесному величию и славе. Жена оная говорит: «Матерь Божия посмотрела строго; Матерь Божия сказала... и то, и то...» Так рассказывают принесшие, из Иерусалима, удивительную весть.

От слышания таковых словес великим негодованием наполняется христианское сердце, привыкшее с детства к тому, чтобы — иметь Божию Матерь в должном почитании, — и так, как приличествует Честнейшей Херувим и Славнейшей без сравнения Серафим! Ангелы и Архангелы на Ню взирати не могут; а жена смертная свободно и без всякого страха, когда только восхощет, беседует с Нею, о чем ее спросят... Увы присвоению святотатственной чести! Увы неслыханной дерзости и оскорблению Преблагословенной!

Обольщение этой жены, между прочим, видно и из того, что она сказала от лица Богоматери одному человеку, привезшему эту повесть: «Это Мой избранник». Что может быть от слова сего, кроме высокого о себе мнения?!

Если скажете, что Матерь Божия открывает ей свое слово в духе сокровенно, то этому противоречат слова жены, ибо она говорит: «Матерь Божия посмотрела строго, Матерь Божия сказала и то, и то». Здесь видится непосредственное зрение Богоматери и личная беседа.

Вы, конечно, виновны в том, что легкомысленно поверили нелепости, чем обнаружили в себе отсутствие разума духовного и дара различения духа истины от духа лестча, а может быть, соблазнили и других, которые поверили этой нелепости. Таковые люди всегда были и будут до скончания света. Похищая Божию святыню, они удобно пользуются этим к достижению своих корыстных целей.

Люди, им же князь века сего ослепил очи, верят им и возносят их превыше всего, как святых и друзей Божиих... и жертва обильными реками течет к ним со всех сторон. Присмотритесь к ним внимательнее, и увидите цель их действия...

Кто бы ни читал в книге о. Илариона это письмо, разумеется, получал только назидание духовное, по Апостолу: «Блюдите, како опасно ходите» (Еф. 5, 15). Но кто — эти поклонившиеся жене в прелести диавольской, и где это произошло, — для всех остается духовная тайна, да никто сего и не допытывается, если бы сами виновные не возвестили о ней. Есть старинная пословица: «На воре шапка горит». Зажгли на себе шапку товарищи и друзья духовные о. Илариона. И оповестили всему миру, что они кланялись диаволу, приседящему жене Наталье, у берега Св. Горы Афонской, земного жребия Божией Матери, пред лицом славной обители св. Велико мученика Пантелеймона. Ибо пароход, на котором ехала Наталья, имел остановку у берега Пантелеимоновского монастыря.

Глава 5. Второе издание книги «На горах Кавказа»

Исправленная и дополненная, книга «На горах Кавказа» была приготовлена ко второму изданию и заканчивалась письмом, вразумившим падших в диаволопоклонство товарищей о. Илариона. Но для ее издания о. Иларион положительно не имел средств. Поэтому он решил предложить свой труд Мариинской общине в Москве, основанной Великой Княгиней Елисаветой Феодоровной, настоятельницей этой общины. Княгиня с любовью приняла предложение старца-пустынника, уже знакомая с первым изданием его книги. Так иждивением Великой Княгини вышла книга в свет в 1910 году. И опять же все издание быстро разошлось по рукам любителей молитвы Иисусовой. Ее приобрели и монашествующие, и белое духовенство, и благочестивые миряне. Несколько экземпляров доставлено было и на Св. Гору Афон. Особенно восхищались ею в Пантелеимоновском монастыре старцы — друзья и товарищи о. Илариона. Судя по содержанию книги, они достойно рассуждали и о духовной высоте ее автора, своего духовного друга; восхваляя книгу, они и его имели в высоком почтении. Когда же они дочитали до раздела писем и увидели там письмо, которое вразумило их, падших, и обратило к раскаянию в грехе диаволопоклонства, то любовь и восхищение книгой обратились у них в страшную злобу и ненависть и к чудной книге, и к ее автору. Значит, уязвлено было их самолюбие. И «загорелась шапка на воре».

Что он сделал?! Зачем он поместил в книгу это письмо, которое теперь читают все, у кого в руках эта книга?! Так они стенали и вопияли друг к другу между собой и, распаляемые диаволом в неистовую злобу, решили в чем-нибудь обвинить книгу, чтобы добиться ее запрещения.

Худо рассуждают те, которые в укор автору книги, в поблажку же Пантелеимоновским старцам, скажут: на самом деле, зачем о. Иларион поместил в книгу письмо, тем самым нанес обиду и огорчение своим друзьям — товарищам. Если бы в книге не было этого письма, то не было бы никакой смуты, и было бы на Афоне мирно и спокойно. Так говорили у нас, на Афоне, в начале духовной брани, так говорят некоторые и в России. Но мы уже сказали выше, что, благочестиво ревнуя о поруганной славе и чести Божией Матери, Честнейшей Херувим, Царицы неба и земли, желавший предостеречь весь род христианский от пагубной диавольской прелести, о. Иларион поместил в конце своей книги это письмо, которое так ясно раскрывает эту пагубу. Надо взять во внимание и то, что цель издания книги не частная, а в спасительную пользу всем благочестивым христианам. Поэтому крайне безрассудно товарищи о. Илариона отнесли значение письма и всей книги только к себе.

Подлинник письма о. Илариона, который они получили с Кавказа, был пространней. То, что это потрясающее искушение произошло именно на Св. Афонской Горе, в земном жребии Божией Матери, о. Иларион в своем письме не упомянул. Он открыл только самое обольщение диавольское. Помещенное в книге письмо являлось спасительным и для самих друзей о. Илариона. Ибо, как показали последствия, они не вменили себе в грех поклонение диаволу, поругание божественного величия Божией Матери, богохульное окрадение преестественной, божественной Славы Ее, честь Которой они перенесли на диавола. Они о том даже забыли, и только увидев в книге своего друга безымянный текст письма, они вспомнили, но не в пользу себе, а в сугубый грех. Похвально бы было для них, если б, увидев это письмо в книге, они вспомнили свое тяжкое грехопадение, повергли бы себя пред божественным величием Богоматери и, омываясь слезами, раскаивались в нем. Этого с их стороны и ожидало милосердие Божие, чтобы простить оскорбителей Своей Пречистой Матери. И тогда, несомненно, было бы мирно и покойно на Св. Горе Афонской.

Но эти злополучные старцы далеки были от мысли, чтобы со знать свой грех, и искренно раскаяться в нем. Ими обуял дух самолюбия и гордости, и тот же дух воспалил в них неистовую злобу и ненависть на о. Илариона и на его книгу. В своем нечестивом совете они решили в чем-либо обвинить книгу и добиться ее уничтожения.

Но, как и в чем обвинить? Когда она два раза, первым и вторым изданием, прошла духовную цензуру и всеми читателями была одобрена?! В своем безсилии они обратились к жившему в скиту «Новая Фиваида» ученому иеросхимонаху Алексею Киреевскому, который окончил два высших учебных заведения — университет и Духовную Академию. Объяснив ему причину своей ненависти к книге, они сказали: «Ты, как ученый, не найдешь ли в этой книге какую-либо ересь, по которой можно добиться ее запрещения?» Ученый с охотой приступил к просмотру книги. Не давая себе труда прочитать всю книгу, он остановился своим вниманием на словах о. Иоанна Кронштадтского «Имя Божие есть Сам Бог» и «В Имени Иисус Христос — весь Христос» и заявил: это ересь «Имя Иисус (Христово) — есть простое человеческое имя, которое носили Иисус Навин, Иисус Сирахов, Иисус Иоседеков и другие Иисусы...» Обрадованные старцы с этого и начали брань на Имя Божие.

Глава 6. Начало духовной брани

Скит «Новая Фиваида» — отделение самой обители св. Пантелеимона на участке ее владения под властью того же монастырского начальства. Старец, управляющий братством скита, а также и благочинный назначались начальством обители. Численность братства до двухсот с лишним человек. Жили одна часть общежительно, а другая строго отшельнически, поодиночке. На богослужения собирались все в скитский собор.

В этом скиту и подвизался иеросхимонах Алексей (Киреевский) — по происхождению из дворянской фамилии, средних лет, выделялся и славился как высокоученый, возвышался как презревший земную славу, посвятивший себя смиренному монашеству. Но сей-то знатный отшельник и явился сосудом древнего змия, наподобие ересиархов минувших веков: Ария, Нестория и других, ересями воевавших на Христову Церковь. Внушением того же змия Алексей из своего затвора изрыгнул ересь, которая стала причиной всего, что последовало в поднебесной с момента похудения им Имени Божия. Обрадованные старцы, (назовем их диаволопоклонниками — из-за поклонения их прельщенной Наталье), возвратились в свои кельи от ученого монаха, полные надеждой, что ненавистная книга с письмом будет осуждена как еретическая и вредная и запрещена церковной властью. Они торжествовали успех, — что так легко и быстро нашлась сильная причина к поражению ненавистной им книги.

Начало брани и открытого хуления имени Божия ученый ересиарх иеросхимонах Алексей (Киреевский) положил следующим образом. В том же скиту «Новая Фиваида» 18 лет безвыездно проживал маститый старец схимонах Мартиниан (Белоконь), тоже из числа друзей и товарищей автора книги «На горах Кавказа». Он был опытным делателем умносердечной молитвы Иисусовой, уважаемый всем братством скита и самой обители. Ученый Алексей Киреевский знал, что он тоже приобрел себе книгу «На горах Кавказа», и при встрече с ним говорит: «О. Мартиниан, а книгу Иларионову читать нельзя!» — «Почему нельзя?» — «Потому что в ней ересь». — «Какая ересь?» — «А в ней говорится, что имя Божие есть Сам Бог и что в Имени Иисус Христос — Сам есть Иисус Христос». А как же? Какая же в этом ересь? — А вот как. Мы веруем в Бога, а имя Божие, которым мы именуем Бога, не есть Бог, но есть простое слово человеческое. Бог одно, а имя Его — другое, так были Иисус Навин, Иисус Сирахов, Иисус Иоседеков и другие у евреев были Иисусы. Такое же было дано имя Иисусу Христу, и что же, разве и те были Боги? И, вообще, имя Божие называть Сам Бог — это ересь». Слушая такое объяснение от ученого, о. Мартиниан возразил: «Да что ты, с ума спятил, отделяешь неотделимое от Бога Имя Его и сравниваешь Имя Божие с именем и словом человеческим? Ты говоришь ересь. Низводишь Имя Творца на степень тварного имени». И между ними произошел первый спор. Они друг другу доказывали. Друг друга называли еретиками. При этом их споре присутствовал весьма благоговейный иеродиакон отец Николай. Он молчал, но в лице его выражалась скорбь.

В наставшую субботу скитский благочинный встречает в соборе ученого Алексея и этого иеродиакона, останавливает их и говорит: «Отец Алексей, наступает твоя очередь, занимай седмичное служение в соборе; а ты, отец Николай, будешь служить седмицу с отцом Алексеем». Но о. Николай заявил: «С отцом Алексеем я служить не буду». — «Почему?» — «Потому что он еретик, хулит Имя Божие, называет Его простым человеческим именем». — Благочинный строго ему говорит: «Не твое дело рассуждать об этом, твое дело послушание!» О. Николай возразил: «Я православный и с еретиком служить не могу». Никакие прещения благочинного не подействовали на о. иеродиакона, и служить с ученым еретиком о. Алексеем он наотрез отказался. Благочинный донес об этой стычке в самую обитель старейшему начальству, которое и явилось самим гнездилищем всей злобы начинающегося движения, и всего того, что за этим последовало — горе, горе — увы, увы! из-за письма, уязвившего их самолюбие! Начальство вызвало о. иеродиакона на суд. Братству скита и самой обители было уже известно и о споре ученого о. Алексея с о. Мартинианом, и об отказе о. Николая служить с о. Алексеем. И вот, доселе мирное братство, тихое и кроткое житие иноческое, в любви пребывавшее, неожиданно возмутилось явившимся необыкновенным вероисповедным вопросом и пришло в волнение. Весь собор начальства на суде в силе власти своей столкнулся с немощным о. иеродиаконом и никакими прещениями и угрозами не мог и на йоту поколебать его благочестия. Он обличил все это сонмище в богохульной ереси. Одновременно с этим произошло разделение всего двухтысячного братства обители св. Пантелеймона и его скита «Новая Фиваида». Одна часть явилась стороной, согласной с начальством обители, а другая, большая по числу, в защиту благочестия, из среды которой во время суда над о. иеродиаконом выступили пламенные ревнители, защитники славы Имени Божия. Двух из них этот суд немедленно изгнал из обители. Таково было начало духовной брани (войны) за Имя Божие.

Внешне жизненный порядок обители, что касается чина и по слушания, оставался нерушимо тем же, каким и был. Внутренняя же сторона, духовная, непримиримо разделилась. После безрезультатного суда над о. иеродиаконом старцы — начальники и часть братства, соизволившая их злочестию, начали все больше и больше изощряться в злословии и поношении Истины, выраженной в книге о. Илариона: «Имя Божие есть Сам Бог», «Имя Иисус Христос есть Сам Иисус Христос», по неотделимости имени от Лица. По изощрению ученого о. Алексея (Киреевского) и по действию диавола, эту истину ненавидели и прилагали все старание привлечь на свою сторону все братство, которое числом превосходило их сторону. Но как морские волны разбиваются о гранитные скалы, так и льстивые их попытки восстания на истину сокрушались о твердыню благочестия братии — исповедников Имени Божия.

Глава 7. О. Антоний (Булатович). Чудесное вразумление

Два изгнанных инока пришли в нашу обитель, в скит св. Апостола Андрея Первозванного, излить свою скорбь о. Антонию (Булатовичу), который был известен между русскими во Св. Горе Афонской своей высокой духовной жизнью и происхождением. Касаясь его личности, сейчас же необходимо кратко описать некоторую часть его биографии, которая входит в не посредственную связь с истиной, выраженной в книге «На горах Кавказа». О. Антоний, в миру Александр Ксаверьевич Булатович, происходил из древнего боярского рода грузин, сын генерала. С детства он отличался необыкновенной религиозностью, унаследованной от благочестивых родителей-грузин. По окончании Петербургского Императорского Лицея, во исполнение воли родителя, он поступил на военную службу в Лейб-гвардии Его Величества Гусарский полк. Еще до военной службы, студентом лицея, он сильно почитал о. Иоанна Кронштадтского. Это чувство, как и сама религиозность, хранились в нем и в дни военной службы, хотя и вращался он в среде веселого молодого офицерского общества, но не более, как по службе. Но это не поколебало внутреннего его настроения. По смерти же отца своего, генерала, молодой Булатович, будучи по внешнему положению блестящим офицером в чине ротмистра, по внутреннему же настроению, тяготясь шумом суеты мира сего, решил последовать тайному влечению сердца — уединиться в тихую обитель смиренных иноков. По благословению чтимого им о. Иоанна Кронштадтского он исполнил заветное желание — ушел в отставку с военной службы и для обучения себя на поприще иночества поступил на Никифоровское подворье в Петербурге, настоятелем которого было одно из близких к о. Иоанну Кронштадтскому духовных лиц. В одну из поездок к о. Иоанну Кронштадтскому этот настоятель взял с собой и нового послушника, Александра (Булатовича). Когда настоятель был принят о. Иоанном во внутренние комнаты, послушник Александр оставался в передней и, по обычаю монашескому молясь, перебирал четки, в мыслях усердно желая, чтобы о. Иоанн сказал ему слово в руководство. И вот слышит — идут по коридору оба: о. настоятель и сам о. Иоанн, провожающий его. Когда они вышли в переднюю, послушник Александр поклонился в ноги о. Иоанну, о. Иоанн благословил его, вынул из-под полы книгу и сказал: «А это тебе в руководство». Поразительно точный, буквальный ответ на мысленное желание послушника Александра. Приняв благословение и поцеловав книгу, послушник Александр был вне себя от радости. По возвращении своем пожив некоторое время на том же подворье, послушник Александр решил совсем удалиться из многомятежной России, во Св. Гору Афонскую. Испросив на это благословение у о. Иоанна Кронштадтского, он оставил шумную родину, приехал на Афон и поступил в скит св. Апостола Андрея Первозванного. В то время игуменом и настоятелем скита был чудный маститый старец схиархимандрит Иосиф, который с радостью принял новоприбывшего послушника Александра. Как новоприбывший послушник, Александр первоначально, по обычаю, занимал номер в гостинице. В беседе с духовным старцем игуменом Иосифом он открыл ему о себе все, отдавая ему себя в духовное руководство. Игумен же Иосиф, видя в нем высокое призвание, по совету старшей братии назначил ему уединенную келью. За вратами скита, в скитском саду, есть несколько маленьких каливок (келлий) для желающих уединяться кому-либо из братии, ему и предложили их на выбор. Облюбовав одну из них, с благословения о. игумена Иосифа и старшей братии, он поселился в ней на уединение с условием на все Богослужения приходить в собор скита, а также и на общую братскую трапезу. Пожив несколько лет в своем уединении под руководством самого игумена Иосифа, он принял от него пострижение в схиму с именем Антония. Проводя жизнь безмолвную, о. Антоний был далек от всяких сведений, не только по сторонних, но даже и своей обители. Он замкнул себя в тесных стенах своей маленькой каливки, и никто никогда не видел его вне кельи, кроме соборного храма и братской трапезы, и всегда со связанным языком, спешащим в свою каливку. Поэтому ничего положительно он не знал и о возникшем духовном потрясении в Пантелеимоновском монастыре. Священный же сан он принял в силу одной необходимости, о которой разговор будет лишним и отвлеченным от настоящего вопроса. Все вышесказанное о нем соприкоснется с важнейшим вопросом об Имени Божием, о чем и будем сейчас говорить

Глава 8. Правота исповедания — «Имя Божие есть Сам Бог»

Упомянутые два инока, изгнанные из обители св. Пантелеимона, имея в виду высокий образ жизни о. Антония, пришли к нему в надежде найти в нем подкрепление в своей скорби и сильного сторонника всего братства, мужественно ставшего за истину, выраженную о. Иларионом в книге «На горах Кавказа». О. Антоний принял их, выслушал их рассказ и, к удивлению их, возмутился и высказал то же, что и о. Алексей (Киреевский). Он сказал им: «Вы заблуждаетесь, говорить: «имя Божие есть Сам Бог» нельзя, это ересь». И в пылу своей «ревности не по разуму» высказал решимость письменно обличить самого о. Илариона. Монахи эти не ожидали от него таких слов и ушли от него еще в большей скорби, и направились в Зографский болгарский монастырь к столетнему старцу, подвижнику и чудотворцу. По уходе их, о. Антоний тотчас же написал о. Илариону письмо, обличая его за учение: Имя Божие есть Сам Бог, и назвал это учение ересью. Запечатал письмо, намеревался утром отнести в канцелярию для отправки по назначению. Управившись с письмом, он возчувствовал себя ревнителем благочестия. Стал на обычное свое молитвенное правило. Нужно отметить, что по усердию и постоянному упражнению в умной молитве, он уже имел некоторый успех — благодатное озарение сердца. Это его радовало, и в уединении своем он весь предавался молитвенному подвигу. Но в данный момент, после разговора с двумя иноками и после написания обличительного письма о. Илариону, приступив к молитвенному правилу, он нашел себя мертвым к молитве, ум пустым и чуждым к восприятию обращения к Богу, а сердце — жестким и окаменелым. Он весьма удивился, что и язык как бы не повинуется словам молитвенным. Обращается к иконам, а мрак еще более обуревает его. Взял с аналоя Святое Евангелие, думая чтением его исправить свое помрачение, но Св. Евангелие как будто не для него. Растерявшись, пал пред иконами, воздел руки, но впал в отчаяние — нет помощи ни от Св. Евангелия, ни от лобзания Животворящего Креста и св. икон... Наконец, остановилось внимание на книге, которую подарил ему о. Иоанн Кронштадтский, со словами: «А это тебе в руководство». Книга эта была всегдашней спутницей и теперь лежала около Св. Евангелия. Взял эту книгу, поцеловал ее и раскрыл. Его взор мгновенно упал на слова о. Иоанна Кронштадтского: «Имя Божие есть Сам Бог». Божественный ужас объял все его существо. То, что час тому назад он озлословил и назвал ересью, чем огорчил двух скорбящих иноков, хуже того — написал еще и обличительное письмо о. Илариону за его «ересь», — видит в книге как истинное православное учение о. Иоанна о этой Божественной истине, то есть что действительно Имя Божие есть Сам Бог. Он зарыдал от боли и скорби сердечной: «О, окаянный, куда я залез и в какую пропасть упал со своим кичливым злоумием! Дорогой мой батюшка, всемирный молитвенник и высокий богослов, исповедует истину — Имя Божие есть Сам Бог. А я, треокаянный, назвал это ересью». С подобными покаянными воплями он взял приготовленное письмо о. Илариону, изорвал его в клочья, бросил в камин и сжег. В этот момент весь мрак, его обуявший, как дым исчез, ум озарился Светом Богоразумия, сердце наполнилось неизреченной духовной радостью, и воссылал он славу и благодарение Богу, и дар молитвенный возвысился, сравнитель, но с тем, какой был до этого времени. Итак, предсказанные слова дорогого батюшки о. Иоанна: «А это тебе в руководство» — исполнились! Подаренная книга через много лет послужила о. Антонию руководством в годину страшного испытания и соблазна, от которого начала сотрясаться вся Св. Гора Афонская. Это и есть «тонкий глас исходящий», о котором говорит преп. Нил Мvроточивый в своих предсмертных завещаниях.

Вразумившийся чудесным образом, о. Антоний с этого времени всего себя посвящает на защиту славы Имени Божия. Уместным будет сообщить здесь и о втором пророчестве о. Иоанна Кронштадтского. Отец Иоанн почил о Господе в 1908 году. За месяц и двадцать дней до смерти, в последнем письме от 1-го октября 1908 г., о. Иоанн написал о. Антонию (Булатовичу) таинственное предсказание: «Ты будешь моим письмоводителем» и такое пророчество: «Афонским инокам — венцы мученические». Поразительно точно исполнилось и это предсказание, ибо после чудесного вразумления книгой, подаренной о. Иоанном, о. Антоний неутомимо стал писать в защиту исповедания в книге о. Иоанна: «Имя Божие есть Сам Бог, Имя Господа Иисуса Христа — Сам Господь Иисус Христос». И, значит, самим делом стал письмоводителем приснопамятного о. Иоанна с 1911 года. А венцами мученическими, с первых же дней имяборческой ереси на Афоне, стали венчаться иноки, мужественно ставшие на защиту славы Имени Божия.

Глава 9. Зографский столетний старец

Старец этот был известен во Св. Горе Афонской даром прозорливости и чудотворения, он воскресил мертвого, строгий подвижник, с юных лет безвыездно проживавший в своем монастыре Зографе, родом болгарин. К сему-то старцу и направились два пантелеимоновских инока — изгнанники, огорченные о. Антонием. Старец был слеп от старости, когда же приблизились эти два монаха к его келлии, то, к удивлению его келейника, он встал со своего одра и, став по направлению к двери как будто для встречи кого-то, произнес: «О, какая страшная и тонкая ересь началась». И тотчас келейник слышит за дверью обычную молитву Иисусову пришедших: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас». Келейник ответил: «Аминь», — и открыл дверь. Вошли два русских инока, изгнанные из Пантелеимоновской обители. Старец умилительно приветствовал их в плечи по афонскому обычаю, приласкал, утешил и ублажил их словами: «Счастливые вы отцы, мужественно ставшие на защиту славы Имени Божия». Укрепившись беседою чудного старца Божия, счастливые два инока скоро услышали о чудесном вразумлении отца Антония и пришли к нему. Он упал им в ноги, прося прощения, и каялся перед ними в своем безрассудстве, познав свое ничтожество и невежество в таком высоком духовном вопросе. Эти два инока находили себе приют больше всего в нашем, Андреевском скиту, часто скитались на горе как безприютные, но изредка заходили в свою обитель, потому что большая половина братии была благочестивой, чуждой ереси имяборческой.

Глава 10. Труды о. Антония по защите славы Имени Божия

Вразумленный, о. Антоний положил начало защите славы Имени Божия Песнею Богородицы и Матери Света, в которой Она, Честнейшая Херувимов и Славнейшая без сравнения Серафимов, воспела величие Имени Вселившегося в Пространнейшее небес Пречистое Богоприемное чрево Ее Сына Божия и Бога Слова, и Своего Сына, воплотившегося от Пречистых кровей Ее, песнею, которую Она воспела при посещении сродницы Своей, праведной Елисаветы, в Богодухновенных словах: «Яко сотвори Мне величие Сильный и свято Имя Его» (Лк. 1, 49). Отсюда, из этого источника, о. Антоний первый начал духовно упоевать свою душу и написал листок под заглавием: «Величит душа моя Господа... и свято Имя Его». О. игумен, архимандрит Иероним, одобрил и благословил отпечатать его во множестве, чтобы в виде приложения рассылать его подписчикам издававшегося в Одессе нашего журнала «Наставления и утешения Святой Христианской веры». Таким образом, для пантелеимоновских монастырских начальников —-диаволопоклонников — наша обитель Андреевская явилась препятствием их заговору против Имени Божия. А так как эта брань поднялась непосредственно действием того, который присидел жене Наталье и которому поклонились пантелеимоновские начальники, то, уязвленный в голову выступлением нашего Свято-Андреевского скита в защиту славы Имени Божия, диавол нашел себе новое орудие в Ильинском скиту, в лице схимонаха Хрисанфа. Он тоже из ученых, в молодости — студент Университета. Хрисанф поселился в обитель не по призванию в монашество, а как тягчайший государственный преступник, ловко ускользнувший от правосудия. Он скрылся в далеком Афоне под маской смиренной монашеской схимы. Этот притаившийся змий, смолоду проживший много лет в скиту Святого Пророка Илии, как Иуда Искариот в лике апостольском, льстиво применяясь к истине, пописывал некоторые статеечки для журнала «Русский инок», который издавала Почаевская Лавра, под редакцией архиепископа Антония Волынского (Храповицкого). Вследствие этого, он имел связь с этим архиепископом, который среди русской иерархии пользовался авторитетом, а в Синоде являлся рычагом и воротилой, имея себе сподручным архиеп. Сергия Финляндского (Страгородского). Эту связь сатана употребил как средство увлечь весь Русский Синод в богохульную ересь, возгоревшуюся на Афоне в Пантелеимоновском монастыре следующим образом.

Глава 11. Друзья по злобе

Ученый иеросхимонах Алексей (Киреевский), изрыгнувший хулу на Имя Божие, и ученый схимонах Хрисанф в Ильинском скиту, как ученые, между собой были в приятельских отношениях и одного духа. В союзе этого духа схимонах Хрисанф написал рецензию (критику) на книгу о. Илариона «На горах Кавказа». В ней он выразил страшную хулу на Имя Божие, он пишет, что Иисус Христос имя «Иисус» носил номинальное, т. е. пустое, как неоправданное самим делом. В Святом Евангелии от Матфея (1, 21) читаем: «Ангел Господень явился ему во сне и сказал: «Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго. Родит же Сына, и наречешь Имя Ему: Иисус; ибо Он спасет людей Своих от грехов их». Верующим христианам известно, что Имя Иисус значит Спаситель — ибо спас род человеческий от ада и смерти и снова ввел в рай. Хрисанф же словом «номинально» отвергает спасение, т. е. будто бы Иисус не оправдал делом своего Имени, не по Имени жил на земле Иисус Христос, ничего Он не сделал по Имени Своему. Не страшно ли слышать такую хулу? Еще в рецензии он пишет: «Тут пахнет пантеизмом» (многобожием). Это в точном согласии с Алексеем (Киреевским), который, в доказательство отрицания Божества Имени Иисус, говорит, что Иисусов было много: Иисус Навин, Иисус Сирахов, Иисус Иоседеков и др. И что же, все они были Боги?» По смыслу этого, Хрисанф хулит Имя Божие, низводя его на степень имен тварей. Далее Хрисанф продолжает: если признать, как написано у о. Илариона, что Имя Божие есть Сам Бог, то это грозит такой опасностью, что составится такая секта, в которой какого-нибудь мужика назовут Иисусом, бабу — Богородицею и пойдут свальные грехи, наподобие хлыстов.

Изрыгнув эти хулы на Имя Божие в своей рецензии, ученый схимонах Хрисанф послал их архиепископу Антонию Волынскому для его журнала «Русский Инок». Архиепископ Антоний позаботился немедленно поместить их в своем журнале, который выписывали все монастыри, многие из белого духовенства и миряне.

Таким образом еретический огонь со Св. Горы Афонской был переброшен на Святую Русь. Кто не сумел проверить эту богохульную логику Хрисанфа в его рецензии, помещенной в «Русском Иноке», но, в простоте сердца уповая на знаменитость высокого ученого доктора богословия, члена Синода, архиепископа Антония, редактора журнала «Русский Инок», и доверчиво принял богохульные ереси этого лжеименитого схимника Хрисанфа как святую истину, те все уловились в тонкую, страшную по содержанию ересь, которую провидит св. Иоанн Богослов в начале 13-й главы своего Откровения.

Чтобы понятнее было греческое слово «номинально», мы уясним это самим же лицом Хрисанфа. Как уже сказано выше, в Св. Горе Афонской в лике монашеского братства св. Пророка Илии Хрисанф является схимником не по призванию в монашество, но как тягчайший государственный преступник, ловко ускользнувший от правосудия. По внешнему виду он — тихий смиренный инок, в сущности же — притаившийся лютый змей, полный смертоносного яда. По своей преступности — он богопротивный беззаконник, враг Богу и ненавистник самого монашества, внутреннюю злобу свою прикрыл монашеской схимой. По внешности благообразный старец, а по внутреннему убеждению — диавол. Вот это и означает, что он носил имя «номинально». Принятые им образ и имя монашеское он не оправдывал самим делом, лукаво обманывал людей — «номинальный» схимник... Теперь должно быть всякому понятно греческое слово «номинально». И вот этот «номинальный» инок Хрисанф в своей диавольской рецензии кощунственно дерзнул излить на Господа нашего Иисуса Христа свою ложь, говоря: «Иисус Христос носил Имя «номинально»». Действия своего обмана он вменяет Самому Сыну Божию. Эту же номинальность видим и в Антонии, архиепископе Волынском, который, как высокоученый, доктор богословия, отлично знал значение греческого слова «номинально». Значит, он был согласен с Хрисанфом, когда его рецензию отпечатал в своем журнале, посредством которого с высоты архипастырского престола сделался проповедником того, что Иисус Христос носил Имя «номинально», своего Имени «Иисус» не оправдал, спасения не совершил. Слыша страшную хулу от архипастыря Церкви на Спасителя нашего и Бога, может ли стерпеть христианская душа, чтобы не вознегодовать святой ревностью на хулителей Сына Божия и не стать на защиту славы Пресвятаго имени Его?! Может ли истинный христианин признавать архипастырем Церкви хулителя Господа нашего Иисуса Христа? Это волк хищный, одевшийся в одежду архиерейскую, по внешнему виду архиерей, а по внутреннему содержанию — лютый зверь. Итак, «номинально» он носит сан архиерейский. И все архиерейство, и прочее духовенство, монашеское и белое, миряне и все, ставшие на сторону этого «номинального» архиерея, сделались «номинальными» христианами, косвенно отреклись от Христа и стали отступниками. Не страшно ли? Не ужасно ли? Вот к чему привела рецензия «номинального» схимника Хрисанфа.

В акафисте Спасителю, в первом икосе, мы исповедуем: «Ангелов Творче, и Господи Сил, отверзи ми недоуменный ум и язык на похвалу пречистаго Твоего имени». — Значит, без содействия Самого Господа мы не можем достойно приступить к славословию пречистого Имени Его. В девятом кондаке сего же акафиста Святая Церковь исповедует: «Все естество Ангельское безпрестани славит пресвятое Имя Твое, Иисусе, на небеси: Свят, Свят, Свят вопиюще. Мы же грешнии на земли бренными устнами вопием: «Аллилуиа»».

Представь же себе, всякая благоверная душа христианская, на какую степень уничижения низвели это Божественное Имя Спасителя схимонах Хрисанф и архиепископ Антоний Волынский. Поистине вознегодовало все небо, восколебалась и затряслась вся земля и вся поднебесная о поругании вседержавного имени Творца неба и земли.

Глава 12. Радость и ликование пантелеимоновских старцев, поклонников Натальиных

Если вознегодовало небо, зато возвеселились и возрадовались начальники Пантелеимоновского монастыря, зная силу в Синоде архиепископа Антония Волынского. Они теперь были уверены, что книга о. Илариона с ненавистным в ней письмом будет объявлена вредной и опасной для Церкви и, как еретическая, запрещена самим Синодом.

Глава 13. Видение пустынником на небе змия-дракона

На Афоне в обителях Пантелеимоновской, Андреевской и Ильинской издавна существовал обычай — каждую субботу раз давать милостыню пустынникам: сухари, крупу и, кто нуждался, — одежду и обувь. В те дни, когда, схимонах Хрисанф пересылал из Ильинского скита в Россию архиепископу Антонию Волынскому свою рецензию с хулами на Имя Божие, было знаменательное видение одному благоговейному пустыннику-монаху, в день субботний, во время раздачи милостыни пустынникам, стоявшим у кладовки в очереди. В нашем Андреевском скиту милостыню раздавал эконом, благоговейный монах о. Диодор. Пустынник-монах, о котором идет речь, чтобы не развлекаться в очереди, стоял несколько в стороне, намереваясь подойти последним. Перебирая четки, он творил умную молитву Иисусову. Сосредоточенную на молитве его мысль побудило, вдруг, желание взглянуть на небо. И вот он видит: с северо-востока, со стороны Ильинского скита, в воздухе плывет огромнейший, как туча, страшный змий — дракон с открытым громадным зевом — прямо на Андреевский скит. Пустынник был в ужасе — что будет? Остановившись над Андреевским скитом, дракон снизился как бы для того, чтобы придавить скит громадной тяжестью своего пресквернейшего тела. Затем, опустив свою страшную прескверную голову прямо во двор скита, изрыгнул из своего зева какое-то страшное зелье. Сделав всем своим громадным существом яростный изворот, взвился обратно ввысь и, полетев по направлению к Пантелеимоновскому монастырю, скрылся за хребтом Горы Афонской. Придя в себя от ужаса, пустынник видит, что очередь кончилась, и он подошел последним. О своем видении рассказал эконому, раздававшему милостыню. Отец эконом — благоговейный монах — пришел в ужас от рассказанного видения. Это видение разъяснилось нам постепенно, по мере течения начинающейся духовной брани. О тождественном видении змия-дракона повествуется в книге «Мужей апостольских» св. апостола Ермы, жителя города Рима, ученика св. ап. Павла. Ангел Божий уяснил ап. Ерме, что виденный им змий-дракон означал ересь, которая и появилась вскоре после видения (смотри о подобном виденье 3 августа Четьи-Минеи, о Косьме).

Ясно, что в дни 1911 года подобное же видение, открытое пустыннику — рабу Божию, означало ту же угрозу Церкви Христовой от разгорающейся богохульной ереси. Змий-дракон вышел со стороны Ильинского скита, в котором жил ученый «рецензент» схимник Хрисанф. От Ильинского-скита змий направился на Пантелеимоновский монастырь к Хрисанфовым друзьям — союзникам: к ученому иеросхимонаху Алексею (Киреевскому), к старцам — начальникам монастыря, поклонникам Натальиным. Этот самый союз олицетворился в змие-драконе, о котором Бог открыл рабу своему, благоговейному пустыннику-монаху, пришедшему в наш Андреевский скит за милостынею.

Глава 14. Участь братства Ильинского скита

Когда вопрос об имени Божием коснулся Ильинского скита, то братство заволновалось, подобно Пантелеимоновскому братству. Но так как среди них жил рецензент схимник Хрисанф, который за свою ученость был уважаем игуменом архимандритом Максимом, то Максим, как настоятель, своей властью применил самые жесткие меры к братии и придавил самую мысль по этому вопросу. Причем из среды этого братства два монаха, проявившие особенную ревность о славе Имени Божия, исчезли из самой обители неведомо куда. А все остальное братство осталось под пятою игумена Максима и схимонаха Хрисанфа. В силу такого деспотического режима Ильинский скит остался в союзе с пантелеимоновскими старцами — начальниками. О чувствах же сердечных подавленного братства Единому Богу известно.

Глава 15. Журнал «Русский Инок» с богохульной рецензией

Когда номер журнала «Русский Инок», в котором архиепископ Антоний поместил рецензию Хрисанфову, дошел до Св. Горы Афонской, то немедленно на Афоне произошло то же самое, как если бы кто-нибудь из лишившихся рассудка задумал потушить пожар маслом. Это и сделали пантелеимоновские, самолюбивые начальники — поклонники Натальины. Запалив еретический пожар, они надеялись потушить его приказом могучего члена Сvнода и тем подавить волнение на Афоне, возникшее по причине имяборческой ереси, и привлечь всех на свою сторону, чтобы хулу на Имя Божие все приняли как Православие. Хотя самого приказа из Синода пока еще нет, но если могучий воротила Синода архиеп. Антоний выступил сторонником их богохуления, то нет сомнений — победа их обезпечена. Поэтому с номером журнала «Русский Инок» в руках они торжествующе заявили архимандриту Иерониму, игумену нашего Андреевского скита: «Ильинский скит с нами, и Синод за нас, а ты пошел против нас. Так знай, что подворья Андреевское в Петербурге и в Одессе будут закрыты властью Синода». Услышав такую угрозу, игумен Иероним пал духом, созвал своих обительских соборных старцев для обсуждения грозящей опасности остаться без подворья. Старцы нашего Андреевского скита, собором обсудив вопрос угрозы, чтобы не лишиться подворий, решили не противиться Пантелеимоновской обители, присоединиться к ее начальникам и признать правым учение об Имени Божием «ученого богослова» Алексея Киреевского, признать рецензию другого «ученого — схимника Хрисанфа», напечатанную в «Русском Иноке».

Достаточно только одного малого колебания и неустойчивой мысли об истине, как тотчас же дух злобы — сеятель ереси — немедленно наводит малодушие и боязнь, ослепляет ум, омрачает духовную сторону христианина и извращает правоту истины. Это самое постигло игумена Иеронима, вместе с его соборными старцами. Убоявшись угроз потерять житейские выгоды, они покорились ереси, на радость пантелеимоновских старцев — Натальиных поклонников. Теперь их число увеличилось, впрочем ненамного, а всего лишь верхушкой Андреевского начальства; все же остальное братство отвергло угрозы пантелеимоновских старцев. Земные выгоды Андреевские иноки не предпочли славе Имени Божия, но, подобно древним исповедникам, мужественно встали на защиту Истины Православия. Иеросхимонах о. Антоний (Булатович), в опровержение Хрисанфовой богохульной рецензии, написал апологию, т. е. защиту книги «На горах Кавказа», на основании Священного Писания и св. Отцов Церкви. Приготовив рукопись апологии к печати, о. Антоний принес ее игумену Иерониму для прочтения, как приносил ему раньше и листок «Величит душа моя Господа», который игумен одобрил и благословил напечатать большим тиражом для распространения в качестве приложения к Журналу Андреевского скита «Наставления и утешения Святой веры Христианской». Притом о. Антоний имел желание воздействовать на игумена о. Иеронима и его соборных старцев, к исправлению их в тяжком грехе ереси начальников Пантелеимоновского монастыря. Игумен Иероним прочитал рукопись апологии, и тут же открылось губительное последствие его согласия с еретиками. Принял ересь, и отступила от него благодать. В ереси — диавол, который омрачает духовную сторону человека. В омрачении ересью Иероним возвращает рукопись апологии о. Антонию, назвав ее салатом. А раз озлословил защиту Имени Божия, то и отпал безвозвратно от истины, стал сторонником иеросхимонаха Алексея (Киреевского), схим. Хрисанфа и пантелеимоновских старцев. О содержании разговора между о. Антонием и Иеронимом братия ничего не знала. Но после их разговора о. Антоний взял обратно рукопись апологии и перешел из Андреевского скита в Благовещенскую келлию — на «Карее», это минут двадцать ходьбы от нашего скита, — в которой около двадцати пяти человек братии под управлением старца иеросхим. Парфения. О. Парфений об Имени Божием в полном единомыслии с о. Антонием (Булатовичем) и братией Андреевского скита. Переселясь в Благовещенскую обитель, о. Антоний издал свою апологию. По уходе о. Антония в братстве Андреевского скита возник глухой ропот, ибо его все уважали как выдающегося подвижника и потому, что он внес в обитель большой денежный вклад, много драгоценных пожертвований, украшения святых икон и другие ценности. Так что о. Антония вполне можно было сопричислить к званию ктиторов обители. Есть каноническое правило, указывающее причины, когда инок может и должен удалиться из своей обители: 1-е — аще есть вход женам; 2-е — аще учатся мирстии дети; 3-е — аще игумен еретик. На основании этого правила о. Антоний оставил свою родную обитель, т. к. игумен Иероним впал в ересь. Для старшей братии ясно, что оставил родную обитель о. Антоний по причине разномыслия об Имени Божием. По остроте своей эта причина не могла не безпокоить братию, осведомленную о появлении новой ереси. Сначала в братстве о ней говорили шепотом, боясь игумена Иеронима. В среде всего братства вопрос о ней обнаружился некоторыми действиями самого игумена. Он знал о шепоте, который уязвлял его не менее открытого разговора. Он знал и неправоту свою, но не раскаивался, а все более и более омрачался, таково свойство всех ересей. Он пытался оправдать себя лукавством; его же лукавство и посрамляло его. Был у него подручный писарь монах Климент, имевший некоторую способность писать духовные выдержки из Священного Писания, святоотеческих творений и житий святых для скитского журнала «Наставления и утешения святой веры христианской», издававшегося в Одессе. Этого Климента Иероним употребил в свое орудие, чтобы в скитский журнал писать не во славу Божию, а в угоду своим дружкам, пантелеимоновским старцам, Натальиным поклонникам. И вот Климент написал первую статейку, которую Иероним похвалил. У Климента был переписчик, послушник Никита, который Климентовы рукописи перепечатывал на машинке для журнала. Климент дал ему свою рукопись, одобренную игуменом Иеронимом. Никита начал писать, но встретил в рукописи мысли, противоречащие его вере во Имя Божие. Он остановился и, отдавая рукопись обратно Клименту, заявил: «Это писать я не могу». Климент спросил: «Почему?» Тот ответил: «Это против моей совести». Климент строго ему заметил: «Ты послушник и не должен рассуждать, а должен исполнять послушание». Но Никита в духе ревности о славе Имени Божия наотрез отказался выполнять послушание против истины Божией. И произошло почти то же самое, что и в скиту Новая Фиваида с отцом иеродиаконом, который отказался служить с иеросхимонахом Алексеем (Киреевским). Климент доложил об этом игумену Иерониму. Последний призвал послушника Никиту, думая воздействовать на него своей властью. Но, встретив в нем несокрушимую ревность по истине, поспешил замять и затушевать свою неудачу в низложении послушника Божия. И оба: Иероним и Климент постарались умиротворить послушника Никиту, чтобы не разглашать в братстве этого случая. Никита никому об этом не говорил, но сам Климент вскоре высказал некоторым из братства о своем восстании на истину, о своей неисправимости после того, как его посетило страшное сновидение.

Глава 16. Видение Климентом погибели своей

Представилось мне, — говорит Климент, — что я на горе Голгофе перед Крестом. На Кресте распят Христос, кровь струится из Его ран, я устремился к Нему, преклонил колени у Креста. Но в тот же момент слышу грозное слово из уст Христа: «Изжените от Меня хулителя имени Моего», — и мгновенно разверзлась подо мною земля, я провалился и тотчас проснулся. Об этом своем гроз ном сновидении Климент рассказал близким из братии и самому игумену Иерониму. Последний принял это за простое воображение, да еще, может быть, от лукавого. Вот как ересь ожесточает и ослепляет духовную сторону человека! Такое страшное вразумление вменили действию лукавого. Игумен Иероним наткнулся на другого молодого послушника, столяра Даниила, которого в льстивой беседе покусился привлечь на свою сторону. Но Даниил в ревности своей о славе имени Божия дал ему такой отпор, что обличенный им игумен в гневе приказал изгнать его из обители. Даниил из обители не пошел, а без шума поселился в новом корпусе, который тщеславный игумен Иероним воздвиг для приезжающих из России на поклонение святым местам богомольцев. Корпус — во имя Сампсона Странноприимца — большой, в три этажа. По всем трем этажам множество номеров, и все они были пустые и никому не нужные. И вот только молодой послушник Даниил нашел в нем временное уединение, будучи изгнанным разгневанным игуменом. Кроме Даниила так и не пришлось жить никому из людей в этой громадной странноприимнице.

В дальнейшем игумен Иероним со своими соборными старцами старался все-таки лестью и клеветой, извращая истину вопроса, вербовать других на свою сторону. Один из соборных иеронимовых старцев, иеромонах Меркурий, имел у себя книги западных богословов: Фаррара и Ренана. Одобряя их, Меркурий давал эти книги читать некоторым молодым, не знавшим их зло вредности. Как только кто-либо прочитает эти книги, так под влиянием их переходит на сторону Иеронима. Перешедшие на сторону ереси становились наглыми и, поощряемые игуменом Иеронимом, изощрялись в кощунстве и надругательстве над Именем Божиим. Так, например, напишут на бумаге Имя Иисус, потом плюют или садятся на него, с усмешкой произнося: «Вот ваш Бог!» Речь, конечно, не о безотносительном ни к кому имени, но об Имени Господа Иисуса Христа. Это они знают. Значит, ругаясь над начертанным Именем «Иисус», они ругаются над Лицом Господа Иисуса Христа. Такие же кощунственные изуверства происходили в Пантелеимоновском монастыре. Там было около тысячи глумителей, а в Андреевском скиту человек пятьдесят. Все остальное братство нашего скита благоразумно воздерживалось от волнений, терпеливо перенося изуверство и безумие богохульников, имея урок братства Ильинского скита. Но это терпение было несносным старцам Пантелеимоновского скита. Андреевский скит являлся коренным препятствием для господства ереси и обличал безумие еретиков. Наконец пантелеимоновские старцы и побуждаемый ими игумен Иероним сообща решили разом и быстро разделаться с терпеливым и мирным братством Андреевского скита.

Для того, чтобы удалить из обители защитников славы Имени Божия, игумен Иероним, при полном составе своих соборных старцев, придумал хитрый способ: оболгать братию, якобы малороссы, по ненависти к великороссам, хотят захватить обитель в свои руки, при посредстве братского бунта. Был назначен вечер. Во время вечерней братской трапезы началом бунта придуман был сигнал ударом по столу тарелкой. В эту минуту мгновенно подниматься, хватать имяславцев и гнать за ворота обители. В рядах еретиков-имяборцев были люди крепкого телосложения. Хотя их и меньшее число, но при неожиданном нападении на имяславцев, которые не знали о заговоре, а потому не имели намерения к сопротивлению имяборцам, намеревавшимся изгнать передовых имяславцев, а младшие, напуганные, перешли бы на сторону еретика игумена Иеронима. Вот таким способом имяборцы намеревались прекратить и заглушить дело защиты славы Имени Божия. Но такой коварный их план провалился. Игумен Иероним не знал, что в составе соборных старцев был один имяславец, старец экономической канцелярии, у которого на послушании в канцелярии были монахи-имяславцы. Присутствуя на соборе и узнав о намерении игумена злодейски изгнать имяславцев, выше упомянутый старец канцелярии сообщил об этом своим послушникам и распорядился, чтобы в тот назначенный вечер имяславцы на трапезу не приходили. Ужин нам не нужен. В злой тот вечер на трапезу мы не пошли. Не состоялся и диавольский план игумена. Мир братский и любовь не были оскорблены. Бог покрывал и хранил защитников славы Своего Имени. А злодейский замысел игумена Иеронима выбросить нас из обители Господь обратил на голову Иеронима. Дни проходили тревожно, но порядок и благочиние в обители не нарушались, так же, как и в Пантелеимоновском монастыре. По уставу и торжественно совершались все праздничные богослужения. Но это только на внешний взгляд. Духовно же — скорбь великая. Для подкрепления в скорби защитников Имени Божия проявлялись некоторые вразумительные знамения Небесного негодования на восставших против славы Имени Божия.

Глава 17. Небесная кара имяборцам. Чудо-дождь

Лето 1912 года на Афоне было очень жарким и сухим. От жары сгорали сады и огороды. Игумен Иероним прилежно молился о ниспослании дождя, ежедневно служил раннюю литургию в церкви Успения Божией Матери при келье «молчальника». Это в скитском саду, вне обители. Один из соборных певчих с правого клироса в угоду Иерониму ходил петь на его служение. Настал торжественный праздник 5 июля — память преп. отца нашего Афанасия Афонского. Торжество этого праздника отмечается всем Афоном всенощным богослужением, с 6-ти часов вечера до 5-ти часов утра. Перед всенощной в 4 часа совершается малая вечерня, по окончании которой вся братия из собора идет на вечернюю трапезу, а затем опять в собор на всенощное бдение. Такой чин и устав во все великие праздники. Пришли в собор два послушника певчие. Но так как до малой вечерни оставалось еще полчаса, эти два приятеля между собой говорят: «Пойдем на северную террасу собора, подышим свежим воздухом и полюбуемся красотой гор». С южной террасы богаче вид, но там пекло солнце, а с северной тянуло прохладой. Выход на террасу — изнутри собора, с хоров. При выходе на террасу один из певчих сразу обратил внимание на северо-запад. Этот певчий, по имени Николай, ходил петь на Иеронимовы литургии. И вот он говорит своему приятелю: «Смотри, какая туча идет! — и прибавил: — Игумен наш святой, умолил Бога, и вот, будет дождь». А второй посмотрел на тучу, которая из-за гор шла, клубясь, говорит Николаю: «О, брат Николай, туча весьма грозная и нерадостная». А Николай, в восторге от игуменовой святости, отвечает: «Ничего грозного не будет, дождь пройдет, освежит воздух и напоит иссохшую землю». Затем еще не много полюбовавшись красотой природы, оба певчие вернулись внутрь собора петь малую вечерню, которая совершается обычно один час. Вечерня закончилась. Туча подошла с потрясающей грозой. Вся братия из собора хотела до дождя пробежать в трапезу. Главный трапезарь уже ударил в колокол, созывая на трапезу. Братия во главе с игуменом Иеронимом столпилась в притворе собора, в одно мгновение хлынул такой ливень, что все попятились назад. «Святой» игумен крестился, радуясь силе своих молитв. Минут пять ливень лил водяным столбом. Вдруг ливень мгновенно прекратился, а вместо него ринулся густой град. У игумена в лице отразилось огорчение, он восскорбел о том, что град может побить плоды маслин. Минут пять сыпал густой град, и снова начался ливень, еще сильнее прежнего. Через пять минут ливень остановился и загремел град, величиной с куриное яйцо. Все удивились необыкновенной величине града. Через пять минут опустошительный град прекратился, и вдруг полились небесные воды с такой силой, что могли бы смыть все монастыри афонские в течение одного часа, но ливень продолжался также минут пять. Затем остановился, и с неба полетели ледяные глыбы, величиной с голову человеческую. Ударяясь о землю, они, как мяч, подскакивали в высоту и снова падали на землю. В грохоте ледяного погрома зрители узрели небесную кару и пришли в страх и трепет. Игумен Иероним с испуганным лицом поник головой. Ледяные глыбы тоже падали минут пять. Время приблизилось к началу всенощного бдения. Мы во главе с игуменом, всем братством, из соборного притвора по ледяным горам пошли в трапезу, после которой должно начаться всенощное бдение. Последствия этой небесной кары принесли огромные повреждения и большие убытки всему Афону. У нас в Андреевском скиту, в соборе и в корпусах, были пробиты цинковые крыши. В большом новом корпусе Иеронимовой трехэтажной гостиницы, только что застекленной, остались лишь голые рамы; мельничные пруды и водопроводы были завалены гранитными камнями, осколками мрамора, илом и вывороченными деревьями. У ворот обители лежал труп убитого ослика одного рабочего, болгарина, который сам успел нырнуть и спастись под балдахином Святых ворот, а ослик от испуга заупрямился, не пошел за хозяином и был убит ледяными глыбами. В Иверском монастыре были перебиты все крыши. Эта Божья кара постигла Афон 4-го июля, в пятом часу вечера, вначале праздника преп. Афанасия Афонского, в 1912 году. А через год, в 1913 году, в те же самые минуты праздника постигла иная кара, уже не Божья и не с небесных высот, а из недр злых, богоборных сердец архиереев земли Русской, по своей жестокости превосходящая градобитную ледяную кару. Небесная ледяная кара была только предзнаменованием того, что было попущено Богом через год, в те же самые минуты этого великого праздника. Через три недели после ледяной кары, в том же июле месяце, 27 числа, в память св. Великомученика Пантелеимона, в его обительский праздник, в семь часов утра, Св. Гору Афонскую потрясло с такой страшной силой, что в Пантелеимоновском монастыре висевшие перед иконами лампады выпали на пол. А на колокольнях того же монастыря и нашего Андреевского скита сами зазвонили колокола, раскачиваемые землетрясением. Но не раскачались омраченные сатаной души богохульных еретиков, подобно богоубийственному, Каиафиному сонмищу, распявшему Христа. Как те не пришли в покаянные чувства от знамений в час распятия Христа и по Воскресении, так и Афонские еретики-имяборцы не содрогнулись от грозных знамений гнева Божия. Эти кары Божии ясно понимались защитниками славы Имени Божия как вразумление и призыв к покаянию в грехе имяборческой ереси

Глава 18. Праздники на Святой Горе. Бегство игумена Иеронима на метоху

Все великие праздники Господни, Богородичные, а также великих святых на Св. Горе Афонской праздновались очень торжественно. В России этого не знают. Кроме вышеуказанных праздников, каждая обитель Афонская имеет еще так называемые обительские праздники. Один праздник — во имя кого создана обитель, а другой — в честь явленного Богом в обители какого-нибудь небесного знамения. Обительский праздник обычно празднуется два дня. Первый — самый день праздника, а второй — ктиторский, — в этот день совершается особый молитвенный помин о жертвователях, благодетелях и ктиторах обители. По древнему обычаю, установленному отцами, во имя братолюбия и ради большего торжества обительские праздники празднуются с участием какого-нибудь соседнего монастыря, из которого, еще за день до кануна праздника, торжественно прибывают старейшие из братий, во главе со своим игуменом настоятелем, которому, как гостю, предоставляется право первенства при соборном богослужении. А игумен, хозяин обители, в день этого праздника служит в каком-нибудь параклисе, т. е. маленьком храме обители. Кроме гостей, из соседнего монастыря прибывают на праздник монашествующие из других обителей. Всякому усердствующему предоставляется честь гостеприимства, чем и отличались всегда обители Св. Горы Афонской. Особенно на обительские праздники во множестве стекаются пустынножители и сиромахи Св. Горы Афонской, которым после всенощной трапезы раздается щедрая праздничная милостыня. Сиромахи — нищие монахи, скитальцы, не имеющие приюта. О порядке и взаимоотношении участников праздничных угощений соседних монастырей в обительские праздники скажем следующее. В Болгарском монастыре Зографе, например, обительский праздник бывает 23 апреля, в честь св. Великомученика Георгия. В день этого обительского торжества участвует старейшая братия во главе со своим игуменом из монастыря св. Великомученика Пантелеимона. В Пантелеимоновском монасты ре обительских праздников два: 27 июля — Св. Великомуч. Пантелеимона, в праздновании которого принимает участие старейшая братия со своим игуменом из болгарского монастыря Зографа; 1 октября — в честь Покрова Пресвятой Богородицы, в этом обительском празднике Пантелеимоновского монастыря принимает участие старейшая братия скита св. Апостола Андрея Первозванного. В этом скиту тоже два обительских праздника: 19 ноября — в честь чудотворной иконы Божией Матери «В скорбех и печалех Утешение», в этом обительском празднике принимает участие старейшая братия из монастыря св. Великомуч. Пантелеимона; 30 ноября — в честь св. апостола Андрея Первозванного, в этом празднике принимает участие старейшая братия со своим игуменом из греческого монастыря Ватопеда. Всех обителей во Св. Горе Афонской, вместе со скитами, тридцать две: греческие, русские, болгарские, сербские, молдавские и грузинские. Все монастыри Св. Горы Афонской издавна пребывали в братолюбном взаимоотношении друг с другом. Поэтому на всем Афоне господствовали любовь, мир и тишина. Сказание о праздниках и взаимном братолюбии Афонитов мы привели для того, чтобы остатку верующих, живущих для неба, сильнее восчувствовать, как имяборческая ересь разрушила до основания ангелоподобную жизнь иноческую на Св. Горе Афонской и как на месте святом образовалась мерзость запустения и воссела царица погибели.

В 1912 году праздновались эти обительские праздники по установленному древними святогорскими отцами обычаю в последний раз. Первым надругателем братолюбия и дерзким разрушителем древнего обычая явился игумен Андреевского скита Иероним. 1-го октября Иероним возглавлял старейшую братию Андреевского скита, участвуя в праздновании в Пантелеимоновском монастыре Покрова Пресвятой Богородицы — обительском празднике, а на другой, ктиторский, день с честью отбыл в свою Андреевскую обитель. Впрочем, самая честь-то болела богомерзкой ересью имяборчества. Так болела, что образовался гнойный нарыв. Какая тут честь и какое тут миролюбие братии, в сердцах которых свил себе гнездо дракон, открытый в видении благоговейному пустыннику в Андреевском скиту, исшедший из Ильинского скита, который, приостановившись над Андреевским скитом и опустив голову, изверг из зева гнусное зелье, а затем, взвившись в высь, полетел в Пантелеимоновский монастырь. Об этом видении мы выше уже рассказывали, теперь лишь напоминаем. В Андреевском скиту еретическим зельем отравился игумен Иероним со своими соборными старцами. В монастыре Пантелеимоновском жил этот дракон в сердцах старцев — поклонников Натальиных, во главе с игуменом Мисаилом, и до тысячи монахов, их сторонников. Два игумена-еретика и старейшая братия, дышавшие богохульной ересью, осквернили самый праздник и тяжко огорчили Царицу спасения — Игумению Святой Горы Афонской, но все-таки отпраздновали, и это в последний раз.

19 ноября настал обительский праздник в скиту св. Апостола Андрея Первозванного в честь чудотворной иконы Божией Матери «В скорбех и печалех Утешение». За день до кануна, по обычаю, из Пантелеимоновского монастыря прибыли злополучные старцы, во главе с игуменом Мисаилом, принимать участие в праздновании обительского праздника. По заведенному порядку, не нарушая древнего чина, они были приняты торжественно и с честью всем братством, во главе с игуменом, при колокольном звоне.

Сам праздник обычно начинается малой вечерней в четыре часа вечера, после которой бывает вечерняя трапеза, а в шесть часов — начало всенощного бдения. В соборном храме первенствовал гость из Пантелеимоновского монастыря, игумен архимандрит Мисаил, а хозяин, игумен архимандрит Иероним также всю ночь служил в храме Параклисе, который посвящен во имя той же чудотворной иконы, в честь которой и совершается это праздничное торжество. После всенощного бдения, в семь часов утра, начиналась Божественная литургия, в том же составе служащих, как и при всенощном бдении. После Божественной литургии учреждается обильная трапеза для гостей в архондаричной трапезной, а братская — в обычной трапезной. Но в такой большой праздник, на который стекаются все пустынножители Горы Афонской, прибывают и паломники из России — миряне, так что посторонних бывает более тысячи. Так как сама трапеза не вмещает такого множества гостей, то в этом случае столы и скамьи расставлялись во дворе обители, и все были довольны праздничным утешением. Все шло обычным порядком и в 1912 году. Перед началом трапезы бывает торжественный крестный ход из соборного храма в братскую трапезу всем братством во главе с хозяином — игуменом. Два иеромонаха несут святую чудотворную икону — Виновницу праздничного торжества, а игумен — хозяин облаченный в архиерейскую мантию, с настоятельским жезлом в руках, идет за иконой; за ними хор певчих двух клиросов, до шестидесяти человек, поет тропарь праздника. За хором чинно, по старшинству, следует вся братия обители при торжественном трезвоне. Такого великого торжества в России не знали. Вошедший в трапезу игумен-хозяин занимал свое настоятельское место, равно и братия занимала каждый свое место. И все это чинно, без замешательства, в радостном праздничном настроении духа. Все братство поет молитву Господню, по пропетии которой настоятель-игумен громко благословляет трапезу. После этого вся братия и прибывшие на праздник богомольцы приступают к трапезе.

По окончании трапезы совершается так называемый чин «о панагии», т. е. возношение хлеба в честь Богородицы. Этот чин берет свое начало со времен святых апостолов, которые установили его. Это тоже чудное торжество. «Чин о панагии» в России не знает ни одна обитель. После этого апостольского чиноположения все братство во главе с игуменом, в том же торжественном крестном ходе, идет обратно в собор, где после краткого молебна братия приветствует своего отца игумена с праздником, после чего они расходятся. Такой чин и порядок пребывали во всех обителях Св. Горы Афонской нерушимо исстари веков. Но в 1912 году неожиданно и к удивлению всех обычай этот был попран игуменом Иеронимом, который опрокинул вверх дном и чин, и порядок.

После служения в параклисе Божественной литургии Иероним пришел в свою настоятельскую келлию. В соборе его ожидала братия на крестный ход. Но он не пришел. Время побудило совершить крестный ход без него. Затем братия пришла в трапезу и тщетно ожидала его; благословить трапезу пришлось очередному иеромонаху. Все были в недоумении. После трапезы совершили чин о панагии. В трапезу пришел келейник игумена и сказал певчим, чтобы сейчас же шли в Покровскую церковь петь напутственный молебен. Так приказал игумен. Покровская церковь находится в настоятельском корпусе «Параклис». Певчие и служащий иеромонах пришли в церковь. Для кого должен совершаться путешественный молебен, они не знают, потому что желающего путешествовать не было. Ждали долго. Наконец пришел келейник и сказал, чтобы служили. Иеромонах спросил: «Кого поминать на молебне?» Келейник ответил: «Самого отца игумена Иеронима» Иеромонах и певчие удивились тому, что в такой торжественный праздник игумен решил путешествовать. Но за послушание они совершили молебен. Желающий путешествовать должен поцеловать крест и окропиться освященной водой. Но и для этого напутствия игумен не явился, а пришел келейник и сказал, чтобы иеромонах с крестом и освященной водой пришел в келью игумена и там он поцелует крест и окропится святой водой. Такой дерзкий поступок игумена еще больше удивил иеромонаха и певчих, которых было около сорока человек с обоих клиросов. Иеромонах пошел, а певчие остались ожидать его возвращения. Минут через десять, спускаясь по лестнице со второго этажа и проходя мимо Покровских церковных ворот, возвращается иеромонах, за ним следует и сам игумен. Певчих он очень любил, и на этот раз, прощаясь, каждому дал по большой серебряной турецкой монете, которая в полтора раза больше нашего старинного серебряного рубля. Певчие проводили его за ворота обители, где он последний раз благословил каждого, сел верхом на коня и поехал в сопровождении верхового, одного из братии, в сторону Ватопеда (монастырь греческий), где наша Андреевская «арсана», (пристань морская). Таким своим действием игумен Иероним, честнейшая глава обители, обезчестил и попрал ногами торжество и вековые, праздничные обычаи Афонской Горы. И около тысячи гостей монашествующих, бывших на праздничных богослужениях: на всенощной и Божественной литургии, все были очень удивлены небывалым поступком игумена. Это случилось в праздник Матери Божией, 19 ноября. А 20 ноября еще должен праздноваться ктиторский день. После Богослужения и общей трапезы — торжественные проводы гостей. Из-за отсутствия главы обительской это не состоялось. Гости из обители св. Великомуч. Пантелеимона переночевали еще одну ночь, как простые и случайные путешественники по Горе Афонской. А ранним утром, тихо, по одиночке, со своим игуменом Мисаилом, как оплеванные, ушли в свою обитель. Хотя эта братия, принимавшая участие в праздновании нашего праздника, была принята как почетные гости, по вопросу же еретического пожара они были нашими непримиримыми врагами. Но не было и намека по этому вопросу, никто даже вида не подал, ни с нашей, ни с их стороны, на раскол между нами, который неожиданно выявился бегством игумена Иеронима. Крайне удивительным и неожиданным для гостей и братии Андреевского скита было тайное бегство хозяина с праздничного торжества.

Ктиторское поминовение 20 ноября мы совершили уже по-домашнему, без участия гостей. В этот же день по всей Горе Афонской, в четыре часа вечера, начинается всецерковный праздник — Введение во храм Пресвятой Владычицы нашей Богородицы — торжественным всенощным бдением и Божественной литургией. А главы братства — игумена, который должен возглавить праздничное торжество, у нас нет. Ожидали его возвращения ко всенощной, но его и след простыл. Не прибыл он и 21 ноября.

Соборные Иеронимовы старцы распространили слух, что игумен спешно отбыл на «метоху» (это небольшое монастырское хозяйство на противоположном Афону мирском македонском берегу) по неотложному хозяйственному делу, которое требует его присутствия. Но этот вымышленный слух настолько нелеп, что и детям стыдно рассказывать, чтобы суетное дело предпочесть великим праздникам, торжественно совершаемым небом и землей. Даже мирские христиане ради 4-й заповеди Божией в праздничные дни оставляют все житейские дела, а у нас, на Св. Горе Афонской, священноархимандрит, настоятель знаменитой Андреевской обители, глава пятисотенного братства, в самый день великого обительского праздника, поправ его святость, поспешил на хозяйственные работы. Кто не посмеется такому безрассудному действию игумена Иеронима? Лишились рассудка и соборные старцы, указавшие на причину его спешного отбытия.

Конечно, все это — постыдная ложь, которою соборные старцы тщетно пытались прикрыть позорное бегство игумена из обители. Через неделю после Богородичных праздников, именно 30 ноября, предстоит еще великий обительский праздник св. Андрея Первозванного, в котором принимает участие старейшая братия греческого Ватопедского монастыря, во главе со своим игуменом.

Андреевский скит подвластен греческому монастырю, потому что основан на его участке и во многом был зависим от него. Ватопед весьма ценил наш скит за его быстрый расцвет и благолепие. Андреевский скит числом братии в два раза превосходил самый Ватопед, братия которого являлась как бы хозяевами, были самыми почетными гостями и весьма любили скит. Игумен Иероним говорил на греческом языке как природный грек, что еще больше роднило эти обители.

Уж на этот-то великий обительский праздник игумен Иероним не мог не прибыть. Братство скита готовилось к торжествам, ожидая его возвращения. Вот уже встретили гостей, по обычаю торжественно и всем братством скита. А игумена, к не малому удивлению греческих гостей, все нет.

Настали обительские торжества, а настоятель обители, священноархимандрит, работает на метохе. Его поведение озадачило братию и всех гостей, которых, как и на Богородичный праздник 19 ноября, со всей Горы Афонской, кроме Ватопедских, прибыло до тысячи человек. В озадаченном настроении духа всего братства совершались все обительские торжества: богослужения, крестный ход и всеобщая праздничная трапеза. Праздник кончился, гости отбыли.

Если в такой великий, торжественный обительский праздник гости были озадачены небывалым отсутствием настоятеля, то братству стало вполне очевидно, что удаление его из обители произошло непосредственным судом Божиим.

До праздника иконы Божией Матери «В скорбех и печалех Утешение» (19 ноября) в братстве Андреевского скита царили безмятежие, мир и тишина. По вопросу об Имени Божием не было никаких волнений, которые происходили в Пантелеимоновском монастыре, а волнение, поднявшееся в Ильинском скиту, быстро продавилось лапой дракона. Андреевский скит, чтобы создать в нем несокрушимую крепость защиты славы Имени Своего, Господь хранил особым Своим промыслом. Выше мы сказали, что летом игумен Иероним со своими соборными старцами составил коварный план, чтобы на вечерней братской трапезе искусственно устроить бунт, во время которого имяславцев хотели выбросить за ворота обители. Но это злодейское намерение Бог обратил на его же голову.

Для ясности — краткая заметка: «Всему христианскому миру известно, что Св. Гора Афонская есть земной жребий Царицы Небесной, Пресвятой Богородицы, на которой Она изволила устроить жительство иноческому лику мужского пола. Все большие и малые обители афонские, пустынножители, отшельники и без кровные скитальцы — сиромахи, подвижники и вообще все иноческое население Афонской Горы управляются непосредственно Самой Богоматерью. Еще древними афонскими отцами Она на Афоне именуется «Царицей Спасения». Она — Верховная Игумения Святой Горы Афонской — руководит судьбой иночествующих в ней, попечительствует о спасении каждого инока земного жребия Своего, и обителями управляет, и о земных нуждах промышляет. Таким образом, все иночествующие афониты находятся под Ее державным смотрением, которое живо ощущается духовно живущими: хранит, назидает, исправляет, вразумляет, а дерзких — наказует. На Афоне безчисленное множество знамений Ее домостроительства, и каждый инок лично на себе имеет свидетельство Ее державной руки».

Эту заметку мы приводим во свидетельство того, что поднявшаяся богохульная еретическая буря очень преогорчила Царицу спасения, Верховную Игумению Св. Горы Афонской. Имяборческая ересь имеет свое начало в поклонении пантелеимоновских старцев диаволу, приседящему жене Наталье, в святотатственном образе Божией Матери. И таким образом сии несчастные старцы честь и славу Божией Матери перенесли на диавола. Все это было сказано нами еще в начале этого повествования. Повторяем же для того, чтобы всем было известно, что защита истины в брани со вратами ада состоит непосредственно под покровом и руководством Матери Божией, Игумений Св. Горы Афонской. Теперь вся кому ясно, что Невидимая Строительница Спасения и Блюстительница судеб Афонского иночества в обительский праздник в честь Ее иконы, в самый торжественный день, посвященный Ее имени, Сама невидимо изгнала еретика игумена Иеронима из обители, как препятствие к созданию защиты славы Имени Божия. Попущением Божиим имяборческая ересь возгорелась в Ее земном Жребии, поэтому Она имеет попечение и должное бранное ополчение из иноческого воинства, превосходящего не числом и не оружием в плоти и крови, но духовной крепостью несокрушимого мужества, в терпении противостоять неуступчивостью силам врат ада. Это и проявила Она удалением игумена Иеронима из обители в Свой праздник, 19 ноября, не допустив его руководить в праздничных торжествах. При игумене Иерониме братия обители говорила между собой об Имени Божием только шепотом, а в его отсутствие братство стало свободно от угрожающей стороны, изгнанной из обители невидимой властью Суда Божьего. Таким образом, защитники Имени Божия призывались свободным словом противостать еретическому дракону, вселившемуся в Пантелеимоновской и Ильинской обителях.

В Киево-Печерской Лавре подвизался в затворе известный в России даром прозорливости глубокий старец иеросхим. о. Алексей. От него на Афоне был получен листок с сильным словом под заглавием: «Истина об Истине, Голос из кельи старца». Киево-Печерский подвижник строго обличал богохульное еретическое восстание на Имя Божие. Этим словом и было положено начало открытой защиты славы Имени Божия во время братской трапезы, в первое воскресенье после обительского праздника св. ап. Андрея Первозванного.

Один из числа соборных старцев — тайный имяславец иером. о. Сергий, о котором выше уже было сказано, горел ревностью неотложно начать исповедническую проповедь в защиту славы Имени Божия. Он первый открыто и невозбранно произнес слово во славу Имени Божия и в обличение имяборческой ереси.

Братская трапезная нашего скита — это большая зала, в которой шесть столов такой длинны, что за ними могут расположиться до трехсот иноков. Зала крестообразна, на юг и север — меньшие залы, в них также столы, так что и своему братству, и для гостей мест достаточно. Центральная зала высокая, окна в два яруса, высотой выше роста человека. В верхнем ярусе, в юго-восточном углу, крайнее окно снаружи заделано наглухо и представляет нишу. К этой нише во внутрь трапезы устроено крылечко, по-афонски «портарейка». На этом крылечке на подставке — большой резной орел. Устройство этой ниши предназначено для чтения Слова Божьего в праздничные дни; на орла кладется книга. С такой высоты слово проповедника разливается, доходит до слуха всего многосотенного братства. По благословении трапезы чтец оглашает за головок предложенного чтения, просит у игумена благословения. За отсутствующего игумена трапезу и чтение благословляет иеромонах, занимающий служение седмицы.

В воскресенье, о котором сейчас речь, по обычаю воскресного дня предполагалось читать толкование Евангелия, прочитанного за Божественной литургией. Был назначен чтец, который готовился взойти наверх, в нишу. Но о. Сергий остановил его и сказал: «Читать буду я», — и взошел наверх. По пропетии молитвы «Отче наш» и по благословении очередным отцом иеромонахом трапезы о. Сергий с ниши возгласил заглавие предполагаемого чтения: «Истина об Истине, голос из кельи старца».

При этом необыкновенном заглавии чтения все братство прониклось глубоким вниманием. По прочтении заголовка чтец говорит обычное: «Благослови, отче, прочести». Благословляющий возглашает: «Молитвами святых отец наших, Господи, Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас». Чтец отвечает: «Аминь». Отец Сергий, горя ревностью о славе Имени Божия, умом и сердцем возвысился к престолу Того, о Имени Которого он взволнованно начинает первое защитительное исповедническое слово.

О. Сергий еще не успел прочитать первую строку, как вдруг, рядом с нишей снаружи, через окно раздался грохот удара такой силы, как будто вздрогнула вся трапезная. Сидевшие лицом в сторону окна и ниши до сотни человек братии увидели огромнейшую, в рост человека, прескверную гнусную птицу с редкими безобразными перьями, с огромной головой и ощипанными крыльями, два глаза ее горели страшной яростью, из открытого клюва изливался как бы отвратительный гной. Страшный и омерзительный вид был у этого чудовища. За трапезой было братии и пустынников свыше пятисот человек, и все слышали сильный грохот, человек до семидесяти видели воочию, а которые сидели спиной к окну — видели лишь тень, павшую в трапезу. Итак, было свыше двухсот свидетелей-очевидцев этого чувственного страшилища, яростный вид которого говорит сам за себя, что это за птица. Всей адской злобой вознеистовствовала она при первых словах проповедника о. Сергия. Это тот же самый дракон, приседевший жене Наталье, которому поклонились пантелеимоновские старцы. Он же был открыт в видении и тому благоговейному пустыннику в нашем скиту, ожидавшему своей очереди за милостыней, о котором было сказано выше. Тот самый дракон и теперь с диавольским неистовством готов был поглотить о. Сергия и всех нас, мужественно и решительно противоставших ему.

В момент грохота и явления чудовища отец Сергий только вздрогнул. Он понял, что это за чудовище по левую сторону окна, рядом с нишей. Оградив себя крестным знамением, он еще с большим воодушевлением продолжил проповедь. Яростную, но безсильную злобу гнуснейшего диавола Сам Господь открыл нам, чтобы нам было понятней, с кем мы ведем брань и кто вдохновитель имяборческой ереси. От этого видения мы еще сильнее возревновали в защиту славы Имени Божия.

Для нас важно было то, что начало открытого свободного слова в защиту славы Имени Божия было положено соборным старцем, иеромонахом почтенным, о. Сергием. Соборных старцев всех двенадцать. И как безмерно удивлен и поражен был состав этих старцев тем, что один из среды их так ревностно выступил в защиту Имени Божия, когда они с игуменом Иеронимом намеревались выбросить имяславцев за ворота обители и сделать ее гнездилищем богохульной ереси. Выступление о. Сергия сразило соборных старцев, их старческая начальническая важность сгинула. Среди всего братства о. Сергий в глубоком почете и уважении, а те одиннадцать — постыдно стали прятаться.

С этого воскресного дня в соборном храме и в трапезной тема проповеди началась исключительно по вопросу об Имени Божием, из Священного Писания и творений святых отцов Церкви. В соборе при богослужении — ежедневные троекратные поучения. Они стали посвящаться во славу Имени Божия, соответственно текущему вопросу. Единомыслие и единодушие братства Андреевского скита, просвещаемого православным исповеданием истины, и ревность о славе Имени Божия сделали братство ангелоподобным. Та кучка, человек в сорок, единомысленная Иерониму, куда-то исчезла. То есть она была тут же, но наглость и пронырство ее прикрылись стыдливостью перед лицом всего братства. Только не было в них раскаянности, виделись неисправимость, ожесточение и упорство — это характер, свойственный всякой ереси минувших веков: арианской, несторианской, иконоборческой и других.

Время текло. Прошли еще два праздника великим святым: 6-го декабря — святителю и Чудотворцу Николаю и 12-го декабря — святителю Спиридону, Тримифунтскому чудотворцу. Оба праздника этих великих святых в нашем скиту празднуются соборно торжественным всенощным бдением, а игумена все нет.

Приближается всемирный праздник Рождества Христова, а игумен будто бы умер. И нам становится ясно, что он уже не смеет показаться перед лицом братства. В его отсутствие наше братство действием Благодати Духа Божия озарялось светом исповедничества, православной защиты Славы Имени Божия, и под всемощным Покровом Госпожи нашей, Матери Божией, облеклось в мужество и крепость против всех сил ада. Ради этого и изгнала Божия Матерь в Свой праздник, 19 ноября, начальствующего врага Божия из обители, дабы из братства нашего скита составить духовное ополчение против богохульной имяборческой ереси.

Заметка

«А что изгнали нас с Афона, то самое и свидетельствует неодолимость иноческого Богородичного ополчения. В том и состоит победа всех мучеников, исповедников и подвижников Церкви Христовой, что в муках и самой смерти своей они не уступили врагам, воюющим на Церковь Божию. Со знамением исповедничества в руках они умирали от меча, сгорали в пламени огненном, потопляемы были в водах, распинаемы на крестах, томимы были в темницах, в ссылках и изгнаниях; во всех видах брани и в самой смерти они выходили победителями врагов, воюющих на Христову Церковь. «Ибо перед лицом человеческим, по свидетельству Священного Писания, аще и муку приимут, упование их безсмертия исполнено» (Прем. Сол. Гл. 3).

Итак, Бог открыл нам вдохновителя и вождя ереси, в чем мы всем братством убедились в самом первом исповедническом слове о. Сергия в защиту Славы Имени Божия во время братской трапезы. А видением Царицы Небесной Божий Промысел открыл это не нам, а постороннему лицу, не причастному к делу брани, чтобы истина о защите Славы Имени Божия свидетельствовалась не от нас и не подвергалась никакому сомнению.

Глава 19. Видение Царицы Небесной

На Карее, в виду нашей обители, в пятнадцати-двадцати минутах ходьбы от нас, есть «конак» Зографского болгарского монастыря. Конак — это большой трехэтажный корпус, в котором постоянно проживает старейший инок, представитель от Зографа, член Протатского духовного управления Горы Афонской (точно таких же конаков на Карее двадцать, т. е. от каждого самостоятельного монастыря). Зографский конак большой, нижний этаж занимает сам представитель — зографский инок, а при нем и канцелярия (тоже зографские иноки). Второй и третий этажи почти всегда заняты временно проживающими духовными гостями, богомольцами из мира, разных национальностей. В дни, о которых идет речь, на третьем этаже, в квартире, обращенной в сторону нашего Андреевского скита, проживал некий старец, о. архимандрит, по национальности — арванит, инок Православной Восточной Церкви.

Как любитель пустынного безмолвного Афона, он гостил уже не первый год, но из-за незнания нашего языка не посещал наших богослужений, вернее, он вообще нигде не бывал, но жил в строгом затворе, имея при себе келейника. Как строгий безмолвник, он был далек от всего, что происходило вне его затвора, и поэтому ничего не знал по вопросу об Имени Божием.

Ночь, о которой начинаем сказание, была перед Рождеством. Упоминаемый о. архимандрит по афонскому обычаю в полночь встал на молитву, но в ту же минуту внутреннее духовное чувство повлекло его на портарейку (балкончик). С портарейки открывался вид на наш скит. Старец о. архимандрит вышел на портарейку и видит чудное Божественное видение: весь Андреевский скит залит необыкновенным дивным светом, исходящим с неба, и с высоты небесной снисходит Госпожа наша Богородица в несказанной Славе, в Небесном сиянии и пречудным Своим омофором опоясывает весь наш скит. О. архимандрит, увидев это видение, был вне себя от восторга, но не знал, что это означало. Утром он прислал к нам своего келейника узнать, что у нас делается, и не было ли у нас пожара? Наши старцы-имяславцы ответили, что пожара у нас не было и мы ничего не видели, что было открыто о. архимандриту, и за это воссылаем славу Господу Богу нашему и Его Пречистой и Преблагословенной Матери.

О дивном этом видении о. архимандриту тихо передалось всему нашему братству, и этим утешилась братия Пантелеимоновской обители — защитники Славы Имени Божия.

Откровение это лицу постороннему, не знающему дела нашей духовной брани, облекло нас в радость и непоколебимую надежду, что Сама Царица Небесная вдохновляет и благословляет нас на брань в защиту Славы Имени Божия, а если вдохновляет, то, несомненно, покрывает и помогает.

В ближайшие дни после этого видения началась наша духовная война со вратами ада. Видение было за несколько дней перед Рождеством Христовым.

Глава 20. Начало брани Андреевского скита со вратами ада

Игумен Иероним не прибыл и на величайший праздник Рождества Христова. Такого поругания обительского благочиния Святая Гора Афонская не знала за всю свою историю. Каким образом можно оправдать такую дерзость и надругательство над славной обителью и божественными великими праздниками? Вся Святая Церковь Христова, земная и небесная, торжественно празднует и славит Христа в божественных песнопениях и торжественных Богослужениях, а глава — настоятель обители, священноархимандрит, игумен Иероним, работает на метохе, наплевав на все святое.

После праздника Рождества Христова все братство вознегодовало на дерзость Иеронима и постановило потребовать его возвращения в обитель, ибо всем было ясно, что и на праздник Крещения Господня его не будет. Поэтому за несколько дней до праздника послали иеродиакона возвратить игумена в обитель.

Величайший праздник Крещения Господня с торжественным водоосвящением мы праздновали в немалом огорчении на игумена Иеронима, который как будто насмехался над нами.

7 января, в день собора св. Пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, после Божественной литургии и после трапезы, братия разошлась на прогулку: кто по двору монастыря вокруг собора, а кто вышел за порту (врата обители). Погода была приятная, веяло легкой прохладой. Одни из братии ходили по площади перед вратами обители, другие разместились на скамеечках. Вдруг видим, уполномоченный братией о. иеродиакон с игуменом Иеронимом едут на конях по дороге Ватопедской. Это было для нас большой неожиданностью, потому что весь Афон покрыт лесом, в котором скрываются дороги, и вдруг виноватый появляется из леса перед лицом прогуливающейся братии. По уставу при появлении о. игумена среди братии все встают и спешат подойти за благословением, и с сыновней любовью целуют руку его. Так было всегда. Но в этот раз не так. Всадники на конях, внезапно появившиеся из лесной чащи, въехали на площадь в среду братства и слезли с коней. Прогуливающаяся братия вдруг обратила взор на виновного, а сидевшие не поднялись с места, все как бы замерли. Смущенный Иероним, бросив косой взгляд на братию, пошел к порте, где стояло около пяти человек его сторонников-еретиков, которые с радостью поцеловали ему руку, и он ушел в свою игуменскую келлию.

Глава 21. Братский суд над игуменом Иеронимом

10 января вся братия, собравшись в большом зале архондарика, потребовала от Иеронима явиться перед лицом всего братства. Иероним пришел. Но игуменской чести братия ему не воздала, но начала по порядку предъявлять ему вину. Во-первых, в самый торжественный обительский Богородичный праздник, 19 ноября, поправ обительское праздничное торжество, молча, почти тайно, скрылся из обители. Затем были поруганы им все последующие праздники, и лишь насильно он принужден был возвратиться. Святая Гора Афонская во всю свою историю не знала подобного поведения игумена. Простить такую вину игумену Иерониму братия не могла. Вторая, самая главная вина, принятие богохульной имяборческой ереси, слияние в один дух с Пантелеимоновскими старцами — поклонниками Натальиными, вовлечение в эту ересь некоторых из братии своей обители, глумление над Именем Божиим. При этом представили перед ним двух послушников: столяра Даниила, которого Иероним приказал выгнать из обители за то, что он ревностно обличил Иеронима в хуле на Имя Божие, — Даниил дословно высказал хулы Иеронимовы на Имя Божие; другой послушник— Никита, переписчик сочинений монаха Климента, свой донос на Иеронима изложил письменно и прочитал всему братскому собранию. Свидетельства обоих послушников подтвердили вину Иеронима в богохульной имяборческой ереси. Отрицать свою виновность Иероним не мог, но и суд над собой, на основании показаний младших из братии, он считает несостоятельным и вменяет их выступления в оскорбление себе. Выказав всему братству свое недовольство, Иероним произнес самооправдательную речь. Вдруг неожиданно для него выступил уже не младший послушник, а один из самых старших членов его собора, честнейший иеромонах о. Сергий. Прервав Иеронимову строптивую речь против братии, о. Сергий начал свою обвинительную речь, в которой выявил преступность и тяжесть греховного еретического восстания на имя Божие не одного игумена Иеронима, но и всего собора его. До этого момента Иероним не знал, что в числе его соборных старцев был один пламенный защитник и ревнитель Славы Имени Божия. Он считал о. Сергия, своим единомышленником. И вдруг неожиданное выступление о. Сергия, обличающее Иеронима, которое явилось для него ударом в самые недра еретической души его и как смертоносной стрелой сразило безстыдную наглость еретика, язык которого связался, вид лица его исказился, мятущуюся душу его обуяла растерянность. Сотни глаз благочестивого православного братства пламенных ревнителей защиты славы Имени Божия своим взором сжигали душу игумена. Он молчал. Отец Сергий, как свидетель всех враждебных действий Иеронима против Имени Божия, обнаружил их всему братскому собранию. Все благочестивое собрание Свято-Андреевского скита, горевшее ревностью о славе Имени Божия, едино душно объявило Иерониму о низложении его с игуменства.

Глава 22. Порядок смены игумена на Св. Горе Афонской

В России игумены и настоятели монастырей назначаются и сменяются властью или епархиальной, или Синодальной. В Святой же Горе Афонской эти права полностью принадлежат самому братству монастыря, который из своей среды избирает, а в случае нужды сменяет большинством голосов при голосовании за представленных кандидатов.

В греческих, особенно штатных монастырях, смена игумена бывает довольно часто по причине следующих обстоятельств: из обители в мир посылаются по сбору эпитропы, т. е. старшие из братий. И какой эпитроп — сборщик — привезет наибольшую сумму денег, того как бы в заслугу немедленно ставят в игумены на место бывшего. Случалось даже и так: через неделю или две приезжает другой сборщик, еще с большей суммой денег, и этого, последнего, немедленно ставят в игумены на место его предшественника. При таком порядке назначения игуменов ни в одной обители не бывает споров, недоразумений и ропота, но все считают его обычным правилом Горы Афонской.

Однажды в сербской обители «Хилендар» при избрании нового игумена на место умершего произошел спор. Были представлены два кандидата. При голосовании оказалось равенство голосов за них. Они оба были достойные, но нужен был один из них. Несколько дней проходят в споре, но без нарушения обительского чина и порядка, распрялишь только в избрании игумена. В святом алтаре соборного храма стояла чудотворная икона Матери Божией «Троеручица».

Братия, собравшаяся на утреню в 12 часов ночи, видит: святая икона стоит на игуменском месте. Почему она оказалась здесь — недоумевали. Ее перенесли и поставили в алтарь, на свое место, а в следующую ночь пришедшая к утрени братия видит, что икона опять стоит на игуменском месте. Тогда подумали, что это дело екклесиархов, но они клятвенно уверяли, что это дело не их рук. Святую икону снова перенесли в алтарь, и двери собора запечатали печатью обители. В ту же ночь явилась Матерь Божия одному старцу и сказала: «Не убирайте Мою икону с игуменского места, перестаньте спорить из-за игумена, отныне Я сама буду ваша Игумения». Пришедшая к утрени братия сняла печать с дверей храма и, войдя в него, увидела св. икону, стоящую на игуменском месте. Старец, которому было видение, исповедал волю Матери Божией — прекратить спор из-за игумена, ибо Она Сама изволила быть Игуменией нашей обители и св. Ее икона да стоит на игуменском месте. С тех пор в Хилен-дарском монастыре земного игумена нет, но братия избирает только лицо, называемое «проигуменом», т. е. управляющего хозяйственными делами обители вместо игумена.

На основании этого, давно существующего афонского правила, и у нас, в Андреевском скиту, в 1908 году был избран в игумены Иероним большинством голосов на место почившего всечестного схиархимандрита Иосифа. Тогда сияло благочестие и ангельский мир во всей Св. Горе Афонской, но в 1912 году Иероним впал в нечестие, приняв богохульную имяборческую ересь, которая возмутила двухтысячную братию Пантелеимоновской обители. А Ильинский скит (400 человек братии) целиком обольстил ересью сатана. Такую же участь готовил Иероним и нашему Андреевскому скиту. Державная же Игумения Св. Горы Афонской, Царица неба и земли, промыслительно сохраняла нашу обитель. Все братство Она ополчила на брань с вратами ада. А игумена Иеронима, от которого надвигалась угроза погибельной ереси, Она из обители изгнала в свой праздник, 19 ноября 1912 года. Как благочестивый, Иероним большинством голосов всей братии был избран в игумены. А когда он впал в ересь, то по существующему обычаю Св. Горы Афонской мы сменили его. Но он не подчинился братскому суду и пошел в келлию игуменскую с вражеским замыслом превратить весь скит в гнездилище дракона, по подобию Ильинского скита. Братский суд над Иеронимом состоялся 12 января 1913 года. А на следующий день вся наша обитель прекратила дела послушания и, закрыв врата обители, занялась делом решительного удаления еретика Иеронима из игуменской келлии и избранием нового игумена. Но в самом начале этого дела явилось важное препятствие: обитель наша не самостоятельная, но скит, зависимый от греческого Ватопедского монастыря. Мы уже говорили об этом раньше. Андреевский скит по числу братии в два раза превосходит самый Ватопед. Но без его утверждения наши права избрания и смены игумена недействительны. Это имел в виду Иероним, непризнавший над собою суда братства. Братство же Пантелеимоновского независимого монастыря имеет право на самостоятельное избрание и смену игумена без какого либо утверждения высшего начальства, но корпусами этот монастырь разбросан по Св. Горе, поэтому православное братство не могло объединиться для свержения еретического начальства — диаволопоклонников. А начальство это, как правомощные члены «Протата» от самостоятельного русского монастыря, всячески клеветали на защитников Имени Божия Протатскому правлению. Они выливали на нас свою грязь, обвиняя в ереси. Среди защитников Имени Божия не было знающего греческого языка. А в Протатском правлении не знали русского языка и выслушивали то, что говорили им на греческом языке русские члены Протата, воспалители хуления на Имя Божие.

На этом основании и укрепился Иероним в решимости не подчиниться суду братии над собой. К нему собрались его сторонники, соборные старцы и другие, прельщенные им.

В саду нашего скита была большая двухэтажная келлия с церковью во имя св. великомученицы Варвары, воздвигнутая приснопамятным схимонахом Иннокентием Сибиряковым, — в миру знаменитый золотопромышленник, — который все свои миллионы пожертвовал в наш Андреевский скит, благодаря чему скит наш быстро вырос и расцвел наподобие лавры. Это совершилось особенным Божиим предусмотрением, дабы этот Андреевский скит стал несокрушимой крепостью в брани против всех сил ада, за честь и славу Имени Божия. В этой Варвариной келлии отшельнически жил на покое духовник покойного схимонаха Иннокентия, старец архимандрит Давид. Он и являлся из числа нашего братства старейшим братом Андреевской обители. На братском соборе его присутствие было необходимо. Братский собор пригласил о. Давида, а также иеросхимонаха о. Антония (Булатовича) на совет. С появлением этих двух лиц всем братством было принято решение проголосовать: кто за Имя Божие, а кто за Иеронима, против Имени Божия.

Собравшемуся в святом соборном храме всему братству было предложено избрание: кто за Имя Божие, те должны стать по правую сторону собора, а кто за Иеронима, против Имени Божия, — должны стать по левую сторону.

Это голосование открыло жалкую картину, ибо оно четко определяло: кто за Бога и кто против Бога. Старец, заведующий канцелярией, переписывался с благодетелями обители, со своими сотрудниками по послушанию, которых до пятнадцати человек, — все они пошли против защиты славы Имени Божия. Упомянутый старец отличался ревностным исполнением монашеского келейного правила, а на суде избрал для себя ошуюю (т. е. левую) сторону козлищей. На голосовании была вся братия, кроме одного Иеронима, все его соборные старцы торжественно и быстро перебежали на левую сторону. Вслед за советниками Иеронима побежали также и другие, которые до этого времени пользовались почетом и уважением братства. Но больно было видеть, и скорбно было сердцу, когда увидели, что последним из всех поплелся к козлищам почетнейший из всех, братский духовник, иеросхимонах о. Геннадий. Вслед за ним послышались восклицания: «Отец Геннадий! Отец Геннадий! Остановись! Что ты де лаешь?! Куда пошел?! Вернись!» Но смущенный и пристыженный, не имевший твердости духа и решимости, он малыми шагами доплелся к козлищам. Таким образом, около шестидесяти козлищ обрекли себя на погибель, на радость Иерониму. Все же остальное братство, до четырехсот человек, стояло по правую сторону святого соборного храма, с решимостью положить свои души за честь и славу Имени Божия. Тут же православным братством немедленно было решено избрать нового игумена. Внимание всех остановилось на честнейшем иеромонахе о. Сергие, который первым открыл проповедь во славу Имени Божия. Он же, бывший соборный старец и тайный имяславец, следивший за кознями еретика Иеронима, тайно предупреждал нас и мудро отстранял от нас опасность, когда она угрожала нам.

Вся братия обратилась с поклоном к о. Сергию. Он же категорически отверг свое избрание, говоря: «Ищите кроме меня». Тогда все обратились к иеросхимонаху о. Антонию (Булатовичу), к первому, пострадавшему за защиту славы Имени Божия, как благодетелю обители, как высокообразованному, необходимому для защиты славы Имени Божия. Но о. Антоний еще больше, чем о. Сергий воспротивился, говоря: «Моя личность будет не только не в помощь делу, но даже во вред». Отец Сергий и о. Антоний указали на старейшего в братстве о. архимандрита Давида, отшельнически живущего на покое в скитском саду при церкви св. великомученицы Варвары несколько десятков лет. Братия обратилась с поклоном к сему старцу. Но, не желая расставаться со своим уединением, о. Давид также отказался занимать настоятельское место. Тогда все братство, о. Сергий и о. Антоний указали о. Давиду на опасность оставлять обитель без настоятеля, в результате чего распадется наше ополчение против имяборчества. Видя крайнюю необходимость, о. Давид, наконец, согласился возглавить братию. Поставив на игуменское место новоизбранного настоятеля, братия воздала ему игуменскую почесть и приняла от него первое игуменское благословение Иероним, как выше было сказано, презирал братский суд над собой в уверенности, что Ватопедские монастырские начальники— греки станут его защитниками и на его смену не дадут согласия, потому что они уважали его за знание греческого языка.

Но мы не изгоняли Иеронима, но сменили его по уставу обители как еретика, перевели на покой, дали ему хорошую келью в нашем скитском саду из четырех комнат с церковью во имя Успения Божией Матери, с предоставлением ему права держать келейника, которого сам захочет.

Место прекрасное, на полном содержании скита. Условия самые благоприятные: церковь Успения та, в которой он любил часто служить раннюю литургию. Конечно, нам и самим жалко было предавать эту святыню еретику, но уступили для его успокоения. Все эти предлагаемые условия Иероним упорно отверг, твердо решив не уступать братскому суду, засел в игуменской келье, считая себя игуменом — настоятелем, отцом и пастырем братии. Для нас же он сделался хищным волком, когда принял ересь и, омраченный ею, восхулил Имя Божие в союзе с начальниками Пантелеимоновского монастыря, Натальиными поклонниками. После голосования все вышли из соборного храма. Правые овцы стояли во дворе около собора, а левые козлища все ушли к своему волку в игуменскую келью, они стали стеной и крепостью для Иеронима. С их приходом к нему Иероним не дремал, но стал покушаться воровать правых овечек из стада Христова.

Глава 23. Монах Понтий

В нашей среде был молодой инок о. Понтий с послушанием в сапожной мастерской. Он был нрава кроткого ягненочка, весьма благоговейный ревнитель по защите Имени Божия. В этой ревности он горел, как и все труженики в мастерской, во главе со старцем о. Руфом. Молодой Понтий также отличался необыкновенным послушанием и младенческой податливостью, что послужило окрадению его лукавым Иеронимом. Когда мы стояли около собора, вышел от Иеронима его келейник и стал звать к себе о. Понтия. Мы старались его удержать, а он упирался и с места не трогался. Келейник же, зная его нетвердость, не переставал звать его к себе на минуточку. О. Понтий, побежденный лукавой лаской келейника, пошел к нему. Взяв под руку Понтия, келейник повел его по ступенькам вверх, в игуменскую келлию к волку-еретику, говоря: «Тебя зовет о. игумен на одну минуточку». О. Понтий отвечает: «Но я не за Иеронима, а вместе с братией за Имя Божие». «Ты и будешь с своими братьями. Только уважь просьбу о. игумена», — говорит келейник. Понтий по старой привязанности к игумену не смог отречься от низложенного с игуменства Иеронима и вместе с келейником пошел к нему в собрание козлищей — еретиков. Его встретил сам Иероним, отличавшийся диавольской лестью, лукавством и обычным приесловием: «Дорогой-золотой, дорогой-золотой». Такой лестью Иероним проныривал в душу собеседника, тем самым очаровывал и греков Ватопедских. Этот яд лести он пустил и на о. Понтия, говоря: «О. Понтий, дорогой-золотой, нам нужна твоя подпись. Смотри, все эти старцы и братия, которые здесь со мной, подписались, подпишись и ты». Понтий возразил ему: «Отец игумен, ведь я не с вами, а с моими братьями, которые во дворе». «Это ничего, ты опять пойдешь к своим, только подпиши свое имя в этот список». Но Понтий продолжает уклоняться. Наглый же еретик подает ему в руку перо, маслит своей лукавой лестью: «Дорогой-золотой, о. Понтий, делай поклон пред иконой Божией Матери и подпишись».

Не устоял кроткий о. Понтий. Сел на стул и после всех подписей Иеронимовых козлищей написал свое имя «монах Понтий» и поставил точку. Но в то же мгновение, когда Понтий поставил точку, увидел молниеносно явившегося диавола, величиной под потолок, косматого, зеленого цвета, который присадил Понтию печать на правую руку.

У Понтия задрожали руки и ноги, помрачилось зрение, омрачился ум, и остолбеневший, шатаясь, без памяти от ужаса виденного, он направился к двери и вышел в коридор со стонами и оханьем.

Мы ожидаем его выхода, а он, закрывая лицо руками, захлебываясь от рыдания, выходит, восклицая: «Отцы и братия, отцы и братия! Я пал! Я пал!» Мы спрашиваем: «Что с тобой?» — «Я подписался!» Мы ему говорим: «Грех твой да будет на нас, иди к нам». Он отвечает: «Не могу к вам, я погиб». И рассказал, как Иероним принудил его к подписи, о диаволе и его печати: мгновенно он явился и мгновенно присадил мне печать на правую руку, и стали невидимы он и печать его. Мы продолжали уговаривать его, старались его успокоить, но он отчаянно нам возразил: «Нет, отцы, я погиб безвозвратно, вы правы, и я был прав, когда был с вами, а теперь, после моей подписи, бывшие внутри моего сердца горение духа, духовная радость, свет благодатный потухли во мне, меня обуял тяжелый мрак, отупение ума, жестокость сердца поразила всю мою внутренность, я погиб!» И ушел от нас о. Понтий в свою келлию в безутешном плаче и отчаянии. Несчастный этот случай с Понтием стал для нас назидательнейшим уроком: какая нужна осторожность, чтобы не запнуться и даже мысленно не впасть в сеть еретическую, ибо при малейшем сомнении в истине отступает благодать Божия. Нам еще больше открывается пагубность имяборческой ереси, исходящей от диавола, и то, как он присущ принявшим эту ересь. Все сборище Иеронимово находится в омрачении, под его гипнозом. Итак, все действия еретического общества — под руководством и влиянием чародейства диавола. Вот в какую бездну упали Пантелеимоновские, Ильинские и Андреевские еретики-имяборцы, восставшие на Державное Имя Божие своими хулами и глумлением. Это и есть изрыгание адского дракона.

Глава 24. Обращение наше в Ватопед

Мы принимаем дальнейшие меры к утверждению Ватопедом переизбрания игумена. В Ватопед от братии скита были посланы представители. Причину мы выбрали простую: «Потеряли духовное доверие к игумену Иерониму». О ереси говорить было нельзя, ибо этот вопрос возник у русских, и уяснить его грекам немыслимо. По величайшей важности и тонкости слово о нем для греков невместимо и поэтому довольно одного обвинения: «Потеряли духовное доверие к Иерониму». По этому заявлению Ватопед должен удовлетворить требование всей братии скита, которая по праву имеет полную свободу в этом действии. Принуждение братства к противному свободе является уже противозаконным насилием. Это и проявил Ватопед по отношению к нашему требованию. Ватопед не желает смены Иеронима, избрания нового игумена.

У о. Антония (Булатовича) был дружок — грек, пустынник, весьма благоговейный, знающий русский язык, а поэтому он положительно знал о вопросе у русских об Имени Божием и был ревностным защитником славы Имени Божия. Намереваясь четко уяснить Ватопеду наше законное требование утвердить смену Иеронима и избрание нового игумена, мы послали в Ватопед о. Антония со своим переводчиком. Ватопедское монастырское начальство, во имя дружбы с Иеронимом, гордо презрело наше требование и ответило решительным отказом, причем оскорбило все братство наше злословием: «Русские бараны».

О. Антоний возвратился оскорбленным, а в его лице и все наше братство — четыреста иноков, которые в глазах гордых греков являются «баранами». Но это название не худо: бараны правые, а левые козлы. Иероним — левый козел — еретик. Если нам — баранам —- подчиниться беззаконному насилию Ватопеда и снова признать своим игуменом Иеронима, тогда является необходимым принять его диавольскую имяборческую ересь и отдаться на поглощение адскому дракону, наподобие Ильинского скита.

Греки рассчитывали на подчинение им «баранов», а Иероним надеялся на поддержку властного Ватопеда, но обе стороны обманулись.

Братство Андреевского скита, как и святые апостолы, призваны к проповеди Имени Иисуса и к защите его. В четвертой главе Деяний Апостольских говорится о том, какое строгое запрещение от властей получили святые апостолы проповедовать об Имени Иисусове. Подчинились ли апостолы запрещению врагов Иисусовых? В наши же дни это спасительное Имя, проповеданное святыми апостолами и прославленное по всей вселенной, тяжко похулено иноками Святой Горы Афонской. Любовь к Господу Иисусу, Искупителю и Спасителю нашему, не может стерпеть поругание и хуление Вседержавного Имени, воспеваемого всем естеством ангельским на небеси, вопиющим: «Свят, Свят, Свят». Какая власть на земле в силах запретить нашу ревность о славе Имени Бога нашего?! Силы врат адовых запрещают нам, и мы видим их в лице Ватопедских греков и в низложенном игумене Иерониме. Это первая встреча с вратами ада. Как апостолы, встретившись с жидовским синедрионом, не подчинились его прещению, так и мы должны презреть Ватопедских греков с Иеронимом и вступить в первое сражение с вратами ада — в защиту славы Имени Иисуса.

После возвращения о. Антония из Ватопеда немедленно определился план наших действий вопреки расчетам властных Ва-топедских греков и паутинной надежды Иеронимовой.

О. Антоний пригласил с собой, на третий этаж Серайского корпуса, в игуменскую келлию, человек пятнадцать братии. А остальное все православное братство осталось внизу. Иероним сидел за большим столом, в центре. Вокруг него с обеих сторон стеной стояла его еретическая ограда — братия, тесно и плотно схватившаяся руками друг за друга, человек до шестидесяти.

Подойдя к столу, о. Антоний стал напротив Иеронима. Оградив себя крестным знамением, он сказал: «Отец Иероним, выходите с игуменской келлии и идите в Успенскую келлию, там будете жить на покое». Иероним ответил: «Отец Антоний, ты не наш». Иероним сказал это потому, что о. Антоний удалился на время из Андреевского скита на Карею, в Благовещенскую келью к старцу Парфению, вследствие падения Иеронима в ересь.

Мы, человек пятнадцать монахов, пришедшие с о. Антонием, в один голос воскликнули: «О. Антоний наш!»

В эту минуту в ответ на нашу защиту о. Антония, стоявший по левую сторону Иеронима монах-еретик крепкого атлетического сложения, быстро протянув через стол руки, схватил за горло о. Антония и потащил через стол на себя, чтобы задушить его. О. Антоний, маленький ростом, худенький постник, уже захрипел в когтях атлета. Двое из нас бросились на выручку и спасли о. Антония. Видя такой оборот дела и острые насмешки над нами Иеронимовых козлищей-еретиков, мы вынуждены были принять крайние, решительные меры. Еретиков было до шестидесяти, и все они — крепкие, прочно схватившиеся руками под мышки друг за друга, — показывали вид неодолимости. Нас же было всего пятнадцать, но с нами был Бог, а с ними — диавол; мы в ревности по Бозе нашем, как архистратиг Михаил против восставших на Бога падших духов, стали разрывать еретическую цепь, одно звено за другим, так что эта цепь оказалась не крепче паутины. По одному выводим их в коридор, а там берут их другие наши православные, и распределяют каждого смотря по вредности, кого отпускают в кельи, а кого за ворота обители.

Когда же коснулись самого еретика Иеронима, о. Антоний продолжал предлагать ему Успенскую келью в саду, но он отказался. Тогда Иеронима свели в монастырский двор и снова попросили его уйти на покой в Успенскую келью. Но он снова отказался.

Наконец в порте, у самых ворот, о. Антоний поклонился Иерониму в ноги и попросил его о том же. Но он решительно отказался и пошел на Карею ткать новую паутину. Это было 15 января 1913 года. С Иеронимом было удалено человек двадцать его сторонников: все молодые, канцеляристы, переписчики с мирскими жертвователями и благодетелями и их старец, заведующий этой канцелярией. Эта канцелярия — иная от канцелярии хозяйственной. Хозяйственная экономическая канцелярия были под руководством о. Сергия, а сотрудников у него было только два инока — оба ревнители за Имя Божие. А канцеляристы письменности со своим старцем — все еретики.

С удалением Иеронима из обители — мы отлично знали — зев врат адовых расширился, но пусть себе расширяется; дело же исповедников Христовых — брань с еретиками до дня судного.

Первым долгом мы поставили себе нового игумена, старца священноархимандрита Давида, который до этого времени жил отшельнически на покое, молитвенника и ревностного исповедника Имени Божия. Избрали и поставили двенадцать новых соборных старцев, тоже ревнителей славы Имени Божия.

Врата обители — «порту» — мы закрыли еще двенадцатого января, в день суда над Иеронимом, и решили никогда их не открывать, и чтобы никто, кроме нас, исповедников, не входил ими, чтобы не проникли в обитель, в ограду овчую, волки — еретики, сторонники Иеронимовы.

В нашей обители и в Пантелеимоновском монастыре, и в Ильинском скиту существовал обычай по субботам раздавать пустынникам «кубанья», т. е. милостыню, из продуктов, и каждую субботу пустынники приобщались Святых Тайн Христовых. Этот обычай велся издревле по завещанию древних Афонских отцов. Но как поступить нам при изменившихся обстоятельствах? И всем братством было решено — милостыню раздавать неизменно, но вне обители, за портой, ибо немало пустынников с разными настроениями, а посему нельзя им доверяться, а приобщиться они могут в других обителях.

Но с первой же субботы открылось особое промышление Божие касательно милостыни. Для пустынников главное питание — сухари из кусков, остающихся после братской трапезы. На все братство в трапезе расходовалось каждый день много хлеба. Теперь, после того как решили милостыню неизменно раздавать, в трапезе явилось чудо. По старому обычаю на трапезу братии раздается четырнадцать корзин. И после трапезы со столов оставалось также, четырнадцать корзин кусков хлеба. Чудо это наподобие чуда Христа, когда пятью хлебами насытились пять тысяч человек, и оставшихся после трапезы кусков хлеба апостолы собрали двенадцать кошниц. Это чудо продолжалось у нас до дня нашего изгнания.

Глава 25. Действия врат адовых

В 1912 году была война в Македонии. Союзные Греция, Болгария и Сербия изгоняли турок из Македонии. Афон заняли греки. У них был большой отряд солдат. На помощь этих солдат, дня за два до своего удаления из обители, Иероним возлагал большую надежду. Врата обители были закрыты. Канцеляристы, сторонники Иеронимовы, из своей канцелярии, расположенной на четвертом этаже Свято-Духовского корпуса, сообщили греческому военному отряду, что у нас в обители бунт. Греческие солдаты во главе с командирами окружили нашу обитель и потребовали открыть ворота, чтобы навести порядок в обители, говоря: «У вас бунт». Мы ответили, что никакого бунта у нас нет, а всего лишь законным порядком сменили игумена. И ворот мы не открыли. Солдаты не стали настаивать и ушли. Поэтому мы удалили канцеляристов с Иеронимом. Квартиру для себя и еретического отряда Иероним нашел в большом корпусе Зографского Болгарского «конака». А утром, на другой день, обратился с жалобой в «Протат».

Мы уже говорили, что Протатское Верховное Правление Афона состоит из представителей от каждого самостоятельного монастыря, которых на Афоне двадцать: Русский Пантелеимоновский, Болгарский Зограф, Сербский Хилендар, остальные семнадцать — греческие. Болгарский и Сербский монастыри стоят в нашу защиту. Русский Пантелеимоновский монастырь также имел своих представителей в Протате, но они самые главные ересиархи — поклонники Натальины, которые лобызали руку женщины Натальи и поклонялись приседящему ей диаволу. Они же мутили Верховное Правление Протатское. Греки, незнавшие русского языка, выслушивали от своих коллег, представителей русской обители, только клеветы, которые передавались им на греческом языке русскими Натальиными поклонниками. Явившийся на это заседание Иероним, прекрасно знавший греческий язык, так усладил сердца греков своим велеречием, что все семнадцать греческих представителей, возвысив голос против двух монастырей, Болгарского и Сербского, к великому удовольствию пантелеимоновских диаволопоклонников, объявили наш скит еретическим и запретили всякое общение с ним. Это похоже на то, когда первосвященники, книжники, фарисеи, саддукеи и старцы народные, все это жидовское сонмище во главе с Каиафой приговорили Господа Иисуса на Распятие. Тогда — Его, Самого, а в наши дни: попрали Его Божественное Имя — заплевали, повергли под ноги свои, низвели на степень рабского имени.

Итак, пантелеимоновские диаволопоклонники, ильинские и андреевские, иеронимовы союзники пантелеимоновских старцев, из-за самолюбия, ради своих прихотей и земных благ не пощадили Имени Божия, предали его на поругание и увлекли в свое единомыслие Верховное Правление Св. Горы Афонской — Протат. И все это сборище знаменовало собой гидру из преисподних ада, которая обрушилась на наш Андреевский скит. Болгарский Зограф и Сербский Хилендар были безсильны защитить правду Божию против семнадцати, и она предана была на распятие. Андреевский скит объявили вне закона. По всей Горе Афонской были расклеены объявления, что Андреевский скит еретический.

Но правы ли были Каиафа и сонмище его, распявшие Христа? Таково же дело и этих новых каиаф. Братство Андреевского скита не убоялось беззаконного прещения власти, не сложило оружия защиты славы Имени Божия у ног адской гидры, но, побуждаемое ревностью о славе Имени Бога, мужественно готовилось на все лишения и на самую смерть за Имя Господне. Мы говорим «готовилось», ибо и гидра росла, и угроза ее ожесточалась в ярости и злобе сатанинской против нашего Андреевского скита.

Росла тем, что Пантелеимоновские диаволопоклонники, располагая большими средствами, поднесли греческому Константинопольскому патриарху Иоакиму III шапочку золота, прося его своей патриаршей властью осудить Андреевский скит как павший в ересь. При этом дали ему книгу «На горах Кавказа», якобы содержащую ересь, которой держится весь Андреевский скит.

Греческий Патриарх, незнавший русского языка, читать книгу не смог, поэтому передал ее в «Халкинскую» школу — высшее духовное училище греческой иерархии, равное одной русской Духовной Академии, для просмотра и установления — какая в этой книге ересь. Ученые греки Халкинской школы, люди далеко не духовные, и в вопросе об Имени Божием поддержали иеросхимонаха Алексея (Киреевского) и пантелеимоновских старцев-диаволопоклонников, и доложили своему Патриарху, что в русской книге «На горах Кавказа» — ересь. На этом основании и учинил свой суд Константинопольский патриарх Андреевскому скиту на Афоне как павшему в ересь.

Так легкомысленно двигали судьбами Церкви Христовой верховная власть греческой Церкви: Иоаким III и высшее управление Св. Горы Афонской — «Протат». Поистине то же самое, что и в распятии Господа Иисуса Христа, — тогда Каиафа со старцами жидовскими, Понтийский Пилат и Ирод Галилейский; то же самое повторилось при суде над Именем Христовым: пантелеимоновские старцы-диаволопоклонники, Протат и Вселенский Константинопольский патриарх легкомысленно осудили Имя Божие и вырыли себе тот ров, в котором ныне оказалась вся поднебесная. Ибо этот нечестивый суд — главная причина, навлекшая гнев Божий на вселенную.

Глава 26. Действия Вселенского Константинопольского Патриарха Иоакима III по отношению к Андреевскому скиту

Во исполнение воли пантелеимоновских старцев, поклонников Натальиных, поднесших шапочку золота Патриарху Иоакиму III этот подкупленный духовный пастырь вызывает к себе нашего новоизбранного игумена старца о. Давида на суд.

Глава 27. Рассказ о. Давида о Патриархе с собакой

Когда я вошел в келью Святейшего отца Патриарха, вижу его весьма широким. По обычаю монашескому сотворив молитву, я подошел к нему, сидевшему в кресле, и поклонился ему до земли, как подобает воздавать честь верховному пастырю. Поднявшись, я подошел к нему для принятия благословения, но в то же мгновение из правого рукава рясы Патриарха выскочила собачка и с звонким лаем бросилась на меня. Мое сознание помутилось, я едва не упал, мысленно взмолился: «Господи, да где же я?» А собака оглушительно лаяла, рвала меня за полы рясы. Вошедший келейник Святейшего Патриарха прикрикнул на собачонку, и та быстро юркнула опять в рукав Святейшего отца... Келейник успокоил меня говоря по-русски: «Не бойтесь, она не укусит». Зная русский язык, келейник был у Патриарха переводчиком. «Я, — говорит о. Давид, — со страхом опять подошел к Патриарху за благословением. Он меня благословил, а из рукава рясы выскаливала зубы собака. Но на меня уже не бросалась, потому что рядом стоял келейник».

Мы поражены были рассказом о. Давида о приеме его Вселенским Патриархом. Каково же было духовное состояние у этого верховного пастыря — собачника, своим судом наткнувшегося на о. Давида, принявшего хиротонию во Св. Горе Афонской и по хиротонии подчинявшегося Константинопольской иерархии, в сан же архимандрита возведенного российским Синодом, в дни его служения на Петербургском подворье, и потому подведомственного Российской иерархии? В силу этого Патриарх-собачник лишь запретил о. Давида в священнослужении, не считая его игуменом Андреевского скита, в адрес же всего нашего братства Патриарх ничего ему не сказал.

После своего возвращения из Константинополя о. Давид хотел вернуться на уединение в свою келью св. Великомученицы Варвары в скитском саду. Но братство не отпустило его. Легкомысленных судов и незаконных запретов мы не признаем, от какой бы власти они ни исходили, ибо с признанием их и подчинением им принимается и богохульная ересь. Ополчение защитников славы Имени Божия составилось из братства Пантелеимоновского монастыря и нашего Андреевского скита. Центр этого ополчения Божиим Промыслом сосредоточился в Андреевском скиту. Со сменой игумена Иеронима братство Андреевского скита полностью освободилось от препятствий со стороны, противной защите Имени Божия. Ни Ватопед, ни Протат, ни Вселенский Патриарх не могут возбранить нашей ревности о славе Имени Божия. Мы, русские, находимся в своей русской обители, в Андреевском скиту. Наши противники усиливаются ограничить нас в земных человеческих правах. Но вопрос, по которому судят нас человеки — вопрос Неба и Земли. И бренные человеки судят Славу Божию. Какая тварь дерзнет остановить нашу ревность и наложить запрет защитникам славы Божией, поруганной ими? Злобные силы запрещали св. апостолам, богопроповедникам, мученикам и исповедникам Христовым, запрещали власти земные, а они не послушали их, но немолчно провозглашали славу Божию и в противление силам врат адовых в этом подвиге с радостью полагали свои души. Мы, иноки-имяславцы, пантелеимоновские и андреевские, защитники славы Имени Божия, призваны к тому же подвигу и являемся продолжателями той же брани с вратами Ада.

Примечание: подробное описание о вратах адовых читайте в конце истории.

Видя, что на нас не воздействовали ни запрет протатской власти, ни Вселенский Патриарх, что мы являемся обличителями их нечестия, сатана посылает на помощь пантелеимоновским старцам-диаволопоклонникам, могучего члена Российского Синода — архиеп. Антония Волынского, уже известного в нашей истории. Он имел для себя помощником во всем Сергия, архиеп. Финляндского. Эти два друга привлекают к своему согласию до половины членов Синода. Гидра имяборческой ереси выросла в такое могущество, что, по мнению их, братство Андреевского скита не осмелится противиться такому величию духовной власти, когда сам русский Святейший Синод встал во главе его. Но на гордую их похвальбу они получают от пантелеимоновских иноков и от братства Андреевского скита ответ: «Всякую власть, восставшую на славу Божию, мы не признаем, отвергаем и не подчинимся ей до самой смерти» Старцы-диаволопоклонники, как начальственная власть своей обители, часто созывали собор своего многочисленного братства, изощрялись во всяких хитрых и коварных лукавствах, употребляли лесть и обман, чтобы если не склонить, то уловить в имяборческую сеть исповедников Имени Божия; не скупились и на угрозы могуществом своей гидры. Но все изощренные их действия разбивались, как волны, о несокрушимый камень православного исповедания защитников славы Имени Божия.

Все попытки диаволопоклонников умиротворить братство своей обители на условиях еретиков-имяборцев были тщетны. Эти жалкие старцы в своем падении совершенно потеряли рассудок, ибо можно ли мириться с диаволом, которому они поклонялись в образе Натальином, а ныне поклоняются ему хулой на Имя Господне и служат ему в имяборческой ереси?! Возгоревшийся на Св. Горе Афонской адский пламень угрожает поколебать поднебесную...

Глава 28. О еретике игумене Иерониме

В нашем сказании мы упомянули, что Иеронима, бывшего нашим игуменом, мы из обители не изгоняли, но, по существующим на Афоне правилам, просто сменили его, впавшего в имяборческую ересь, и предложили ему уйти на покой в Успенскую келью с церковью, в саду нашего скита, с полным обезпечением от обители. Но он отверг наше предложение и ушел в квартиру на Карее, с целью раздувать пожар имяборческой ереси. В этой своей засаде, под видом изгнанника, его работа в утробе «гидры» была не меньшей, чем работа пантелеимоновских старцев-диаволопоклонников. Его клеветнические жалобы на братство Андреевского скита подвигали архиепископа Антония Волынского с Синодской кучей к принятию решительных мер грозного характера, против нас — малого стада защитников славы Имени Божия. Архиепископ Антоний Волынский пишет ему и всей еретической имяборческой «гидре» Афонской по адресу нашего Андреевского скита: «Что они там хвалятся, что их триста человек! Да хотя бы их было три тысячи, мы не пощадим их! Им три роты солдат и кандалы, вот и весь расчет с ними. Молодых поженим, а стариков определим в богадельни!»

Получив от лица Синода из Петербурга такое властное определение, радостное для них, грозное же для нас, еретики говори ли нам: «Какая тяжкая участь вас ожидает за ваше противление!» Да, на их взгляд, участь самая жестокая, а по вере нашей и по учению Христову — участь самая блаженнейшая, если Он Своими пречистыми устами изрек: «Блаженны есте, егда поносят вам, и изженут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради. Радуйтеся, и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех». Участь та же самая, которую улучили святые апостолы, мученики и исповедники Христовы.

Глава 29. Еретическое имяборческое засилие в Синоде

Еретическая куча Антония, архиепископа Волынского, состояла из семи членов Синода: 1-й — сам Антоний; 2-й — Сергий, архиепископ Финляндский; 3-й — Владимир, митрополит Санкт-Петербургский; 4-й — Никон, архиепископ (Рождественский) без кафедры; 5-й — Евсевий, архиепископ Владивостокский; 6-й — Михаил, архиепископ Гродненский; 7-й — Агапит, епископ Екатеринославский.

Таким образом, это семиглавие выразило собою апокалиптического семиглавого зверя, о котором мы читаем в 13 главе Апокалипсиса; выразило, говорим, числом голов и злобою.

Остальные же члены Синода Российской Церкви пребыли в благочестии, из них старейшие члены, митрополиты: Московский Макарий и Киевский Флавиан — были на стороне защитников славы Божией.

Но богохульное семиглавие по своей наглости и безстыдству оказывало давление на благочестивую сторону. И притом имело споспешника своему злочестию, в лице сильного и могучего Обер-прокурора Святейшего Синода Владимира Саблера, который захватил полномочия в Российской Церкви, наподобие папы Римского. По своему религиозному происхождению — он из западной лютеранской церкви, по принятии православия он — Владимир по отчеству — Карлович. И этот немецкий выродок являлся самым высшим лицом в Святейшем Синоде, фундаментом богохульного имяборческого гнезда. Итак, каков состав этой кучи, таково и ее действие. Так выросла адская гидра, открытая в видении благоговейному пустыннику, стоявшему в очереди за сухарями в нашем Андреевском скиту, о чем было сказано выше. Гидра эта — дракон, вышедший из Ильинского скита, из окаянной души «номинального Хрисанфа», которая очаровала Афонский протат, Вселенского Константинопольского Патриарха Иоакима III и, наконец, Российский Синод, потому что куча архиеп. Антония действовала от имени Синода, несмотря на то, что большая часть его членов оставалась благочестивой. Куча именовала себя «Святейшим Синодом».

Если у нас, на Афоне, наше исповедание истины и защиту ее извращали, приписывали нам всякую неправду, то в России врата адовы обрушили на нас еще больший груз лжи и клеветы. Для того чтобы уяснить в России афонский вопрос, мы, защитники славы Имени Божия: пантелеимоновские и андреевские, решили послать от нашего лица в Россию о. Антония (Булатовича). В первых числах марта 1913 года, с болью сердца, он отбыл на подвиг в многомятежный мир с нашим молитвенным благословением.

Из всех афонских обителей нашему андреевскому братству единомысленна была одна самостоятельная маленькая Благовещенская обитель на Карее, насчитывающая человек сорок братии, где с полгода проживал о. Антоний (Булатович). Только через эту обитель мы, имяславцы, отрезанные от всего мира, могли вести переписку с Россией и получать сообщения от о. Антония.

Глава 30. Филиппушка

Филиппушка — Христа ради юродивый, в иночестве схимонах Филипп, родом грек, ростом подобен евангельскому мытарю Закхею, «зело мал бе». Филиппушкой именовали его насельники Афона по его младенческому нраву и высокому подвигу юродства. Он не имел, где главы приклонить, его жилищем была вся Гора Афонская. Когда человеческая природа требовала сонного отдыха от постоянного скитальнического труда, он ложился на пути, на узкой дорожке Афонской, — все дорожки были вымощены мраморным камнем, — на таковом ложе и почивал сладким сном безприютный старец юродивый Филиппушка. Большие и малые змеи, которых на Афоне весьма много, не прикасались к нему. Шедшие караваны нагруженных вьюками ослов осторожно обходили Филиппушку, чтобы не толкнуть его копытцем. Македонские болгары, погонщики караванов, почитали Филиппушку и старались тихими шагами обходить его. В зимнюю пору Филиппушка приходил в наш Андреевский скит, забирался в ясли ишаков, обогреваясь дыханием их, кушающих сено. Подвиг Филиппушки был весьма высокий. В миру он был владельцем трех больших парусных судов, которые погибли в бурных волнах Средиземного моря. Освободившись от суеты житейской, Филиппушка притек в тихое пристанище земного удела Богоматери, на дивные подвиги Афонского иночества. Глупенький по внешнему виду, крошечный старичок в изорванной курточке македонского рабочего, которая была ему до самой земли, имел на голове старую валяную из шерсти Афонскую монашескую шапку — камилавку, летом и зимой ходил босой. Афонские насельники знали Филиппушку и достойно к нему относились, а для посещающих Св. Гору Афонскую мирян Филиппушка был объектом презрения. Своим подвигом он достиг благодатных даров, главный дар — прозорливство, проявляемое в действиях юродства, чем и приносил великую духовную пользу афонитам. Филиппушку весьма чтил и наш покойный старец, игумен, схиархимандрит Иосиф.

В большие праздники и по воскресным дням, во время братской трапезы войдя в трапезную, Филиппушка подходил к иеромонашескому столу, снимал свою старую шапку и по-гречески пел божественную песнь Богоматери «Достойно есть»; по пропетии старец-игумен давал ему стакан вина, порцию хлеба, а на хлебе — порцию рыбы. Воскликнув «Евхаристо!» (по-русски значит «благодарю»), Филиппушка выходил из трапезы.

По примеру своего предшественника Иероним также почитал Филиппушку до своего падения в ересь и также угощал его. Но от праздника Божией Матери 19 ноября 1912 года, когда Иероним сбежал на «метоху», блаженный Филиппушка был нами забыт, и мы не видели его до дней смены игумена-еретика. Когда Вселенский Константинопольский патриарх Иоаким вызвал в Константинополь нового игумена о. Давида, тогда явился и Филиппушка. Он пришел в трапезу, по обычаю пропел «Достойно есть». Отца игумена за иеромонашеским столом не было, вместо него стакан вина, хлеб и рыбу подает другой. Филиппушка с омерзением толкнул рукой стакан с вином и хлеб с рыбой, все это упало на пол. Подавший угощение Филиппушке был иеродиакон, сторонник еретика Иеронима.

Вслед за этим, такую же порцию угощения подает Филиппушке иеромонах — имяславец о. Викентий защитник Славы Имени Божия. Филиппушка с любовью взял угощение, выпил вино, покушал хлеб с рыбой, воскликнул: «Евхаристо!» — и пошел от иеромонашеского стола, смотря на иконы святых, которые были на стене по всей стороне трапезной, сжал свою руку в кулак и, потрясая кулаком каждому лику св. угодников Божиих, восклицал: «Оксу! Оксу! Оксу!» — оксу, по-русски, значит «Пошел вон! Пошел вон! Пошел вон!» Этим действием Филиппушка изгонял святых угодников Божиих, а потом у трапезных врат так быстро упал на землю, как будто кто-нибудь повалил его, и от порога трапезной лежа катился до самых святых ворот обители. Это пророческое, иносказательное действие Филиппушки предрекало запустение Св. Горы Афонской. Оксу, оксу, оксу, то есть пошел вон — пошел вон — пошел вон, и угроза кулаком означают изгнание Афонских святых в лице защитников Славы Имени Божия. Как Филиппушка лежа катился от порога трапезной до Святых врат обители, так и нас покатили с Афона архиереи земли русской.

Отвержением угощения из рук еретика-иеродиакона Филиппушка показал гнусное нечестие имяборческой ереси. А принятие угощения из рук исповедника Имени Божия с любезным восклицанием: «Евхаристо» означает единомыслие Филиппушки с исповедниками Имени Божия. Спустя несколько месяцев предсказание Филиппушки исполнилось буквально.

Глава 31. «Куча» архиеп. Антония Волынского

Название «куча» архиепископа Антония Волынского мы берем из церковных богослужебных песнопений св. равноапостольному Князю Владимиру, 15 июля: «Божественною силою ты, благоверный Княже Владимире, возмогая перуна (идола), кучу бесовскую сокрушил еси» (см. 3-ю песнь 2-го канона св. Князю Владимиру).

И вот, как в идоле Перуне гнездилась куча бесов, подобно сему, а вероятней всего, та же самая куча пронырила в русский Святейший Синод и снова возникла в лице Волынского номинального архиерея Антония и его семиглавого скопища.

Глава 32. О личности о. Антония Булатовича и клевете на него

Посланный нами в Петербург иеросхим. о. Антоний Булатович в письмах к нам сообщал, что в засилье Синода не ожидается перемены в пользу славы Имени Божия. Мало того, на о. Антония, под действием иеронимовых агентов, куча стала возводить клевету, якобы о. Антоний, домогаясь в Андреевском скиту игуменства, изгнал Иеронима. В опровержение этой наглой клеветы выступили: Князь Орбельяни, член Государственного Совета, и родная матушка о. Антония, генеральша Булатович. Они обуздали «кучу», указав, что о. иеросхимонах Антоний, в миру блестящий офицер лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка, ради любви к Господу оставил блестящую военную карьеру и уединился в келейный затвор тихой монашеской обители. Если же, находясь в славном военном мундире, он уклонился от высоких генеральских чинов, мыслимо ли допустить, чтобы, находясь в монашеской смиряющей рясе, он добивался каких-то преиму ществ среди людей, отрекшихся от всего земного?! Куча язык прикусила, но злобой не утихла.

Глава 33. Призвание о. Арсения на апостольскую деятельность

На пятой неделе Великого поста на Афон прибыл знаменитый Синодальный миссионер схиигумен о. Арсений, старец под девяносто лет. Он был уполномочен Синодом уяснить нам вопрос об Имени Божием и водворить мир между спорящими сторонами в обителях Св. Горы Афонской. Остановимся на краткой биографии этого старца.

По происхождению он из семьи духовного звания. Проходя курс Духовной Семинарии, своим необыкновенным талантом постижения богословских наук и даром слова он привлек к себе внимание начальствующих Семинарии, которые решили определить его в Духовную Академию на казенный счет.

На последнем выпускном экзамене, когда он высоким богословским словом и усладительной речью привел в восторг все начальство и присутствующих, инспекция Семинарии, во исполнение его заветного желания, определила продолжать ему духовное образование в Духовной Академии. Но молодой студент всем присутствующим на экзамене решительно заявил: «А в Духовную Академию учиться я не пойду, потому что там преподается западное богословие. Чтобы сохранить в себе дух восточного православия и не повредить себе западным познанием, я решительно отказываюсь от академической чести».

При его решительном и твердом характере просить и убеждать его никто не отважился. С тем и вышел он с выпускного экзамена Духовной Семинарии.

У него было призвание к монашеству. Святая Гора Афонская своим безмолвием и совершенством иноческого духа, еще в бытность на скамье семинарской, привлекала его внимание. Немного дней спустя после окончания Семинарии он предпринимает путешествие на Афон. Обозрев святые обители его, он остановился в монастыре Св. Великомученика Пантелеймона, братство которого в те дни возглавлялось и руководилось высоким по благочестию и подвижничеству прозорливым старцем-игуменом, духовником братства. К радости молодого студента, братство этой знаменитой русской обители с отеческой любовью приняло его в чин новоначального послушника.

Изумительно успешно на глазах внимательного молодого студента росла числом эта обитель. Привлекаемые высоким чиноположением в ней, ревнители монашества один за другим пополняли братство почти с каждым прибытием парохода из России. Строгая уставность, благоговейный дух придавали премирный, неземной вид во всем порядке братства обители. Продолжительность уставных церковных богослужений не утомляла, а пленяла посетителей. Вот в какой райский цветник поселился наш молодой блестящий студент семинарии, отказавшийся от всех земных преимуществ! Мирское имя его нам неизвестно.

Современным поселению студента в этот райский цветник является поступление в него и других молодых послушников, из числа которых 20 человек были посланы благочестивыми старцами на Кавказ строить Новый Афон.

Молодой студент, по отбытии на Кавказ товарищей, не мог удержать порывов своего духовного таланта, влекущего к апостольскому служению Церкви в звании проповедника. Ради этого, испросив у благочестивых старцев отеческое благословение, он отбыл в Россию и поступил в Миссионерское Училище, которое блестяще окончил и был возведен в звание Синодального миссионера.

Потрудившись некоторое время на этом поприще, не удовлетворенный обладанием проповеднического таланта лишь в самом себе, он загорелся ревностью размножить его и на других, желав ших потрудиться на поприще проповеди слова спасения во славу Божию.

Вблизи Петербурга находился запустелый бедный Воскресенский монастырь. Отец Арсений испросил его у Св. Синода с условием восстановить его и основать в нем миссионерское училище. К такому благому начинанию Св. Синод отнесся с большим вниманием и уважением, одобрил и разрешил ему осуществлять это благое намерение.

Трудясь на монастырском поприще, согласно требованию самого положения и внутреннего устройства, он принимает постриг в монашество с именем Арсений. Вслед за этим Св. Синод возвел его в священный сан иеромонаха и утвердил его в должности строителя монастыря. В этом сугубом миссионерском и монашеском труде во славу Божию наглядно споспешествовало и Божие благоволение. Так что весьма в краткое время, при содействии благотворителей, тепло отнесшихся к его высокому начинанию, был воздвигнут им благолепный, большой соборный храм, жилищные братские корпуса, здание миссионерского училища, наконец самая обитель обнесена высокой оградой.

Св. Синод достойно оценил подвижнические труды молодого строителя, обновленную трехклассную обитель возвел в первоклассную степень, а строителя — в сан игумена.

В эту обитель стали стекаться желающие иночествовать. В ней ревнители миссионерского призвания, отдавая себя под духовное руководство ее основателя и учителя игумена-миссионера. В дальнейшем обновленный Воскресенский монастырь процветал и возвышался, оправдывая свое назначение служения Церкви Христовой, выпуская новых проповедников Слова Божьего, воспитанных мужем апостольского духа, каким был о. Арсений.

Но если он действительно духа апостольского, то и ему надлежало пройти путь апостольского крестоносца и завершить его венцом исповедничества.

Глава 34. Борьба о. Арсения с фарраровцами

Послужив некоторое время Церкви Божией в своей обители, мирно и покойно, в трудах воспитания новых проповедников Слова Божьего, он встретил в России книгу «Жизнь Иисуса Христа». Ее автор — английский архидиакон Фаррар. Книга, богато иллюстрированная художественными картинами, переведена с английского православным священником П. Фивейским.

Эту книгу Св. Синод одобрил, и рекомендовал каждой христианской семье иметь ее «настольною», — чтобы все изучали ее и питали ею свои души.

Просматривая эту книгу, о. Арсений, к ужасу своему, встретился лицом к лицу со своим врагом, а точнее, — с врагом Православия, из-за которого он отказался учиться в Духовной Академии. Этот враг — «ЗАПАДНОЕ БОГОСЛОВИЕ», в духе которого, собственно, и сочинена эта книга. В пятидесяти двух листах ее содержатся богомерзкие ереси и тяжкие хулы на святую православную веру. Ужаснуться и содрогнуться было от чего, ибо сам Св. Синод похвалил эту книгу, благословил православным христианам изучать и отравлять ею свои души. Как миссионер, проповедник, учитель, наставник и страж веры православной, о. Арсений вознегодовал на допущенное Св. Синодом неправославное издание. Он немедленно явился в присутственное место заседания Св. Правительствующего Синода и заявил протест, требуя немедленного запрещения и уничтожения этой книги. Св. Синод в полном своем составе заволновался. Первоприсутствующим в Синоде был тогда митр. Антоний Санкт-Петербургский, с которым и вступил в прения о. Арсений. Митр. Антоний повелел о. Арсению замолчать перед властью Синода. Но страж веры Христовой и чистоты Православия молчать и повиноваться допущенной Синодом пагубе отказался и вышел из присутственного места Синода с обличениями и требованиями истребить еретическую книгу Фаррара.

Митр. Антоний не раскаялся и не изменился и оставил в силе распоряжение распространять эту еретическую книгу.

С этого времени в своих проповедях верующему народу о. Арсений стал ревностно говорить о пагубности книги Фаррара. За такую смелость проповедника веры митрополит Антоний, в согласии с некоторыми членами Синода, осудил о. Арсения на 18 лет заключения в Суздальской крепости. Распрощавшись с братией обновленной им обители и с учениками — миссионерами, о. Арсений безропотно пошел на страдания за истину. Тем и закончились миссионерские труды знаменитого проповедника и основателя миссионерского училища в Воскресенском монастыре, им же обновленном и возведенном в первоклассную степень. Великий светильник Православия отец Иоанн Кронштадтский был постоянным членом Св. Синода. Когда о. Арсений уже был заключен в крепость, о. Иоанн взялся за пересмотр книги Фаррара и тоже ужаснулся ее пагубности. Он написал письмо заключенному страдальцу о. Арсению, с которым был в большой дружбе. В своем письме дорогой Батюшка, Иоанн писал: «Дорогой брат, все время я занят бранью с графом Львом Толстым, и не имел досуга проверить книгу Фаррара. Узнав причину твоего заключения, я взялся за нее и в ужас пришел от содержания этой пагубной книги. Но теперь уже поздно, ты заключен на долгий срок, книга же Фаррара разошлась по рукам, отравляя души неопытных читателей рядом ересей и богохульств».

Когда о. Арсений в 1913 г. был уже среди нас на Афоне, то говорил, что Петербургский митр. Антоний был шестой ложи масон. Вот как проныривает сатана в недра Церкви, одевая волков в овечью кожу.

Царь заступился за о. Арсения, несправедливо наказанного Св. Синодом, и восемнадцатилетнее заключение в крепости ему отбывать не пришлось, он возвратился в свою Воскресенскую обитель на покой. На его месте игуменом был другой и иного духа, но остались еще некоторые братья из его учеников, обрадованные его возвращению, а вместе и скорбящие об устранении его от игуменства. Основанное им миссионерское училище в этой обители со дня его ареста закрылось навсегда. Святейший Синод предложил ему восстановить училище и продолжать обучение и воспитание миссионеров. Но, утомленный долговременными интригами и заключением, о. Арсений отказался. Он лишь продолжал миссионерскую деятельность и являлся неодолимым поборником всякой неправды, и проявил себя ревностным патриотом, силою слова обуздывая страстные порывы нарушителей государственного покоя.

В 1908 году, 20 декабря, почил о Господе о. Иоанн Кронштадтский, друг и духовный брат о. Арсения. Проводивши его в загробный мир, о. Арсений и сам почувствовал близость своего переселения... Он возжелал закончить дни своей многотрудной жизни на Святой Горе Афонской, где еще в молодости по окончании семинарии положил начало своему монашеству, и умереть в земном жребии Божией Матери, в защиту и славу Которой он ревностно потрудился в дни брани против книги Фаррара, в которой тяжко хулится воплощенный Сын Божий и Приснодевство Богородицы. За защиту чистоты и святости Православия о. Арсений и понес свой тяжелый исповеднический и страдальческий крест. И стал он усердно умолять Царицу Небесную, да сподобит его закончить земное поприще в Ее земном уделе. По его личным рассказам в беседе с нами, положив на Афоне начало своему монашеству, он все время своего проповеднического служения Св. Церкви Христовой, и в дни страдальческого заключения, всегда хранил в памяти Св. Гору Афонскую. Он мысленно переносился к тем, давно минувшим дням, когда всечестные старцы славной Пантелеимоновской обители напутствовали его своим отеческим благословением на труды апостольские в России. Живые в памяти те минувшие дни, духовная высота тех благочестивых старцев в духовных чувствах сердечных манили и влекли утружденного о. Арсения закончить на Афоне свой земной путь. Молясь об этом Царице Небесной, он подал в Синод прошение разрешить ему уехать на Св. Гору Афонскую.

Дивный промысел Божий призывает Своего раба на Афон в самое нужное для него время. В эти дни имяборческая ересь была там в самом разгаре, вторглась во Святую Гору Афон царица погибели, о чем еще в 1813 году предсказывал являвшийся из загробно го мира Преподобный Нил Мvроточивый. В это время, через сто лет, и надлежало быть на св. Афоне мужу ревности апостольской, отцу Арсению. Имяборческая ересь явилась самым гнуснейшим ядром царицы погибели (см. 2-е примечание в конце истории).

Имяборческая ересь началась в 1911 году, через три года после кончины отца Иоанна Кронштадтского, из-за его же высокого молитвенно-богословского славословия Имени Спасителя: Имя Божие есть Сам Бог.

Выразить эту истину и славу Имени Божия в наши дни мог только истинный молитвенник и богослов, каким и был наш приснопамятный добрый пастырь о. Иоанн Сергиев, Кронштадтский, друг и духовный брат о. Арсения.

По своему служению в звании Синодального миссионера вращаясь в Синодальном кругу, о. Арсений об Афонском волнении слышал, но не знал сущности спорного вопроса — его корней и причин, которые тщательно скрывались от православного мира. Архиепископ Антоний Волынский, в услугу афонским старцам-диаволопоклонникам, по своему злонравию извращал истину в вопросе об Имени Божием, обливал нас грязью, говорил, что Афонские монахи-имяславцы — мужики-лапотники, проповедуют Имя Божие четвертым лицом Божиим вместо Св. Троицы. Поэтому имяславцы — страшные еретики. Еще клеветали, будто бы имяславцы — пантеисты, т. е. многобожцы, обожествляют звуки и буквы Имени Божия. Вся эта сатанинская грязь изливалась на нас имяборческим засильем в Синоде. Хотя большая часть членов Синода была благочестива, но не могла противостать наглости кучи Антония Волынского. В защиту имяславцев выступил Еп. Саратовский Гермоген, но его немедленно исключили из состава Синода и заключили в Жировицкий монастырь со строгой изоляцией, под надзор настоятеля монастыря. Но даже эту проделку над еп. Гермогеном куча извратила. Куча в золотых митрах творила всякое беззаконие. О. Арсению не довелось расследовать и узнать правду об Имени Божием, он знал только то, что говорила куча. Когда же он подал прошение уйти на Афон, куча приняла это прошение и была довольна в надежде, что от лица Синода, силой своего слова, бывший Синодальный миссионер добьется прекращения спора об Имени Божием и наведет порядок в двух русских обителях.

Глава 35. Прибытие о. Арсения на Афон

Наконец о. Арсений достиг своей цели, прибыл в св. жребий Божией Матери, в Гору Афонскую, с тем, чтобы здесь умереть и войти в сонм всечестного монашества Св. Горы Афонской, в непосредственное игуменство Царицы спасения. Прошли десятки лет с тех пор, как его, молодого студента Духовной Семинарии, в чине афонского послушника, всечестные старцы Пантелеимоновской обители напутствовали отеческим благословением на труды апостольского служения Св. Церкви Христовой. Теперь, после апостольских трудов, убеленный сединами глубокий старец опять в той же обители св. Пантелеймона, дабы упокоиться рядом с могилками старцев, благословлявших его на апостольское служение в России.

На берегу Св. Горы Афонской, с парохода, его встретили старцы, начальники монастыря св. Пантелеймона, которые, при тогдашнем отъезде его в Россию, были послушниками того же монастыря. Узнавши друг друга, они в восторге и духовной радости заключились в братские объятья. О. Арсений был старше их по возрасту и поступал в обитель раньше их. Они воздали прибывшему гостю достойную честь, как старшему себя, и дали ему на архондарике (монастырской гостинице) самый лучший покой.

Отдохнувшего о. Арсения старцы пригласили в свой начальнический кружок, в особой зале архондарика, принять участие в дружеской трапезе, во время которой со слезами на глазах они начали изливать дорогому гостю постигшее русское монашество Горы Афонской искушение. Они говорили: вот появились еретики-имяславцы, которые в Св. Троицу ввели четвертое лицо, исповедуя не Троицу, а четверицу, т. е. Имя Божие почитают четвертым лицом Божества. Половина нашего Пантелеимоновского братства заражена этой ересью, а в Андреевском скиту — все братство погибло, игумена Иеронима изгнали из обители за то, что он не принял имяславческую ересь. И прочее другое старцы-начальники выплакивали отцу Арсению. И добавили: самый центр ереси сосредоточился в Андреевском скиту, из которого происходит вся сила зла.

О. Арсений услышал от своих товарищей то же самое, что и в Синодском кругу в Петербурге рассказывали ему. В своей ревности он вознегодовал на ересь имяславцев, обличить которую при полномочии от власти Синода он счел своим долгом, в надежде вразумить невежд монахов Андреевского скита, грубых, необразованных лапотников (так злословили и поносили нас и афонские старцы-идолопоклонники, и куча Синодская).

Знаменитый миссионер — проповедник, обладавший даром знания Божественного Писания и силой слова, о. Арсений был уверен, что поразит ересь, вразумит зараженное ересью Андреевское братство, примирит с игуменом Иеронимом, и к Святой Пасхе этого страдальца-изгнанника введут обратно в обитель. А после этого и половина Пантелеимоновской братии, зараженная имяславческой ересью, раскается, и в обитель вернутся мирный строй и благодушие. Своим предполагаемым планом действий о. Арсений утер слезы своих товарищей.

Приезд на Афон о. Арсения совпал с приближающейся Пасхой. Поэтому, чтобы ознаменовать свой приезд поражением имя-славческой ереси, наведением мирного строя в русском монашестве Св. Горы Афонской, о. Арсений решил к делу приступить немедленно, чтобы Святую Пасху встретить всем в мире и любви.

Старцы-диаволопоклонники в радости ликовали о предполагаемом успехе, лобызали руки примирителя и с пожеланием удачи отправили его в Андреевский скит. Никто из них, конечно, не решился сопутствовать миротворцу, ибо знали, что Андреевский скит никого не принимает, кроме прибывающих из России поклонников — богомольцев, от тринадцатого января накрепко закрыв врата своей обители.

О. Арсений прибыл к нам в Андреевский скит в Вербное Воскресенье в сопровождении своего келейника-послушника. Мы знали проповеднические труды и глубоко уважали этого знаменитого миссионера.

По прибытии к нам, после вечерни, о. Арсений произнес поучительное слово о высоте и глубине Божественного Писания, прикасаться к которому и толковать по произволу необразованного ума не должно, но только по руководству св. Отцов Церкви поучаться в нем. На другой день, в Великий Понедельник, после повечерия, о. Арсений вторично выступил с поучительным словом о Божественном Писании и подвел речь к тому, что мы, по своему невежеству, извлекли из Божественного Писания пагубные понятия об Имени Божием и возвели Его в четвертое лицо Божие. Отец Арсений, положительно не зная сути дела и причин возникшего вопроса об Имени Божием, держался стороны, враждебной истине. Он знал только то, что говорила ему в Петербурге Синодская куча и что сама гидра — старцы-диаволопоклонники, — по прибытии его на Афон выплакивала ему, умоляя помочь разделаться с ненавистными имяславцами в Андреевском скиту.

Подводя конец своему слову, обращенному к нам, о. Арсений заявил о своем полномочии от власти Св. Синода раскрыть гибельность нашего заблуждения, привести нас к примирению с изгнанным игуменом Иеронимом, испросить у него прощение и с честью ввести о. игумена в обитель, чтобы наступающий праздник св. Пасхи праздновать в мире и любви древнего иночества Св. Горы Афонской.

При этих заключительных словах, к старцу проповеднику подошли два наших старших отца, защитники славы Имени Божия, с протестом его решению, и указали ему, что, не зная сути вопроса, не выслушав другую сторону, он решился на действия, не приемлемые для нашей стороны.

Но о. Арсений не стал слушать наш протест и решительно заявил: завтра, в Великий Вторник, идем к мученику-исповеднику игумену Иерониму и введем его обратно в обитель. С этими словами он спустился с амвона и направился к выходу из собора в свой номер на архондарик — гостиницу. К нему подошли ликующие старцы-имяборцы, сторонники Иеронима, взяли его под руки и, как архиерея, повели к выходу на паперть собора, целовали его руки, выражали благодарность ему за властное поучительное слово и за решение вернуть в обитель игумена Иеронима.

Глава 36. Чудесное вразумление о. Арсения

Опускаясь по ступеням паперти собора, о. Арсений хотел что-то сказать старцам, сопровождавшим его под руки, но язык не повиновался ему. Снова и снова с усилием напрягаясь, о. Арсений хотел что-то сказать, но язык замер. Несколько минут тому назад проповедник с присущей ему миссионерской ревностью произносил обличающую имяславцев речь. А теперь, непонятно почему, язык проповедника связался и уста замкнулись. Удивленные старцы-имяборцы довели его в архондарик до номера. Онемевший о. Арсений вошел в свой номер и заперся внутри его на ключ. Старцы-имяборцы были в недоумении, почему он не ответил им, и ушли в свои кельи. А мы, имяславцы, крайне им огорченные, узнали, что проповедник лишился языка, который говорил неправду. В Великий Вторник, после утрени, старцы-имяборцы, накануне сопровождавшие о. Арсения под руки, пришли в его номер, проведать его.

По древнему монашескому уставу всякий, пришедший посетить кого-нибудь из братии, стучась в дверь, должен произнести: «Молитвами св. отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас». Брат, хозяин кельи, отвечая: «Аминь», открывает дверь и принимает посетителя. Но имяборцы, поправшие святое Имя Господа Иисуса Христа, отвергли и этот древний обычай, молитвенный устав для приходящих посетителей, стучатся в дверь по мирскому обычаю, без молитвы.

С такой дерзостью старцы-имяборцы подошли и к номеру о. Арсения и постучались, без молитвы. О. Арсений открыл дверь, но, увидев вчерашних старцев, сопровождавших его из собора до номера, быстро закрыл дверь на ключ. Минут пять постояв около двери, старцы постучались вторично. О. Арсений снова открыл дверь и, опять увидев их, закрылся. Старцы в недоумении постучались в третий раз. Но, открыв дверь и увидев их, о. Арсений быстро закрылся. В недоумении переглянувшиеся друг на друга старцы ушли.

За ними наблюдал старец, заведующий архондариком. Он видел, какими ликующими вчера эти старцы вели под руки проповедника, а сегодня он трижды не принял их. Ведь они с нетерпением ожидали утро, чтобы торжественно идти за Иеронимом и рукою полномочного Синодального посланца, заслуженного знаменитого проповедника-миссионера ввести его в обитель, что и был намерен совершить миротворец; но вдруг такая резкая перемена: ликующих старцев-имяборцев о. Арсений даже не допус тил в свой номер. О том, что о. Арсений не принял еретиков-имяборцев, нам сообщил вышеупомянутый старец, заведующий архондариком, который был имяславцем.

Тогда пошли к о. Арсению наши старшие защитники славы Имени Божия, протест которых вчера в соборе он отверг и был намерен мирить нас с Иеронимом. Они подошли к номеру о. Арсения, сотворили обычную Иисусову молитву посетителей и постучались в дверь. О. Арсений не ответил обычное «Аминь», потому что язык его был связан, он стал немым. Как некогда пророку Захарии, родителю Иоанна Предтечи, Архангел Гавриил за неверие связал язык (Лк. 1, 20), так связался и язык проповедника о. Арсения, говорившего вчера неправду. Но неправда его была по неведению, и онемение языка его явилось к большей славе Божией и в утверждение правоты защитников славы Имени Господня.

Открыв дверь пришедшим имяславцам, о. Арсений с умилением в лице, обливаясь слезами раскаяния, знаками и жестами рук показывал: «Я с вами, я с вами», и сразу же язык его развязался и он заговорил: «Я с вами, я с вами, и за вас, за вас». На столе лежала раскрытая Библия. Указывая на нее рукой, он говорит: «Читайте в книге пророка Иеремии: Сия глаголет Господь: да не внидеши, в дом их пирный, ни да ходиши плакати, ниже да рыдаеши их, понеже отъях мир Мой от людей сих, рече Господь, милость и щедроты (Иер. 16, 50).

По прочтении этих слов Библии о. Арсений уже вполне ясно заговорил: «Остаюсь с вами, к Иерониму не пойду», — и рассказал о себе следующее.

«Вчера, после моей речи к вам, при выходе из собора, вдруг связался мой язык. Замкнувшись на ключ в этом номере, не ощущая в себе никаких телесных недугов, я онемел. Намеревался умиротворить вашу обитель возвращением игумена Иеронима, а сам и слова не мог произнести миротворного. Я стал молиться, да минует меня сие небывалое искушение. Но и самая молитва через отупение ума, сухая и безсердечная, и был я уверен, что она не возносится к Богу, но замирает во мне. По моему миссионерскому служению, все Божественное Писание содержится в моей памяти. Но в постигшем меня искушении утратилось во мне и это дарование, как будто я никогда не читал Библию. Я растерялся, как лишенный рассудка. Это волнение и сотрясение моего духа было не минутное, а в течение всей ночи. Я подумал: откуда и за что на меня такая казнь?! Наконец пришла мне здравая мысль: вчера в соборе сказав свою речь, я отверг ваше обращение ко мне, не стал слушать вас и утвердился в одном желании — утешить скорбящего, преогорченного, изгнанного игумена Иеронима возвращением его в обитель и тем утешить плачущих о нем старцев, сопровождавших меня из собора. Не заключалась ли в моем решении причина моего онемения? Припоминая обстоятельства вашего обращения ко мне с неотразимым протестом, я все-таки упорно настоял на своем намерении. Уж не согрешил ли я этим? И тут же родилась во мне мысль: «Открой Библию и читай!» Библия лежала передо мной на столе. Когда я открыл ее, мой взор упал вот на эти строки повеления Божия и я вознамерился неукоснительно исполнить волю Божию: не ходить к Иерониму, не утешать противников Божиих. Этим и выяснилась причина моего онемения как чудесное вразумление Божие. Я раскаялся в неправильном своем намерении и, утвердившись в благом его изменении, почувствовал, как воссияла моя мысль. Духовная радость и молитвенное умиление овладели мною. И начал я изливать благодарение Господу Богу за то, что Он не допустил мне упасть в ров погибельный. Теперь я остаюсь с вами до самой моей смерти».

Итак, о. Арсений был чудесно вразумлен и утвержден в истине, как и о. Антоний (Булатович). — О. Антоний книгой, подаренной ему о. Иоанном Кронштадтским, а о. Арсений — Самим Богом через пророка Иеремию. Ибо глаголы: «Да не внидеши в дом их пирный, ни да ходиши плакати...» — повелительные и вразумительные глаголы Самого Бога пророку Иеремии. Из 16-й главы книги Иеремии видим, что имяборцы тождественны древнему развратившемуся Израилю, падшему в идолопоклонство. Эта тождественность и была открыта о. Арсению для его вразумления.

То, что совершилось над всечестным старцем, известным и знаменитым миссионером о. Арсением, — есть величайшее чудо и знамение для всей Церкви Христовой в вопросе об Имени Божием. Это чудо поражает и изобличает имяборческую ересь хулителей Имени Божия. А нам, защитникам славы Имени Господня, имяславцам — во свидетельство нашей правоты перед Вселенской Соборной Апостольской Церковью.

Этот вопрос, поднятый на Св. Горе Афонской, коснулся всего неба и земли, ибо в Имени Божием имяборцами хулится Сам Именуемый Владыка неба и земли. Все безбожное еретическое сонмище, пантелеимоновские старцы-диаволопоклонники со своими сообщниками и Синодальная куча Антония Волынского, лукавым обманом и клеветой ввели в заблуждение престарелого проповедника-миссионера. Желая употребить его как свое орудие, они вознамерились выполнить свое желание — придавить ненавистных им имяславцев, защищающих славу Имени Божия.

В это же утро Великого Вторника, узнав от пришедших к о. Арсению старших наших отцов коренную причину возникшей брани, он сказал им: «Сегодня, после повечерия, буду говорить слово в защиту славы Имени Божия». Лицо о. Арсения сияло радостью. И отцы ушли от него, так как он нуждался в отдыхе после тяжелых переживаний прошлой ночи.

Глава 37. О. Арсений на службе Имяславию

О. Арсений пришел в собор к Великому повечерию и стоял в святом алтаре. По отпусте повечерия он вышел на амвон для произнесения слова. Все наше братство приблизилось и окружило его. Обратившись к святому алтарю и помолившись, о. Арсений по обычаю стал к нам лицом и, ознаменовав себя крестным знамением, произнес: «Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа». Мы ответили: «Аминь». Затем, обозрев нас умиленным взором и обняв своею любовью все наше собрание, он сказал:

«Честнейшие отцы и братия, начиная слово во славу Имени Божия, начинаю его покаянием. Припадаю к Господу Богу моему, ведающему наши сердца и утробы, приношу искреннее раскаяние за вчерашнее слово и молю Его благостыню, да простит мне милостиво это мое согрешение. Говорил я вчера слово по неведению истины дела и положил намерение выполнить данное мне поручение по воле власти земной. Но власть небесная, надзирающая все наши пути, возбранила и не допустила меня до совершения противобожного насилия, и чудесным вразумительным знамением на мне — внезапным связанием моего языка, глаголавшего неправду — просветила и уяснила мне истину. Уразумев истину Откровением Божиим, всем моим существом я тотчас же и обратился к ней и молю Бога о прощении содеянного вчерашнего греха, по моему неведению, а вместе с тем приношу благодарение Богу, что не попустил мне пасть в бездну погибели — в ересь имяборческую. И вас, дорогие мои честнейшие отцы и братья, умоляю, простите мне нанесенное вам вчера моим невежеством оскорбление и огорчение словом и намерением».

И, отступив назад два шага, о. Арсений падает на оба колена и смиренно кланяется до земли всему нашему братскому собранию. Все мы, тронутые до слез его глубочайшим смирением и раскаянием, умиленно ответили ему: «Бог да простит тебе, честнейший отче!» Встав с колен, старец-проповедник о. Арсений и сам с умиленным плачем обращается к нам с просьбой:

«Теперь, честнейшие отцы и братья, прошу вас принять меня в ваш исповеднический лик, в число вашего ангельского ополчения в защиту славы Имени Божия. От вас никуда не пойду, умру с вами в исповедании Имени Божия. С самого момента моего чудесного вразумления прошлой ночью я уже имяславец!»

Речь о. Арсения во славу Имени Божия, на радость и утешение наше, длилась более часа. Закончилась она строгим обличением еретиков-имяборцев, которые стояли в злобном ожесточении и нераскаянности, с мрачными и суровыми лицами.

Наконец, вопреки вчерашнему решению: к Пасхе ввести Иеронима в обитель, — о. Арсений, во исполнение канонических правил о несообщении с еретиками, предложил нам немедленно отделить еретиков-имяборцев от нашего братства. В трапезной выделить для них отдельный стол, отдаленный от православных исповедников Имени Божия, не приветствовать их и не принимать от них приветствий с праздником св. Пасхи. Ибо, по учению св. апостола Иоанна Богослова: Глаголяй ему радоватися, сообщается делам его злым (2 Ин. 10-11). А так же дать им отдельный храм, а в собор не допускать.

На другой день, в Великую Среду утром, наши старшие отцы определили дать еретикам большой храм свт. Иннокентия Иркутского. Нам было очень жалко уступать им на осквернение эту святыню, но, чтобы не ожесточить их не в меру, по снисхождению к заблудшим, бывшим нашим братьям, мы были вынуждены уступить.

В Великий Четверток во всех афонских обителях после Божественной литургии над всеми иноками совершается Святое Таинство Елеосвящения, к которому приходят из своих уединений пустынники и даже монастырские рабочие — миряне.

Это таинство совершали и еретики-имяборцы в отведенном им храме. В ночь, с Четверга на Пятницу, они обычно совершали двенадцать Евангельских чтений.

Один из прибывших из России к Пасхе паломник, не разумея нашего спорного дела, вышел из собора на паперть во время чтения часов Страстного Пятка. Увидев горящие свечи в храме свт. Иннокентия, в котором служили имяборцы, пошел туда помолиться. Этот храм — на третьем этаже Иннокентьевского корпуса. Открыв дверь храма и переступив порог, он поспешно выбежал обратно. Закрыв лицо руками, он возвращался в собор. Ветретившись на паперти с соборным екклесиархом, он испуганно говорит: «Что это делается у вас в том храме?» Видя испуг паломника, екклесиарх, в свою очередь, спросил: «А что такое?» Паломник отвечает: «Там такой смрад, как от трупа разложившейся собаки, зловоние наполняет внутренность храма, в котором копоть и мрак, что там делают монахи, — я не успел рассмотреть, но немедленно выбежал из того храма».

Екклессиарх не стал объяснять этому паломнику о положении того храма. Этот случай указал на мерзость еретического служения имяборцев. Но промыслительно указано не через кого-либо из наших имяславцев, дабы это не вменилось в клевету и вымысел православной стороне, но через мирянина — богомольца, только что прибывшего из России и ничего не знавшего о нашем спорном вопросе. Екклесиарх сказал ему только одно — чтобы не ходил в тот храм.

После Пасхи еретикам-имяборцам дали другой, небольшой храм на кладбище, во имя Святителя и Чудотворца Николая, вне центра обители. А большой Иннокентьевский храм после выхода из него имяборцев освятили по чину «На отверзение церкви от еретиков осквернившейся».

Глава 38. Чудесное знамение Матери Божией

В подтверждение правоты нашего ополчения в защиту славы Имени Божия, как признак благоволения к нам, имяславцам Андреевского скита, явилась Божия Матерь одному мирянину-поклоннику на хребте Афонского перевала, заблудившемуся в пути и потерявшему дорогу в Андреевский скит. Матерь Божия показала ему дорогу к нам в скит, с повелением, кроме Андреевского скита никуда не ходить.

В этих Ее словах явно просвечивается благоволение Матери Божией только к Андреевскому скиту, где Она создала ополчение защитников славы Имени Божия. Ее повеление никуда не ходить, кроме Андреевского скита, было потому, что все обители Афонские уклонились в злохуление Имени Божия.

Глава 39. Чудесное явление Пресвятой Богородицы в 1913 г.

После Пасхи, поклонившись гробу Господню в Святом граде Иерусалиме, русские паломники на обратном пути в Россию считают своим долгом посетить земной жребий Матери Божией — Св. Гору Афонскую. Одна партия поклонников следовала с пристани Дафна в Андреевский скит с проводником, монахом нашего скита. Подъем с берега по крутым высоким горам — очень трудный и утомительный для непривычных. До хребта Афонского перевала много раз отдыхают. Поднявшись на высоту, делают привал — большой отдых, чтобы затем спускаться на другую сторону Афона. На перевале, во время отдыха, один из поклонников решил переобуться, т. к. мучился от мозолей на ногах. В то время, когда он уже заканчивал переобувание, его товарищи с проводником пошли вниз по крутому спуску. Он сидел напротив этого спуска, и видел их, но густой кустарник скрывал этот спуск. Он как будто сидел недолго и близко от спуска, но когда тронулся в путь — не мог его отыскать. Неподалеку он увидел монаха, сидящего на опушке кустарника. Подошел к нему и спросил: «Где дорога в Андреевский скит?» Черный монах ничего ему не говорит, а только смеется, наверно, он грек и не знал русского языка. Тогда поклонник пошел от него обратно, но тут же потерял и то место, где сидел. Дорога по хребту от Афонского перешейка с Македонии идет до Свято-Павловского монастыря, который под шпилем Афона. Дорога широкая, чистая, по обеим сторонам вековые высокие деревья, у подножья их стелется сплошной кустарник. Вот и черный монах исчез с его глаз. Ходит несчастный наш поклонник то в одну, то в другую сторону по широкой дороге, ища в кустарнике спуск в Андреевский скит. Измучился, впал в малодушие и стал роптать на товарищей, что не подождали его. Правда, он видел, куда они пошли, и надеялся, что после переобувки стоило только перейти дорогу и тут же будет спуск, но его нет. Отчаявшись, в крайней растерянности бедняга по-детски заплакал. Вытирая краем своей котомки слезы и выступивший на лбу пот, он посмотрел на дорогу, в сторону шпиля, и видит: идет Жена под голубым покрывалом на голове и ведет за руку Мальчика, лет десяти-двенадцати. Поклонник был поражен невиданной красотой Мальчика, и взором своим как бы приковался к Нему, забыв свое горе. А Жена спрашивает его: «Что ты здесь ходишь и что ищешь?» Поклонник говорит: «Шел я с товарищами с парохода, в Андреевский скит, на отдыхе, где-то близко вот тут, пока я переобулся они поднялись и ушли. Минут через пять я пошел за ними, но в кустарнике заблудился и никак не могу выйти на дорогу, ведущую в Андреевский скит».

Указав рукой в кустарник, Жена приветливо сказала: «Вот дорога в Андреевский скит, иди прямо по ней и настигнешь своих товарищей, кроме Андреевского скита, никуда не заходи».

Обрадованный поклонник быстро пошел по указанному спус ку вниз, настиг своих товарищей, уже подходивших к Карее, которые, оглянувшись и увидев его, говорят: «Где ты пропадал?» В негодовании на них он возразил: «Да, пропадал! Бросили меня, мало не дождавшись, и я совсем пропал бы, потеряв в кустах спуск к дороге, спасибо, встретилась одна Женщина, которая указала мне в кустах дорогу.

Товарищи-паломники изумленно заметили ему: «Какая Женщина? На Афоне женщин нет!» Тогда и сам отставший пришел в крайнее удивление, т. к. знал, что на Афоне женщины никогда не бывают.

Тогда он рассказал им затруднительные обстоятельства своего блуждания на хребте, как он уже потерял всякую надежду, но тут встретилась ему Жена с Мальчиком, красоты неизреченной, и показала ему дорогу с повелением: кроме Андреевского скита никуда не ходить.

Сопровождавший эту партию поклонников проводник-монах, уразумев всю истину в явлении Дивной Жены заблудившемуся поклоннику, неизреченно обрадовался тому, что Она указала ему путь только лишь в Андреевский скит. Этот проводник-имяславец, ничего не объясняя о значении этого дивного случая, лишь слагал в своем сердце его значение.

После того как поклонники-миряне этой партии и другие пожили на Афоне несколько дней и ознакомились с нашей жесточайшей бранью с вратами ада, они зачислили себя в ряды нашего ополчения для защиты славы Имени Божия. Особенно возбудило в них ревность чудесное явление Самой Матери Божией. Они заключили, что самое отставание их товарища и блуждание его на хребте перевала было промыслительно, чтобы этим подтвердить, что истина по вопросу об Имени Божием только в обители св. апостола Андрея Первозванного.

Ясно, что Отрок красоты невиданной, Которого Жена вела за руку, был Сам Господь Иисус Христос, Ее возлюбленный Сын, за Имя Которого и шла брань на Афоне. В образе двенадцатилетнего отрока, в разодранной ризе, благоволил Господь явиться и сидящему в темнице священномученику Петру Александрийскому, на вопрос которого: «Кто, Спасе, Твою ризу раздрал?» — Он ответил: «Арий (еретик) раздрал ризу Мою» (Чет. Мин. 25 ноября).

Явление Божией Матери в образе Жены под голубым покрывалом на голове в Св. Горе Афонской неоднократно бывало и раньше, например, преп. Афанасию, когда он шел из своей строящейся обители в Карею. Еще одному голодному юноше болгарину — мирянину, которому, в Иверском монастыре не дали милостыню. Поднявшись несколько на гору от Иверского монастыря, в изнеможении от голода он упал на дороге, но приблизившаяся к нему Жена под голубым покрывалом спросила причину его лежания на дороге. Он по порядку объяснил Ей свое горе. Она дала ему большую златницу и сказала: «Иди в Ивер и там купи себе за эту златницу хлеба». Юноша поднялся и пошел обратно к Иверу. Увидев его, портарь (привратник) закричал на него: «Оксу — оксу!» То есть пошел прочь! Но юноша показал ему златницу и сказал: «Дай мне за эту монету хлеба». Увидев монету, портарь спросил его: «Где ты взял эту монету?» Юноша ответил: «Здесь недалеко, на горе, упавшему мне от изнеможения добрая Женщина дала мне милостыню этой монетой и послала к вам купить у вас хлеба за нее».

Портарь был поражен такой чудесной милостыней, т. к. эта златница, была подвешена к св. иконе Божией Матери Иверской — дар греческого императора Феодосия. Этого юношу портарь повел к игумену, которому юноша рассказал свое бедственное положение, что ни в одном монастыре его не принимают на работу, т. к. опоздал на сезонный найм рабочих, везде их достаточно, а потому и вынужден был просить милостыню в монастырях. Я надоел всем своим попрошайничеством, и меня стали гнать прочь. Вот уже третий день я без куска хлеба. Попросил у вашего отца портаря, а он погнал меня прочь. Обливаясь слезами, я пошел прочь. Несколько поднявшись в гору, недалеко от вашего монастыря я упал от безсилия. Тут, лежащему на дороге, дала мне монету эта Женщина под голубым покрывалом, чтобы за нее я купил у вас хлеба.

Выслушав рассказ юноши, игумен оставил его в обители, но не в качестве наемного рабочего, а в составе почетного братства обители, ибо Жена, давшая ему золотую монету, была Сама Матерь Божия, и монета, подаренная ему, находилась на Ее чудотворной иконе «Иверской».

Подобных сокровенных явлений Божией Матери в истории Афона очень много, так как Св. Гора Афонская есть Ее жребий, где Она и проявляет Свое чудное промышление.

За слепоту и омрачение духовное, за ересь имяборческую все обители отдалились от Бога, подпали праведному гневу Его. А скит св. апостола Андрея за мужественную защиту славы Имени Божия окружен ореолом исповедничества и пренебесной истины, о которой мы поем в акафисте Спасителю: Все естество ангельское безпрестанно славит Пресвятое имя Твое, Иисусе, на небеси, Свят, Свят, Свят вопиюще; мы же, грешнии, на земли, бренными устнами вопием: Аллилуиа (см. 9 кондак акафиста Иисусу Сладчайшему).

Итак, все естество ангельское и иноки Андреевского скита составляют один хор, славословящий Имя Божие. А все прочие обители Афонские сие поемое и славословимое имя Творца всяческих и Спасителя нашего низвели на степень своего рабского имени, всячески поносят и хулят Его, пишут на бумаге Имя Господа «Иисус» и плюют на него, и с поношением садятся на него. О, безумие! О, слепота омраченных! Всех хулений, которыми поносили Имя Божие эти безумные еретики-имяборцы, мы не дерзаем излагать по причине мерзости их; лишь одно только вспоминание этих хулений тяжко оскорбляет дух благочестия и веру рабов Божиих. Только в Андреевском скиту Имя Божие славится и воспевается. Поэтому Матерь Божия и сказала заблудившемуся поклоннику: «Кроме Андреевского скита никуда не ходи».

В минуты своего блуждания и растерянности поклонник промыслительно забыл положение о том, что на Афоне не бывает женщин. Это забвение его было по промыслу Самой Матери Божией, чтобы сокровенно явить Свою заботу, любовь и попечение о защитниках славы имени Божия Андреевского скита, правоту их брани против врат адовых, хулящих имя Господне. Эта истина свидетельствуется посторонним лицом, ничего не знавшим о брани, чтобы враги наши не вменили в ложные вымыслы нашей стороне, по пристрастию к спорному вопросу.

При всем том, истина об истине возвещается мирянам, которые повезут ее с собой в благочестивую среду своего места жительства. А нам — имяславцам этот случай в большее утверждение, в утешение, в крепость и в ободрение мужества в брани с вратами ада.

Глава 40. Негодование еретиков-имяборцев

Пантелеимоновские старцы — Натальины поклонники — считали о. Арсения своим товарищем. Зная его высокий дар слова и полномочие от власти Святейшего Синода, они имели твердую надежду и уверенность при посредстве его поразить имяславцев. Но внезапно и неожиданно для всех произошла чудная перемена действий о Арсения, которая развеяла в прах все их надежды, а сам о. Арсений стал имяславцем апостольской ревности.

Такая причина резкого и крутого поворота от ранее намеченной цели скоро стала известна имяборцам Пантелеимоновского монастыря и по всей Горе Афонской, между русскими. Ибо про-мыслительное отнятие речи у знаменитого миссионера-проповедника совершилось на глазах самих еретиков, которые оставались в Андреевском скиту и, можно сказать, на их руках. Вчера они вели его под руки из собора и сами дивились тому, что минуту назад старец Арсений был многоречив, но вдруг замолк и, при отсутствии каких-либо проявлений физического недуга, безмолвствовал. Мы это повторяем, дабы напомнить, что Пантелеимоновские старцы-диаволопоклонники, узнав о чудесном обращении к имяславию о. Арсения, сильно вознегодовали на него. Вместо того чтобы раскаяться в своей диавольской гордыни и самолюбии, они еще больше ожесточились и укрепились в своем погибельном упорстве. И представилось нам, что они проклинали самое чудесное вразумление бывшего своего товарища и озлобились на него так, что решились погубить его. Но, так как выполнить свое намерение им было невозможно, — ибо доступ в Андреевекий скит был запрещен для всех, кроме известных пантелеимо-новских имяславцев и прибывших из России гостей, — то им представился случай, которым они хотели злодейски воспользоваться при следующих обстоятельствах.

Глава 41. Союз во имя Архистратига Михаила

Вступив в Андреевское братство и вчинив себя в наше ополчение против богохульной имяборческой ереси, о. Арсений нередко стал собирать нас на беседы в большой зале архондарика.

В одной из пасхальных бесед о. Арсений открыл нам свое желание объединить наше иноческое ополчение защитников славы Имени Божия, слиться в союз в духе благочестия, в единое воинство под хоругвь начальника горних сил безплотных св. Архистратига Михаила, молитвенно призывая его на помощь и защиту нашу.

О. Арсений сказал нам, что на поприще своего миссионерского служения Св. Церкви Христовой он уже основал в России несколько союзов, по потребностям, которые встречались ему, во славу Божию и в укрепление православной веры. «Каждый из со юзов, — говорил о. Арсений, — я посвящал во имя святого, которого желало само общество. Сильно любя и почитая ревность Святого Архистратига Божия Михаила, при всем моем желании я не мог посвятить в честь его Имени ни одного из тех союзов, потому что их назначение не соответствовало назначению горних сил. А теперь, войдя в ваше священное ополчение против богохульной ереси, открылась возможность исполнить мое заветное желание, так как настоящая духовная брань наша — защита чести и славы Имени Божия — тождественна брани небесного воинства против того же прегордого и пресквернейшего духа тьмы, падшего с гор них высот в бездну, — Денницы-сатаны. Первостоятель и Вождь Небесных Сил — Архистратиг Божий Михаил. Это вы знаете. Согласны ли вы составить священный союз во имя Святого Архистратига Михаила, чтобы и наше земное иноческое ополчение было под его хоругвью, в едином ополчении с воинством небесным?

На такое предложение о. Арсения мы единодушно, с радостью и любовью, дали согласие и в ознаменование этого сейчас же пошли в собор и совершили молебен святому Архистратигу Михаилу и всему Небесному Воинству. Затем составили письменную формулу союза во имя Архистратига Михаила, и все подпи сались в форменном документе союза поименно.

Об этом мы немедленно сообщили нашим братьям — имяславцам Пантелеимоновского монастыря. Они также с радостью приняли это благое начинание и стали приходить к нам в скит поставить свои имена в документ союза. Приходили они к нам по одному, по два и по три инока. Узнав об этом нашем крепком союзе под знаменем Архистратига Михаила, имяборцы пришли в неистовство. А так как основателем был о. Арсений, то старцы — диаволопоклонники — решили непременно истребить его. Их заговору способствовало хождение к нам братии имяславцев на запись в союз. При этом они заходили к о. Арсению повидаться и принять от него благословение. Он с великой радостью принимал их в уединенной келлии. Пантелеимоновские старцы-диаволопоклонники под предлогом записаться в союз «имяславцем» послали к нам в скит «Каина», чтобы, войдя к о. Арсению в его келлию, задушить его, достигнуть своей злобной цели им было легко. Андреевцы не знали, кто из пантелеимоновцев имяславец, а кто имяборец, потому что всей братии у них более двух тысяч, большая половина — имяславцы. Мы уже говорили, что «порта» наша (врата обители) строго охраняется соборным старцем Петром. В первые дни портарь о. Петр приходивших на запись в союз имяславцев пропускал с любовью и приветливо, по-братски. Некоторых он знал лично. А незнакомых пропускал на иноческую совесть. Достаточно было заявить, что пришел записаться в союз Архистратига Михаила.

Глава 42. Чудо первое Архистратига Михаила

Таким же способом надеялся проникнуть и злобный Каин. Но тут же является вящшая слава Божия, пекущийся о нас Промысл Его, и первая чудесная защита Архистратига Михаила. В тот день, когда злобный убийца Каин шел задушить о. Арсения, в нашем Андреевском скиту состоялся собор двенадцати старцев в полном их составе, под председательством тринадцатого, новоизбранного игумена нашего, архимандрита Давида. На соборе присутствовал и член его, портарь о. Петр. Заседание началось тотчас же по окончании ранней Божественной литургии, с половины седьмого часа утра, и продолжалось до половины одиннадцатого. Когда у нас шла поздняя Божественная литургия, в наш скит направ лялся Каин — убийца. Карея от нашего скита в пятнадцать минут ходу. (По гористому Афону расстояние измеряется не верстами и саженями, а временем — часами и минутами.)

Убийца-монах вышел из Карей и направился в наш скит. Вдруг подходит к нему портарь о. Петр и так жестоко бил его своим жезлом, молча и без слов, такую дал ему трепку, что этот Каин едва мог подняться. И так же, молча, ему был указан путь обратно.

Пришел он обратно в свой Пантелеимоновский монастырь к своим старцам-диаволопоклонникам с жалобой на портаря о. Петра, что он жестоко его избил. Старцы-имяборцы заявили нашему скиту жалобу на портаря о. Петра. В ответ на их жалобу и протест, наши соборные старцы заявили, что портарь о. Петр состоит членом собора и с половины седьмого до половины одиннадцатого присутствовал на соборе, порта же охранялась старым схимником, поэтому вашу жалобу мы отвергаем.

Глава 43. Чудо второе Архистратига Михаила

Дней через пять старцы-еретики посылают под видом имяславца другого Каина, — а первый лег в больницу... Второй сильнее первого, с напускным, лукавым смирением. Еще на хребте Афона его встретил юный монах и молча избил его своим жезлом, еще жестче первого, поломав ему ребра так, что едва-едва он мог доползти обратно в свой монастырь к пославшим его старцам, которые не знали, на кого пожаловаться.

Пришли к нам из Пантелеимоновского монастыря известные нам имяславцы и сообщили, что первый и второй избитые — явные еретики имяборцы. Таким образом, была раскрыта цель их похода в наш скит — как бы записаться в союз, а на деле задушить о. Арсения.

Ввиду такой опасности наши Андреевские отцы постановили, чтобы в дальнейшее время кто бы из имяславцев Пантелеимоновского монастыря ни пожелал прийти к нам, приходил бы в сопровождении тех, кого мы знаем лично.

Из этих двух случаев мы ясно уразумели, что первый Каин-убийца был избит Архистратигом Михаилом в образе о. Петра, а второй — в образе юного инока. Итак, с первых же дней основания нашего союза во имя св. Архистратига Михаила мы увидели над собой бдительное охранение и скорую защиту молниеносного меча Архистратига Божия Михаила.

О. Арсений, как выдающийся и передовой Синодальный миссионер, был известен епископам всех епархий России и был у них в большом почете. Среди них были некоторые, питавшие к нему чувства особенной дружбы и братской любви о Господе, например: еп. Феофан Полтавский, еп. Михей Архангельский и другие. Каждому из этих друзей своих он письменно изложил сущность возникшего вопроса во Св. Горе Афонской, пророчески наименовал его грозным, ибо последствие его угрожает не только восколебать землю, но коснуться и мира небесного... Его друзья-епископы, получив предуведомление своего прозорливого духовного брата, прекрасно уразумели истину и немедленно присовокупились духовно к афонским защитникам славы Имени Божия.

Глава 44. Имяславческая канцелярия в Андреевском скиту

С самого начала нашей борьбы против имяборческой ереси пантелеимоновские и андреевские имяславцы в своей ревности о славе Имени Божия, не оставляя келейных и церковных молитвенных правил и обязанностей по послушанию, приступили к внимательному изучению Божественного Писания, св. Отцов Церкви и Житий святых. И во всем этом богодухновенном сокровище находили для себя прямое уяснение истины об Имени Божием, для укрепления своего исповедания и в обличение заблуждения наших противников-имяборцев. Особенные тексты из Св. Писаний имяславцами выписывались. Необходимым считаем указать, что свидетельства в защиту славы Имени Божия содержатся во всем годовом круге богослужебных песнопений: в стихирах, тропарях и канонах, а также в молитвах и церковных тайнодействиях. Наши пантелеимоновские братья-имяславцы приносили к нам, Андреевским, свои выписки из богооткровенных Писаний, которых было не меньше и у нас самих. А так как эти выписки были весьма ценны и являлись сильным оружием против богохульной имяборческой ереси, то явилась потребность собрать их воедино в такой порядок, чтобы, читая их, они устыдились своего заблуждения и пришли к покаянию.

Для этого была специально назначена братия Пантелеимоновской и Андреевской обителей, в последней учреждена канцелярия для неусыпающего деннонощного труда. В этой канцелярии трудилось человек до семи под руководством о. Арсения. Открытие этой канцелярии последовало немедленно вслед за основанием союза Св. Архистратига Михаила.

Глава 45. Чудо с Харитоном

Недели через две после открытия канцелярии, часов в восемь утра, пришел в канцелярию эконом о. Диодор. На его лице сияла какая-то необыкновенная неземная радость. Он рассказал следующее.

В нынешнее утро я вышел за порту (врата обители), где каждое утро собираются все монастырские рабочие, которым я назначаю работу по хозяйственным нуждам. Когда все рабочие разошлись по назначению, тут же, к моему удивлению, стоял старичок Харитон. Я спросил, зачем он пришел.

Этот старичок — болгарин из Македонии. Мы все его знали. Он попросил для себя какое-нибудь дело, чтобы потрудиться в обители с монастырскими рабочими. Внешний вид Харитона не соответствовал его запросу: он был с кротким, детским выражением лица, лет восьмидесяти, — какая от него может быть работа? Но он настойчиво просил ее, желая пребывать при нашей Андреевской обители. Таким рабам Божиим по всему Афону отказа не бывает. Харитон был принят по его желанию не в число братии, а в число рабочих. Дабы не оскорбить этого старичка, заведующий рабочими эконом о. Диодор дал ему дело надсмотрщика за рабочими, т. е. «благочинным» над ними. Конечно, по природе своей рабочие болгары из Македонии были благочестивые искренние христиане, воздержны и дисциплинированны. Рабочие артели жили в небольших корпусах вне обители, в нижнем этаже, в помещениях для рабочих, а на втором этаже — староста над рабочими. Здесь поместили и Харитона. Пищу ему приносили рабочие, т. к. ему было не под силу ходить на второй этаж. Поэтому о. эконом дал ему иную артель в одноэтажном корпусочке; его уединенная келья была с южной стороны с отдельным ходом. Над входной дверью был небольшой крытый лобазик — крылечко. Харитон был доволен этой кельей. От самого входа в келью начинался подъем на небольшой холмик. С южной стороны открывался прекрасный вид на афонский хребет, вечно покрытый зеленью. С восточной стороны через дорогу от кельи — четырехэтажный корпус обители. Вокруг обители — дорога, по которой совершается крестный ход в определенные праздники. Описываемые подробности будут нужны при рассказе, но необходимо поведать о том, каким образом Харитон прибыл в наш Андреевский скит из Македонии. Македония с Афоном соединяется перешейком, на котором нет специальных дорог для колесного транспорта, и провизия для рабочих доставляется болгарами на Афон вьючными животными. До 1912 года Македонией владели турки. В 1911г. объединились в союз греки, сербы и болгары, чтобы войной изгнать из Европы турок. Сначала война шла успешно, вся Солунская область, в которой находится и Св. Гора Афонская, была очищена от турок. Знаменательно, что одновременно с началом этой войны возникла на Афоне имяборческая ересь. Что это значит, нам неведомо, судьбы Божии непостижимы, одновременно попущены две брани: духовная и физическая, и обе положили начало в этом году.

Но в строках нашего рассказа мы касаемся одного Харитона. Он благочестивый христианин, македонский болгарин. Он только слышал, в какой стороне гора Афонская, но никогда не бывал на Афоне. Старый, одинокий, бедный, — главным источником пропитания была у него ветряная мельница. Изредка присылали ему помощь сыны его.

Но вот началась война, союзники гонят турок, турки отступают в направлении Константинополя. Отступая, угоняют с собой местных жителей в тыл. В это изгнание попал и старичок Харитон. Много-много дней неописуемого труда и лишений привели старичка к крайнему изнеможению. Ожесточенные турки свирепо обращались с пленными, которые по пути отступления с каждым встречным поселением увеличивались угонялись в плен мужья, жены, дети — целыми семействами. Длинную ленту гонимых пленников конвоировали конные турки. Харитон плелся в колонне пленных последним. Что успел взять с собой из пропитания, все кончилось, питался уже зеленой травкой, которую принимает человеческая натура. Он дошел до такого состояния, что от крайнего изнеможения желал себе смерти. Во время отдыха голова колонны пленников отдыхает, а хвост только успеет дойти до места отдыха передних, турки подают команду продолжать путь. Харитону пришла мысль как-нибудь отстать и скрыться от конвоя. Он молился и просил помощи Божией и Царицы Небесной, избавиться от плена. Все македонские жители очень почитают святого великомуч. Димитрия Солунского, именуют его своим заступником и покровителем. Св. муч. Димитрий был начальником (губернатором) всей области Солунской и был замучен императором Диоклитианом за веру во Христа в те самые годы, когда был замучен и святой великомуч. Георгий Победоносец. Святой Димитрий, как бывший начальник Солунской области, и по смерти своей не оставляет своей страны помощью и заступлением.

Харитон умолял св. страстотерпца Димитрия спасти его от плена. И вот по пути в одном месте встретился пригорок. Воздев руки к небу и помолившись последний раз, Харитон решился идти обратно, т. к. идти в колонне пленных стало невыносимо, да и место было удобное для сокрытия. Оградив себя крестным знамением, с молитвой на устах, он пошел назад, в надежде быть незамеченным конвоем. Но, пройдя немного, он оглянулся назад и к своему ужасу увидел конного турка, скачущего галопом. От неминуемой беды у него подкосились ноги, он готов был упасть, но вдруг видит перед собой всадника на белом коне, который ласково рукой дает знать следовать за ним. В это время Харитон, забыв о своей усталости, пустился в бег вслед дивного всадника. Всадник летел галопом на своем белом коне, поминутно оборачиваясь назад, ладонью руки он все время показывал следовать за ним. Весьма чудесно, что усталый, обезсиленный старик Харитон не отставал от скачущего всадника. Вдруг всадник стал невидим, а Харитон увидел перед собой море и перешеек Афонский. Не более как минут за десять, не чувствуя ни малейшей усталости, Харитон пробежал громадное расстояние и спасся от турецкого плена. Он осознал, что всадник на белом коне был святой великомуч. Димитрий, и возблагодарил Бога за свое избавление. Раньше он не бывал на Афоне, а только слышал, что перешейком Афон примыкает к материку Македонии. Тем более, он не знал дорог в Афонские обители. С молитвой и непрестанным благодарением Богу Харитон радостно шел по перешейку и далее по Афонскому хребту. Увидев с высоты Андреевский скит, спустился узкой тропой прямо к нему. Шел незнакомой узкой тропой, на которой видны следы одних диких коз, эта тропа могла завести его в непроходимые скалы и пропасти. Однако он не заблудился и пришел прямо к Андреевскому скиту. Все с Харитоном происходило чудесно. Устроившись в скиту, он никуда не выходил, ничего не знал о делах Афонских, не интересовался. Старичок, детской простоты и нрава, ангельски радовался, что в конце своих многоскорбных дней обрел покой. Он всегда молчал. Да не было и повода с кем-нибудь говорить о чем-то. Ни о чем он не любопытствовал, чужд был всяких бесед, всегда сидел в своем уединении с молитвой Иисусовой и четками в руках. В праздничные дни приходил в собор. В будни сидел в своей келлии. Рабочие приносили ему в келлию пищу. В праздники он приходил в братскую трапезу. Мирянин — а проходил путь по-монашески, духовно. Все эти подробности о Харитоне мы пишем для того, чтобы быть уверенными в достоинстве чудесного посещения его Самим Господом, которое служит нам в назидание.

Сказавши, что нужно к сведению, о личности старичка Харитона, возвращаемся к началу этой статьи.

Итак, эконом о. Диодор в восемь часов утра пришел в канцелярию с сияющим видом лица и благодатным восторгом и стал рассказывать о встрече с Харитоном, у порты. О. Диодор спросил у Харитона: «Ты зачем пришел, тебе здесь никакого дела нет, иди обратно в свою келлию». Но Харитон молчал. В его лице сияла благодатная радость и чудный восторг. Помолчав с минуту, он ответил эконому: «Я имею нечто сказать тебе». — «Говори, я слушаю тебя». Но Харитон говорит: «Пойдем в твою келлию, там тебе расскажу». Пошли в келлию. Входя в келлию о. Диодора, Харитон, по обычаю монашескому сотворил молитву Иисусову. Затем начал свой рассказ.

Глава 46. Явление Господне Харитону

Прошлой ночью я сидел на скамеечке у двери своей келлии, под крышей лобазика (крылечко над дверью). Уже недели две я не мог по ночам спать от безсонницы. В келлии от ночной жары душно (таков климат Афонский). Сидя, я обычно творил Иисусову молитву на четках. За полчаса до утрени, около половины двенадцатого часа ночи, луна уже опускалась за хребет. Вижу — по дорожке с холмика спускаются рядом три монаха в мантиях и клобуках. Монах, который был в середине, был одет в широкую и длинную черную мантию, словно как архимандрит. От его лица, окаймленного небольшой бородой, исходил дивный свет. Клобук на голове его был до плечей и сиял радужным светом, а от плечей постепенно переходил в обыкновенный черный монашеский цвет, в левой руке он держал высокий жезл, с крестом. Другие два монаха были в мантиях до земли, как у екклесиархов в соборе, и в черных клобуках на головах, и были совсем юные, без бород. Эти два юных монаха с великим благоговением, с обеих сторон распростерши до локтей широкую мантию среднего монаха, поддерживая под руки, вели его, как дьяконы архиерея. Когда я увидел этих трех монахов, спускавшихся с холмика и идущих ко мне, мое сердце загорелось радостью и любовью к ним. В нескольких шагах от меня они остановились. Средний монах с жезлом в левой руке спросил меня: «Почему у тебя светла нет?» По-болгарски «светла», а по-русски — света, огня или лампочки.

«Я, — говорит Харитон, — с молитвой Иисусовой оградив себя крестным знамением, ответил: «Не имею». В этом ответе: «Не имею» Харитон выразил все, т. е. «Не имею совсем огня, и нужды в нем не имею». Тогда средний монах, в ответ на мою Иисусову молитву, приподняв правую руку с трехперстным сложением, четко произнес: Помни Имя Мое. Сказал и еще несколько таинственных слов, которых Харитон не мог выразить. Затем сказал: «Дай мне стакан воды». Внутри кельи, за спиной Харитона около двери, стояла скудель с водой, сверху накрытая стаканом. Угостить такого дивного Гостя составляло для Харитона величайшее счастье и неизреченное блаженство, т. к. он объят был несказанной радостью и любовью к чудным Посетителям. Старичок Харитон поспешно встал со скамеечки и, повернувшись, быстро налил в стакан воды, вышел со стаканом на крылечко, а Гостей не было...

Глава 47. Решительное определение Синода об имяславцах

В 1913 году Пасха Христова выпала на 14 апреля. Пятидесятница была 2 июня. По доходившим до нас слухам из Петербурга нам стало известно, что Св. Синод решил уладить спор об Имени Божием на Св. Горе Афонской. Посредником между спорящими сторонами назначен член Синода архиеп. Никон (Рождественкий), бывший Вологодский, слывший как отличный знаток и ревнитель монашества. Но некоторые из нас, андреевских имяславцев, знали этого ревнителя, когда он еще был казначеем Троице-Сергиевой Лавры в сане архимандрита. Духовное образование он имел одно семинарское. До Никона «Троицкие листки» издавались в монастыре «Вифания», в трех верстах от лавры, при Духовной Семинарии, которая была в ограде сего монастыря. Редакцию «Троицких листков» Никон постарался перевести в самую лавру; вновь построенный огромный лаврский корпус все издание «Троицких листков» взял на свое иждивение, и он сам стал редактором этого издания. Имея собственную типографию, он на свой счет содержал ее рабочих и служащих. Имел собственные две динамомашины, а также наличный запас — фонд капитала в банке 400 тыс. рублей чистым золотом. Вот лицо этого «знатока и ревнителя монашества». Сан архиерейский он купил. Когда архиеп. Антоний Волынский (Храповицкий) взял под свое покровитель ство пантелеимоновских старцев-диаволопоклонников с их имя борческой ересью и образовал из семерки Синода возглавляемую им эту богоборную гидру, то в число семерки вошел и Никон, и, являясь членом Синода, также вошел и в число семиглавого зверя — хулителя Имени Божия. И вот этот «знаток и ревнитель монашества» был назначен посредником спорящих об Имени Божием сторон на Св. Горе Афонской.

Когда мы говорим о Св. Синоде, то разумеем не весь состав Синода, но имевшую засилие в нем семиглавую кучу Антония Волынского, возглавившую имяборческую ересь старцев-еретиков пантелеимоновского монастыря. Это та самая семиглавая куча, которая от имени Св. Синода действовала в производстве дела по вопросу об Имени Божием и, прикрывая свое злодеяние, употребляла власть всего состава Правительствующего Синода. В Синоде два высших иерарха, митрополит Киевский Флавиан и митрополит Московский Макарий, были усердными защитниками имяславцев. Остальная, большая часть членов Синода, тоже была с ними одного духа. Пламенного защитника имяславцев, еп. Гермогена Саратовского, куча Антония Волынского изгнала из Синода и заключила под стражу, о чем мы уже говорили. Вследствие этого, благочестивые иерархи не дерзали выступать против этой богохульной кучи. Таким образом, архиеп. Никон назначался не Синодом, но сама семиглавая куча решила быть одной своей головой посредницей спорящих на Афоне сторон.

Глава 48. Приезд архиеп. Никона на Афон

В 1913 году, в дни праздника св. Троицы, приехал на Афон архиеп. Никон. Самое следование и прибытие на Св. Гору Афонскую этого посредника и примирителя спорящих сторон произошло не обычным путем.

Член Св. Синода, архипастырь Русской Православной Церкви, чтобы самим образом появления своего воздействовать на противную сторону более устрашением, нежели святительским увещанием, прибыл к Афону на военном канонерском судне «Донец», который состоял стационером при русском посольстве в Константинополе. Пароход был при полной боевой амуниции, вооруженный четырьмя пушками, двадцатью пулеметами и ротой вооруженных боевыми винтовками со штыками солдат. Остановился не у пристани «Дафна», а у берега Пантелеимоновского монастыря, где имела остановку и Наталья с диаволом. Тогда Наталье с диаволом воздали честь и поклонение начальствующие старцы Пантелеимоновскои обители. А теперь на том месте те же старцы торжественно встречали посредника и примирителя спорящих сторон. Радости у этих старцев не было границ. Они предчувствовали свою победу над непослушными имяславцами.

Отдохнувши после своего прибытия, архиеп. Никон попросил собраться всему многочисленному братству Пантелеимоновскои обители. Собравшимся в соборном храме монахам он произнес приветственное слово, не касаясь спорного вопроса. По окончании его речи все братство, по чину, подходило к нему получить архиерейское благословение. На другой день, при полном собрании братства, в своей речи он коснулся спорного вопроса и, развивая свое слово, клонил его к тому, чтобы стороны прекратили спор, смиренно подчинились начальникам обители, как требует самый чин монашеского послушания. Но тут ему заметили, что из послушания монашеского мы не выходили, ревностно храним и соблюдаем его, а что касается до исповедания Святой веры Христовой, когда начальствующие обители впали в грех против нее, тогда мы становимся в непримиримую оппозицию начальствующим старцам, защищая Святую Истину. Никон не мог возразить на это замечание имяславцев и постарался закончить свою беседу. На третий день этот примиритель предложил нам свое учение об Имени Божием, буквально повторяя то же самое, что изрыгнул иеросхимонах Алексей (Киреевский) и что содержали начальствующие старцы. Расширяя свое учительское слово, он говорил уже в тоне имущего власть и полномочие от Св. Синода, положительно не допуская со стороны иноков противоречия своему учению, но требуя полной покорности власти Синода. Грозно стуча о пол своим архиерейским жезлом, Никон говорил с упреком: «Вы — невежды, темные необразованные люди, должны послушать и смиренно подчиниться учителям, прошедшим высокие науки». Он стал приводить выдержки об именах из учения какого-то немецкого ученого Макса Мюллера, говоря, что Англия и Франция так веруют, как учит Мюллер. А потом указал на древнейшую еврейскую книгу Талмуд, в которой толкуется об именах Божиих в полном согласии с ученым Мюллером. В его руках была брошюрка Синодального издания, напечатанная типографией газеты «Колокол». Эта газета была собственным органом Св. Синода, редактором которой состоял Синодальный миссионер Скворцов Василий Михайлович. Из этой брошюрки и читал Никон тексты и выдержки из жидовского Талмуда и знаменитого ученого Мюллера. Подводя к концу свое длинное слово, он обводил взором двухтысячное братство и, не встретив против себя никаких возражений, возомнил, что все покорились его властному слову и согласились с Мюллером и Талмудом, с Англией и Францией. А если так, то свою покорность должны подтвердить собственноручной подписью под текстом Синодальной грамоты, чтобы тем самым ознаменовать прекращение споров об Имени Божием, а также подтвердить свое согласие с учением об Имени Божием обительских начальников и Св. Синода. Показывая всему собранию братства печатный лист с примирительной формулой, составленной Сvнодом, он уже хотел сказать «аминь» и немедленно приступить к самой подписке. Но тут, неожиданно, подошли к нему старшие из имяславцев и пригласили его не к спору, а выслушать исповедание веры во Имя Божие, основанное на учении Божественного Откровения, Свящ. Писания и святых Богоносных отцов Церкви. Никон смутился. А выступившие исповедники истины решительно отвергали все его слова против Славы Имени Божия и сказали: «Нам стыдно слушать из уст Русского архиерея учение, в основание которого приводится жидовский Талмуд и учение какого-то языческого Мюллера, мнение Англии и Франции — Западной Церкви. Ибо это оскорбляет самый дух нашего православного исповедания Святой Веры Христовой, за чистоту которой исповедники полагали души свои до самой смерти. Подписку вашу мы отвергаем как безбожное отречение от веры».

Этими немногими словами имяславцев вверх дном опрокинулось все длинное слово «примирителя и посредника» Никона, и пагубная подписка его не состоялась. На его лице выразилась мрачная злоба и ненависть к имяславцам, и его безсилие, т. к. он не имел, чем возразить против истины, выраженной имяславцами. Окружившие его старцы-диаволопоклонники имели жалкий вид и положительно растерялись. Их надежда на успех могучего уполномоченного члена Синода покорить имяславцев была разбита в прах немногими словами исповедников. Тем и кончилось собрание всего Пантелеимоновского братства. После этой беседы к Никону уже никто не подходил, все молча удалились из соборного храма. Никон предполагал раздавать всем привезенную из Петербурга свою брошюрку, из которой он читал тексты и выдержки жидовского Талмуда и языческого философа Мюллера. Но, обличенный имяславцами, не осмелился ее раздавать. После собрания его брошюра была роздана келейно имяборцам, которые с глубоким вниманием вчитывались в нее, дополняясь Мюллеровскими и Талмудскими хулами.

Матросы с канонерского «Донца», на котором прибыл Никон, рассказывали, что архиерей Никон в пути раздал эту брошюру всему экипажу. В те годы матросы были верующие. Прочитавши эти брошюрки, они собрали их и бросили в море, не терпя хулений, содержащихся в ней.

Пантелеимоновские имяславцы приобрели несколько экземпляров этой брошюры, чтобы узнать ее содержание, несколько брошюр принесли также и нам, андреевцам. Но нетерпимость содержащихся в ней хулений не позволяет привести здесь ее содержание. А Никон, архиерей, намеревался внедрить их в наши души. Опровергнутый безбожный архиерей-талмудист Никон, видя неодолимость имяславцев, непоколебимо стоявших за веру во Имя Божие, исповедание которой зиждется на основании Божественного Богооткровенного Писания, назвал это «упорством и ожесточением грубых и необразованных мужиков-лапотников», непокорных власти Св. Синода. Мюллеровец и талмудист архиерей Никон дерзнул обратиться к помощи Божией, чтобы смягчить упорство имяславцев, ради чего объявил русскому монашеству всей Св. Горы Афонской трехдневный пост и молитву.

После такого безумного повеления можно ли искать хотя бы малейшего признака рассудка в таком архиерее, который в своем богоборном желании восхотел, чтобы ради его богомерзкого поста и молитвы Бог обратил защитников славы Имени Его к его хулению?

И вот, только одна Благовещенская келья — обитель на Карее, настоятелем которой был благоговейный старец иеросхим. Парфений, всем своим братством отвергла святотатственное, кощунственное повеление о посте талмудиста архиерея Никона. Все же прочие русские обители соревновались в богомерзком подвиге безбожного Никона и старцев-диаволопоклонников — еретиков Пантелеимоновского монастыря, выдерживали, в угоду диаволу, богопротивный пост и молитву.

Имяславцы Пантелеимоновского монастыря, в силу неделимости общежития братства обители, безвыходно подверглись действию Никоновского постановления о посте, кушали то, что давали в общей трапезе. В нашем же скиту св. Апостола Андрея Первозванного, вопреки скверному еретическому посту, разрешили на рыбу, вино и елей, ибо по наставлению св. Отцов не подобает православным разделять посты и подвиги вместе с еретиками.

В суетной надежде на свои богомерзкие трехдневные постные и молитвенные подвиги Никон снова призвал на собор все братство Пантелеимоновской обители. После его длинного учительного слова, на основании жидовского Талмуда и языческого ученого Мюллера, он снова был с посрамлением опровергнут свидетельствами истины об Имени Божием из Божественного Писания и учения св. Отцов Церкви, представленными имяславцами.

Тем и закончились суетные попытки архиерея-талмудиста убедить имяславцев принять богохульную имяборческую ересь. Уразумел, наконец, сам примиритель, что вера во Имя Божие «лапотников» и «необразованных мужиков», утвержденная на не зыблемом Откровении Божественного Писания, — непоколебима и неприступна для коварно приводимых им гнусных доказательств из Талмуда и Мюллера, которые вконец опозорили и его сан архиерейский, и самую власть Синодской кучи. Имяславцы речей не произносили и в прения не вступали, но краткими свидетельствами об истине из Божественного Писания разрушили все суемудрые речи еретика Никона. Ибо Сам Христос сказал: «Аз бо дам вам уста и премудрость, ей же не возмогут противиться, или отвечать, все противляющиеся вам» (Лк. 21, 15).

Сие обетование Христово во всей своей силе проявилось в лице защитников Имени Его. Никон — враг Христов, умолк, т. к. не мог противоречить свидетельствам божественного Писания, приводимым имяславцами в защиту исповедания истины.

Мрачный в лице, с затаенной злобой в сердце, Никон — представитель Синодской кучи, молча двинулся с амвона к выходу из собора, и опять никто не подошел к нему за благословением архиерейским, даже враги наши имяборцы, бывшие в соборе, не осмелились подойти к своему покровителю. Пораженная в голову ересь имяборческая, как жидовский синедрион, обличенный Господом в храме, сокрылась во мраке своего богохуления и молча удалилась из всего братского собрания Пантелеимоновской обители. В дальнейшем Никон созывать братию не решался.

Нанести визит в скит Святого апостола Андрея Первозванного Никон не дерзал и мысли себе допустить. Ибо если в Пантелеимоновском монастыре, где главарями являются старцы — основатели имяборческой ереси и половина братства их сторонников, он при их содействии не смог одолеть исповедников истины, то что он мог сказать братству Андреевского скита, которое не в меньшей ревности Пантелеимоновских исповедников. Они даже не открыли бы врата своей обители еретику и талмудисту архиерею Никону. Но чтобы не оказаться бездейственным, он послал в Андреевский скит свою правую руку — профессора Троицкого. Этот в скит был допущен. Речи произнести он не мог, но читал свою рукопись, заготовленную им ко второму дню по прибытии его к нам. Ибо в первый день, всего лишь как гость, он только поприветствовал нас. А на второй день читал свою рукопись, в которой о Талмуде и Мюллере не было и помину, но вся его рукопись была проникнута лукавством. Читая нам свою рукопись, он хитро проводил коварную мысль, как бы соглашаясь с нашим исповеданием, чтобы таким способом уловить нас в ересь. На наши многократные обличения и замечания лукавств его он безстыдно, с улыбкой, также лукаво, извинялся перед нашим собранием, говоря: «Простите, конь на четырех ногах и то спотыкается».

Закончив чтение своего лукавого сочинения, этот конь-спотыкач, воочию убедился, что и мы, Андреевские, как и Пантелеимоновские имяславцы, одного духа исповеднического, и стрелы, пускаемые в нас посланниками вражьей кучи Синодской — архиереем Никоном и профессором Троицким — летят обратно в сердца стреляющих.

Встретив незыблемую твердость веры исповедников Имени Божия, Пантелеимоновские старцы-диаволопоклонники с архиереем Никоном назвали это грубым ожесточением и упорным противлением власти Св. Синода необразованных мужиков-лапотников. Сообщив в Петербург, в богоборную Синодскую кучу Антония Волынского о неодолимости имяславцев, Никон со старцами ожидали дальнейшего распоряжения.

Глава 49. Промысл Божий, явленный нам, о всечестном отце нашем Арсении. Пророческое откровение о. Арсению о Вселенной

Во всей Горе Афонской после праздника Святой Троицы, в неделю Всех святых, совершается Божественная литургия весьма торжественно. У нас в скиту служили соборно тринадцать иеромонахов и три иеродиакона. Отец Арсений в служении не участвовал, но по своему обычаю при совершении Божественной литургии присутствовал в алтаре, и Богу благоугодно было тайно явить в нем Свое промыслительное действие.

После Божественной литургии обычно бывает братская трапеза. Во время вкушения первого блюда, когда чтец читал уже толкование на прочитанное литургийное Евангелие того дня, о. Арсений возвышенным голосом произнес: «Честнейшие отцы и братия, я имею нечто сказать вам». Чтец остановился. Мы, все братство, обратили свое внимание в сторону любимого отца нашего проповедника, что скажет нам всечестной наш о. Арсений. Он и прежде нередко, в праздничные дни, говаривал нам свои чудные назидательные слова. А слушая его сладостную речь, мы забывали о пище. Так и ныне мы напрягли слух наш к услышанию его слов. И вот слышим: «Сегодня, во время Божественной литургии, меня посетил Господь. Ради любви к вам я хочу поведать вам то, что открыл мне Господь в видении, но сейчас скажу только заголовок: Гнев Божий грядет на вселенную, земля обольется кровью. Все сказание большое, сегодня после повечерия соберитесь все в зале архондарика, там все подробно поведаю вам». Сказав это, о. Арсений замолк.

Сила слов заголовка, глубина его пророческого содержания, грозно-трепетное предсказание таиногрядущего на всю вселенную, и самый взволнованный тон старца-проповедника, с каким он поведал нам заглавие своего видения, воздействовали на нас так, что на голове волосы стали дыбом.

Каково же было само видение?! Пораженные грозными словами заглавия, мы, иноки, в трепете едва смогли выполнить процесс обеда. Закончив праздничным молитвенным пением по уставу иноческую трапезу, по совершении отпуста первыми выходят из трапезы по чину: настоятель — старец священноархимандрит о. Давид, рядом с ним досточтимый старец о. Арсений, затем прочие старшие из братии, каждый по своему чину, а затем и все братство, тоже в порядке своего чина.

Под влиянием только что слышанного, грозного заголовка видения, побуждаемые внутренним чувством глубокого уважения к старцу-проповеднику о. Арсению, мы с умилением взирали на пречестнейшее лицо его, а оно как будто сияло, но вместе с этим оно было и грустно от внутреннего воздействия на него знаменательного видения. Мы с нетерпением ожидали вечернего часа, желая скорее услышать от о. Арсения содержание бывшего ему видения.

Старцы о. Давид и о. Арсений вышли из трапезной и направились к порте (вратам), чтобы выйти в сад посидеть на скамеечке, под сенью густых древесных шатров. Такую прогулку после трапезы они совершали каждый праздник. Мы выходили вслед за ними. Они садились на скамеечке, а мы располагались на травке вокруг, слушая сладостные назидательные беседы любимого нами проповедника о. Арсения.

И на этот раз, на расстоянии двадцати шагов от них, мы шли вслед за ними по аллее сада, направлением к скамеечке. По пути они беседовали между собой. Не доходя до скамеечки, они вдруг остановились — и смотрят друг на друга. Приблизившись к ним, мы тоже остановились, удивляясь внезапной их остановке. Постояв с минуту друг против друга, они вернулись обратно. Проходя мимо нас, о. Давид сказал нам: «Отцы и братия, мы беседовать не будем, идите в свои кельи». Посмотрев на старцев, мы увидели, что лицо о. Арсения было бледное и скорбное, и как будто он замкнулся сам в себе. В действительности то самое и произошло. Бог промыслительно не благоволил открыть то, что он хотел поведать нам после повечерия, и связал язык его. Поэтому открытое ему видение всей полнотой сосредоточилось только в нем самом, а нам достаточно было одного заголовка.

Уже потом, в последующие годы, мы уразумели, что о. Арсению, как пророку, в видении была приподнята завеса таинственности о грядущем гневе Божием на вселенную в определенное время и о пролитии крови. Ему была открыта в видении тайна всей полнотой. Нам же, всем инокам, услышавшим заголовок видения, Бог судил читать его содержание уже потом, в самом исполнении. И вот мы читаем его уже пятый десяток лет с 1913 года (эти строки писал о. Паисий в 1963 году – ред.). Не читаем, а переживаем бедствия, предсказанные о. Арсению в видении. Если бы тогда о. Арсений поведал нам, как обещал, содержание видения во всех подробностях о грядущих ужасах на вселенную, то мы, имяславцы, защитники славы Имени Божия, андреевские и пантелеймоновские, по своему малодушию и немощи могли бы не решиться идти в изгнание со Св. Горы Афонской, но, оставив свои обители, рассыпались бы по горам и сокровенным трущобам, в дебрях и пещерах Горы Афонской. И предпочли бы умереть в сокровенности от мира, нежели подвергнуться тем огненным испытаниям, которые мы несем, брошенные руками богоотступных архиереев в этот злокозненный мир в середине месяца июля 1913 года. Но тогда вместе с нами сокрылась бы истинная причина мировой казни, которая собственно и навлекалась богоотступными архиереями, открывшими богохульные уста свои в хуление Имени Божия. Посмотрим, как сила Божия совершается в немощи нашей. Отцу Арсению открывает Господь в видении, а мы, немощные, назначаемся в проповедники о казни. О. Арсению Бог заключает уста молчанием, а нам, извещенным только одним заголов ком видения, не попустил скрываться в дебрях и трущобах Горы Афонской. Лихо и весьма жестоко руками самих же преступников выброшенные, по мнению их, на погибель и расточение, мы были явлены Богом, обличителями нечестия и тяжести греха лжеархиереев, врагов Божиих, в хулении Имени Божия. И через нас же открыл о казни за нераскаянность, о чем мы свидетельствовали миру с первых дней выброски нашей с Афона.

То, что происходит во вселенной за текущие десятилетия с 1911 года, людям с плотским разумом, поглощенным вихрем суеты земной по стихиям века сего кажется, что все это совершается по простому стечению обстоятельств. А находящимся под покровом благодати, свободным от этого отупляющего омрачения, озаряющая ум благодать Божия открывает, что вселенная находится под гневом Божиим и все совершаемое в ней — по действию сатаны, которому она предана за тяжкий грех хулы на Имя Божие. Из Св. Писания нам известно, что Бог никогда не наказывает без предупреждения подлежащих казни нераскаянных грешников. Так, перед казнью всемирным потопом последним вестником о ней Бог уполномочил праведного Ноя. О казни Содома и Гоморры и окрестных городов Бог открыл Аврааму, о самом Содоме — праведному Лоту. В Ниневию был послан пророк Иона. Его проповедью Ниневийский народ раскаялся, и Бог помиловал великий город Ниневию. Пророческие книги Ветхого Завета полны предупреждений о казнях разных народов и самого царства Израильского.

Итак, наказывая нераскаянных грешников, Бог открывает о грядущих казнях. Так и ныне, предавая казни нераскаянных хулителей Имени Своего, Бог открывает в видении Своему избраннику старцу Арсению о грядущем гневе Своем на вселенную и о пролитии крови по всей земле. Проповедать же о такой грозной казни Бог предназначил не одного проповедника, которому было видение, но весь сонм Афонских иноков, ставших на защиту славы Имени Его. Если бы озверевшая куча Синодская, в своей ярости, не предала бы неслыханному поруганию и распылению по всему пространству Русского государства полутора-тысячный сонм проповедников, разве был бы услышан голос немощного старца о. Арсения? Предупредительная же проповедь о казни по правосудию Божию необходима, чтобы противники Божии не имели оправдания на Всемирном Страшном Суде.

По нашей любви и уважению к личности приснопамятного отца нашего, схиигумена Арсения, и по его заслугам в Церкви Христовой нам приятно повторять и дополнять сведения о нем.

После многолетних миссионерских трудов в России о. Арсений возжелал закончить свое земное странствование на Св. Горе Афонской, где после окончания семинарского курса, как было об этом уже выше сказано, он полагал начало своему монаше ству. О. Арсений прибыл на Афон умирать, о чем всегда просил молитвенно Матерь Божию, Верховную Игумению Св. Горы Афонской. Мы говорим об этом из его собственных слов. Но, прибыв на Афон, он вступил в новый подвиг исповедника Имени Божия. Этим исповедникам готовится изгнание с Афона и пожизненное заточение в мир — в горнило безмерных искушений, страданий, бурного кипения осатаневшего мира, за исповедание Имени Божия. В этот чин исповедников мужественно вступил о. Арсений. Чтобы исполнилось его желание умереть на Афоне и увенчать его чином исповедника, неведомыми для человека судьбами Своими, Господь определил своему рабу умереть на Афоне в подвиге непоколебимого исповедничества, защитником славы Имени Божия. О конце его подвига мы скажем в своем месте приличном достоинству исповедника. А пока мы видим его со связанным языком на болезненном одре, на который он слег на второй день своего умолчания.

Сейчас же мы продолжим сказание о действиях посланников Синодской кучи. Нет, мы не скажем, что приезд Никона на Афон и болезнь о. Арсения было случайным совпадением. Мы уверенно утверждаем, что с прибытием врага Божия во Св. Гору Бог открывает в видении рабу Своему о. Арсению судьбы вселенной полностью, а нас, иноков-исповедников Имени Божия, известил только «заголовком», чтобы не устрашить нас предназначенными Богом казнями на вселенную. О. Арсений умолк навсегда, а на другой день лег на болезненный одр.

А Никон в эти же дни применяет сатанинские ухищрения и коварства к исповедникам Имени Божия в обители св. великомуч. Пантелеимона. Но, не одолев их, испытав свое безсилие, враг Божий Никон посылает правую руку свою, профессора Троицкого, в Андреевский скит. До болезни о. Арсения они не осмелились коснуться Андреевского скита. А как только получили известие о внезапной болезни знаменитого миссионера, они дерзнули попытаться сломить наше исповедание. Но в своих попытках Троицкий нашел в нас тот же дух и непоколебимую крепость, как и в исповедниках пантелеимоновских.

Глава 50. Решительные действия кучи Синодской

Талмудист архиепископ Никон сообщил в Петербург действующей от имени Синода богоборной куче Антония Волынского о непокорности имяславцев. Получив такое извещение, раздраженная неудачей куча решила привести в исполнение свою угрозу, о которой выше уже было сказано, в адрес нашего Андреевского скита: «Что они там хвалятся, что их триста монахов, да хотя бы их было три тысячи, мы не пощадим их, им три роты солдат и кандалы, стариков определим в богадельню, а молодых поженим». Мы уже говорили, что архиерей Никон прибыл на Афон военным кораблем «Донец», при полном составе военно-морского экипажа, вооруженного четырьмя пушками, двадцатью пулеметами и ротой вооруженной боевыми винтовками солдат. Это означало начальную угрозу, которая нимало не поколебала исповедников небесной истины. Прошло около месяца после безуспешного пребывания «примирителя» Никона на св. Афоне. Наконец, у берега Пантелеимоновской обители появляется большой трехтрубный пароход «Херсон», а на нем — исполнительная угроза церковных пастырей — карательная экспедиция от имени Св. Синода: три роты солдат, вооруженных ружьями и пулеметами. Талмудист архиерей Никон, облеченный властным могуществом и полномочием от имени Правительствующего Российского Синода, снова созывает все братство Пантелеимоновской обители и угрожая при менением вооруженной силы, вновь потребовал отречься от исповедания Имени Божия, подчиниться власти Святейшего Синода, признать Имя Божие именем человеческим, равночестным нашему имени, как учит великий ученый Мюллер и как толкуется в еврейском Талмуде, по учению которых верует и сам Российский Синод. Настойчиво требуя покорности и подчинения власти Синода, архиеп. Никон требовал подтвердить их личной подписью под грамотой Святейшего Российского Синода.

Имяславцы с презрением отвергли безумное предложение богоборного архиерея. Это собрание братства состоялось в пред-празднство св. апостолов Петра и Павла и весьма раздражило его. На этот праздник св. апостолов Никон готовился совершить торжественное всенощное бдение и литургию, чтобы таким образом показать свое величие и полномочную власть от Синода перед прибывшим воинством Российского Государства. Притом были приглашены гости: начальствующие и иноки дружественных греческих монастырей. Ризничный — заведующий облачением — был имяславец, он отказался выдать архиерейское облачение талмудисту лжеархиерею Никону. Это вконец раздражило его, ибо помешало его затеи помпезности перед гостями и суетного торжества. Тогда архиерей Никон решил отомстить имяславцам, применить к ним самую жестокую расправу. 5 июля по всей земле Афонской торжественно совершается память великого отца и начальника всей Св. Горы Афонской, преподобного и богоносного отца нашего Афанасия Афонского.

4 числа в шесть часов вечера обычно начинается всенощное бдение, которое, по Афонскому уставу, длится всю ночь до самого утра. А через час после всенощной (в семь часов утра) совершается Божественная литургия, после которой бывает молебен преподобному Афанасию.

По прибытии войска карательной экспедиции, имяславцы были лишены соборного храма. Свыше тысячи человек скорбных имяславцев вынуждены были собраться на всенощное бдение в большом коридоре просфорни, на третьем этаже большого братского корпуса. Конечно, было тесно, но любовь и ревность к памяти великого и богоносного отца, начальника Афонского монашества преп. Афанасия превозмогала неудобства тесноты. Они были лишены богослужебных книг, служащим был один только иеросхимонах в епитрахили. Последний благословил начало всенощной, которая совершалась без пения, по четкам, один громко читает молитву: «Преподобие отче наш Афанасие, моли Бога о нас».

Такое служение называется службой по уставу глубоких пустынных отшельников. Один громко читает, все же остальные мысленно сливаются в одну молитву. Узнав о том, что имяславцы единодушно молятся, совершая всенощную по четкам, Никон послал офицера — командира — немедленно гнать молящихся на пароход. Явившийся офицер приказным тоном заявил: «Довольно вам, черти, Богу молиться, идите и садитесь на пароход!» Имяславцы ответили: «Никакая власть не вправе прерывать недоконченную молитву, когда закончим ее, тогда и пойдем на пароход». И отказались идти до конца всенощной. Офицер передал это Никону. Последний еще больше рассвирепел и приказал применить силу. Нужно заметить, что всему составу карательной экспедиции старцы-диаволопоклонники и архиерей Никон внушили о нас, имяславцах, что мы еретики и революционеры. Притом они щедро подпоили солдат вином. В таком понятии о нас, опьяненные каратели приступили к исполнению повеления архиерея Никона.

По распоряжению последнего, каратели, прежде всего, применили водяную бомбежку. Корпус, где молились имяславцы, стоит на склоне горы. На достаточной высоте от корпуса устроены пруды и установлены большие цистерны с обильным запасом горной воды. В плотинах этих сооружений вмонтированы спускные дренажи, для пуска воды на поливку огородов и насаждений, а при случаях и для пожаротушений. Это хозяйственное сооружение каратели, по распоряжению «святителя», применили к имяславцам. Солдаты и монахи-имяборцы втащили на гору широкие шланги — рукава, присоединили их к трубам большого пруда и пустили воду, направив ее по большому коридору просфорни, где молились имяславцы. Сильным напором воды из широких шлангов вышибало оконные рамы и сбивало с ног молящихся имяславцев. Целый час поливали их холодной водой. Вода текла рекой из коридора по мраморной лестнице. Имяславцы не переставали молиться: «Преподобие отче наш Афана сие, моли Бога о нас».

Видя, что водой не одолеть имяславцев, осатаневший архиерей приказал применить силу оружия. Снизу до третьего этажа лестница прямая. Пьяные солдаты с ружьями выстроились по ступенькам лестницы до третьего этажа. Другие, чтобы не осквернить своих рук, железными баграми и крючьями хватали монахов-имяславцев, тащили их к лестнице, передавая вооруженным солдатам. Последние били мокрых имяславцев: кто прикладом, кто штыком, а кто ногами, а скатившихся по лестнице вниз, к великому удовольствию архиерея Никона, избитых, гнали на пароход.

Последним оставался служащий иеросхимонах о. Николай Иванов. Солдаты схватили его за епитрахиль и тащили по лестнице вниз, а стоявшие на лестнице солдаты били его прикладами. В самом низу лестницы о. Николай оказался без сознания. Из нанесенных ему ран лилась кровь. Под лестницей была кладовка, туда и бросили его как убитого. Но через некоторое время лежавший о. Николай очнулся, приподнял голову и увидел мокрых и облитых кровью убитых монахов. Он насчитал их десять человек, а он одиннадцатый. Увидав ожившего о. Николая, подбежавший солдат хотел добить его до смерти. Но подоспевший другой солдат не разрешил ему и закричал на о. Николая: «Поднимайся и иди на пароход!» Но о. Николай не мог подняться. Тогда эти два солдата на руках отнесли его на пароход. Сильно избитых и в ранах было всего сорок пять человек. Вот каким образом Никон отомстил имяславцам за неподписание богоборческого учения Синода и за то, что они не дали ему то облачение, которое он требовал для службы в день свв. Петра и Павла. После этого побоища, удовлетворенный, Никон ликовал, что положил начало торжественной победы над ненавистными имяславцами.

На пароход согнали только пятьсот избитых исповедников. Всех молившихся имяславцев погрузить было невозможно, так как еще нужно было место для имяславцев Андреевского скита и для самой карательной экспедиции — трем ротам солдат. Остальные избитые имяславцы, которых было семьсот с лишним человек, после изгнания их из обители должны были выехать из Афона в Россию на вольных пассажирских пароходах.

Этот «победный фарс» церковный страж и архипастырь Никон совершил в величайший для Св. Горы Афонской праздник в честь преподобного и богоносного отца нашего Афанасия Афонского. Но в тот же день празднуется и память великого печальника земли Русской преподобного отца нашего Сергия Радонежского, в Лавре которого (в России) Никон в сане архимандрита был казначеем, скопил там себе миллионный капитал и купил себе архиерейский сан. А, став архиереем, любил величать себя: «Я от дома Живоначальной Троицы», — т. к. обитель преподобного Сергия Радонежского именуется: «Троице-Сергиева Лавра». Ее основал преподобный Сергий во имя Пресвятой Троицы. И вот таким неслыханным кровопролитием, в ревности о богохульной имяборческой ереси, архиерей Русской Церкви почтил угодников Божиих: преподобного Афанасия Афонского и преподобного Сергия Радонежского, обагрив Святой Жребий Матери Божией кровью иноков, защитников Славы Имени Божия, над которыми исполнилось предречение Господне: Но приидет час, да всяк, иже убиет вы, мнится службу приносити, Богу (Ин. 16, 2).

На другой день, в самый праздник преподобных Афанасия и Сергия, 5 июля, карательная экспедиция направилась в наш Андреевский скит. Но после удаления еретика Иеронима наш охраняемый скит уже полгода был, как крепость, недоступен никому из посторонних. Никон и каратели о таком положении нашего скита знали, но жестокость кары развязала им руки, и они решили действовать по военному времени: взорвать порту и взять скит приступом. Порта нашей обители проходит через весь корпус трехэтажного здания. Самая арка порты в нижнем этаже. Второй и третий этажи над портовой аркой занимает церковь во имя святителя Петра, митрополита Московского и всея России чудотворца. Поэтому, если взрывать порту, будет взорван и храм Божий. Никон в безумии своем решался и на это ужасное кощунственное поругание храма Божия. В ожидании карательной экспедиции в братстве нашего Андреевского скита произошел спор. Старшая начальствующая сторона решила открыть порту и принять войско как гостей — мирно. Младшая (молодые иноки), вдвое превосходящая сторона в своей ревности, не соглашалась впустить в обитель врагов Божиих и говорила: «Пусть взрывают порту с святым храмом, если они дерзают на такое безбожие, тогда мы закроемся в соборном храме, как неприступной для карателей крепости, пусть взрывают собор вместе с нами, умрем за честь и славу Имени Иисусова, ни на йоту не уступим врагам Божиим!»

Старшая братия стала доказывать, что войско идет от имени царской власти, и если воспротивимся царю, то окажемся противниками Самому Богу; что Бог попускает, тому мы должны покориться как испытанию, незыблемо храня исповедание веры во Имя Господне.

Наконец, молодые послушались старших, но при условии, если с войском не будет Никона. Если же придет сам Никон, то порту не откроют и старшие, но те и другие закроемся в соборе до смерти. Командиры карательной экспедиции уведомили нас, что Никона нет и не будет. Тогда вся братия — имяславцы открыли порту и вышли, встречая экспедицию как гостей трезвоном колоколов, и приняли их с любовью и миром, они даже удивились нашему смирению. Войско быстро заняло посты охраны, и мы оказались арестованными.

Глава 51. Действия профессора Троицкого

Профессор Троицкий призвал на общее собрание все братство: имяславцев и имяборцев. Прочитал нам грамоту от имени Российского Правительствующего Св. Синода и потребовал, прекратив спор об Имени Божием, покорно присоединиться к мнению начальствующих соборных старцев Пантелеимоновской обители еретиков-имяборцев, веру которых исповедует сам Св. Правительствующий Синод и «вся Православная Церковь». Эту грамоту мы должны принять, и каждый должен под ней расписаться. Затем профессор Троицкий, обращаясь к собранию, спросил: «Кто за подписку?»

Быстро подняли руки около семидесяти еретиков-имяборцев. Троицкий снова спросил: «А кто против подписки?» И подняли руки все православные исповедники Имени Божия, около четырехсот имяславцев. Профессор Троицкий, смутившись, говорит: «Отцы, на кого же вы оставляете обитель?» Исповедники единодушно ответили: «Мы крестились во Имя Божие, и постриглись в монашество во Имя Божие, а если отречемся от Имени Божия, то ради чего, ради камней останемся в обители?» Троицкий говорит: «Отцы, Св. Синод прислал для вас пароход старый и негодный, чтобы погрузить вас в него, а затем вывезти в открытое море, открыть люки и потопить как непокорных преслушников, противящихся власти церковной».

Мы ответили: «Жгите, рубите нас на куски, топите в водах морских, мы с радостью примем лютейшие муки за исповедание Имени Божия и умрем за него». Троицкий говорит: «В таком случае, собирайтесь».

Как лишенные всех прав, мы попросили дозволения последний раз совершить всенощную и Божественную Литургию, в последний раз приобщиться Пречистых и Животворящих Тайн Тела и Крови Христовых на Св. Горе Афонской, а утром будем уходить на пароход, так как время уже вечернее. Притом мы попросили профессора разрешить нам взять свои келейные иконы, книги и свою монашескую одежду». Как уполномоченное лицо, Троицкий разрешил нам взять все просимое. И мы с этого собрания отправились в больничную церковь на всенощную молитву. Утром, после всенощной, совершили раннюю Божественную Литургию, и все приобщились Пречистых, Божественных и Животворящих Тайн Тела и Крови Христовых. Пришедши в свои кельи, попили чайку. А после чая нас позвали в канцелярию получить свои документы. Получив их, все стали немедленно выносить в порту свои вещи, откуда вьючными мулами и ослами переправляли их через перевал Афонского хребта на пароход «Херсон», стоявший у берега Пантелеимоновского монастыря, где уже сидели избитые, израненные наши братья, пантелеимоновские имяславцы.

Глава 52. Чудесное знамение в Андреевском скиту

(Чудо с грецким орехом)

Внутри двора нашего Андреевского скита, у самого входа в портовую арку, росло большое дерево — грецкий орех, толщиною в обхват, раскинувшее свой шатер и покрывавшее богатой густой зеленью всю порту, в праздничные дни дававшее братии приятный отдых в своей тени. Дерево было такое сочное, что думалось, вот-вот разорвется кора его ствола от обилия сока. В лето нашего изгнания ожидался богатый урожай на орех. Его плоды уже налились и созревали до дня нашего изгнания. Сколько было листьев на дереве, столько же и плодов, а самые листья пестрели, как зеленый шелк. Этот орех радовал и веселил взор отдыхающих под его сенью.

Утром, после нашей последней всенощной и Божественной литургии, за которой мы на Афоне в последний раз причастились Святых Христовых Тайн, когда мы вышли из храма, то, к нашему великому удивлению, увидели на дереве пожелтевшие листья. А после того, как мы получили документы и стали выносить свои вещи в порту для отправки на пароход, с этого роскошного дерева пожелтевшие листья уже осыпались. Этим необыкновенным явлением поражены были не только мы, но и солдаты, наши каратели. Решили испытать: что же случилось с деревом? Принесли пилу и срезали дерево, а оно оказалось совершенно сухим, и плоды его — недозревшие, сухие и горькие.

Это чудо с орехом означает, что изгнанием из родной, возлюбленнейшей нашей обители Св. Горы Афонской в прегорестный погибельный мир — нас огорчили безмерно. Это ореховое дерево явилось чудесным знамением. Высыхание сочного дерева в одночасье, при нашем изгнании, не означает ли духовное засыхание душ и сердец наших гонителей — имяборцев, оставшихся на Афоне? Вслед за нашим изгнанием засохли и обители Св. Горы Афонской: Андреевский скит и Пантелеимоновский монастырь. Ради оскудения Благодати Божией засохла вся Гора Афонская... Тяжесть греха имяборческой ереси в хулении Имени Божия весьма велика и навлекла гнев Божий на всю Гору Афонскую. В быстром засыхании дерева ореха Господь явил знамение Своего гнева. Подобное же мгновенное иссохновение зеленеющего дерева мы усматриваем в евангельском сказании о без плодной смоковнице в 21-й главе от Матфея и в 11-й главе от Марка. Тогда в засохшей смоковнице выразилось отвержение еврейского народа за богоубийственное распятие на Кресте Царя славы Господа нашего Иисуса Христа. Ныне же монашествующие насельники Св. Горы Афонской за тяжкую хулу Имени Сего Царя славы Господа Иисуса подверглись гневу и суду Божию, который предсказан внезапным засыханием зеленого дерева. Тождество знамений на древах евангельском и афонском свидетельствует о равенстве греха еврейского богоубийства и афонской хулы на Имя Господа Иисуса.

Архиереи и пастыри гнали нас, иноков, за защиту славы Имени Божия в мир, на погибель: старых определить в богадельни, а молодых поженить.

Наш выход из Андреевского скита начался утром 6-го июля 1913 года. Уходили мы, обливаясь слезами, навсегда прощаясь с родной обителью. На другой день, 7-го июня (ст. ст.), с утра до вечера продолжался такой же уход братии — около четырехсот имяславцев. Но некоторых начальство карательной экспедиции задержало и не допустило на пароход «Херсон», потому что эти имяславцы оказались чинами высокого военного ранга и аресту не подлежали. Таковые же оказались и среди пантелеимоновских имяславцев, уже потерпевшие пожарную кишку и избиение от архиерея Никона. Таким образом, из наших андреевских и пантелеимоновских имяславцев было задержано до семисот монахов. Они выехали с Афона на вольных пассажирских пароходах.

8-го июля, около 8 часов, утра в день праздника Казанской иконы Божией Матери, последними уходили имяславцы — певчие правого и левого клиросов, хор из шестидесяти человек. Певческие вещи были отправлены на пароход с вечера 7-го июля. Хор задержался до утра 8-го июля преднамеренно, чтобы достойно проститься с обителью в день праздника Богоматери, Верховной Игумений Св. Горы Афонской.

Поэтому хор певчих обратился с просьбой к главному командиру карательной экспедиции дать, в благословение от Матери Божией, святую и пречестную Ее икону «Одигитрию», которая постоянно находилась в древнейшем храме св. Апостола Андрея Первозванного, при настоятельской келье «Серайской». Эта древняя, чудотворная, святая икона один раз в год, с четверга на пятницу Пасхальной седмицы, в празднование «Живоносного источника Божией Матери», была приносима в собор и перед ней совершали торжественное всенощное бдение, а в пятницу после Божественной литургии с нею совершали крестный ход вокруг обители и водоосвящение на источнике. Чудотворная икона Богородицы «Одигитрия», т. е. Путеводительница, была весьма чтима на Афоне. Вот эту святыню и испросили певчие у главного военного начальника. Не зная значения в обители этой величайшей святыни, он с большой охотой разрешил нам взять эту св. икону, на великую радость нашу.

Глава 53. Уход с Афона Царицы спасения

Записывая эти исторические строки, мы должны воскликнуть: Вонмем!!!

Принятие нами этой святой чудотворной иконы Божией Матери из древнего храма св. Апостола Андрея Первозванного было не столько произволением нашего желания, сколько таинственным исполнением судеб Божьего промысла.

Эта икона, по-гречески «Одигитрия», а по-русски «Путеводительница», вручалась нам самой Богоматерью в путеводство и охранение в бурных волнах житейского моря, изгоняемым правды ради, руками архиерейскими, со Св. Горы Афонской в страшное клокотанье безмерных искушений и мирских соблазнов.

Как лишенные свободы, мы не имели права взять св. икону самопроизвольно. Поэтому и попросили разрешение у главного военного начальника карательной экспедиции. Но прежде взятия св. иконы из храма св. Апостола Андрея, мы пошли попрощаться навсегда с о. Арсением и взять на путь его благословение. Дорогой наш старец был в крайнем телесном изнеможении, но в полном сознании и духовной крепости. Обливаясь слезами, он, лежа на своем предсмертном одре, безмолвно благословил нас. На его лице мы читали скорбь о нас. В такой же глубокой скорби о нем были и мы. Он оставался один среди врагов Имени Божия, чтобы закончить свой исповеднический подвиг. С ним прощались так же, как и мы, все уходившие наши имяславцы, 6-го и 7-го июля, и так же в слезах о. Арсений благословлял их в путь.

8-го июля, в восьмом часу утра, после прощания с о. Арсением мы, певчие — шестьдесят человек имяславцев, получив разрешение у главного военного начальника, вошли в древний скит св. Андрея Первозванного. Помолясь и облобызав св. икону, мы взяли ее с постоянного места на свои рамена и молча перенесли на середину двора обители. Так же молча вышли через порту, перешагнув еще неубранный ствол засохшего дерева ореха. Затем остановились вне обители против ее св. врат и, держа на руках св. икону Богоматери, с горьким плачем пропели обительские тропари: «Утоли болезни, многовоздыхающия души моея...» «Яко Апостолов Первозванный...» «Ревнителю Илии нравы подражая...» (тропари: Божией Матери, св. апостолу Андрею Первозванному и преп. Антонию Великому). И наконец, упав на колени, прерываясь горьким рыданием и обливаясь потоками слез, иноческий хор имяславцев афонским распевом пропел Богоматери любимое песнопение: «Достойно есть, яко воистину...».

Не находим на человеческом языке слов выразить нашу безмерную скорбь и болезнь сердца в этом нашем последнем прощании и расставании с св. обителью, в которой при постриге в монашество мы дали Богу клятву умереть, невыходя из ее стен. Нашим слезным рыданием в сильной горечи приведена была в умиление сама карательная экспедиция. Плакали все: начальники, офицеры и все, бывшие на наших проводах.

В Пантелеимоновском монастыре эти же самые солдаты целый час поливали из пожарных шлангов холодной водой с горных прудов молящихся имяславцев, которых под сильным напором воды буквально сшибало с ног, и избивали их. А в Андреевском скиту эти же свирепые каратели со своими начальниками, провожая в изгнание таких же имяславцев, сами обливались слезами умиления.

Вопрос: В чем причина такой разницы? Те самые солдаты, а отношение и действия их — положительно разные.

Ответ: Потому что в Пантелеимоновской обители командовал архиерей Никон, а в Андреевский скит он не явился. В этом мы усматриваем сокровенный Высший Промысл Божий. Сама Царица спасения Матерь Божия, Верховная Игумения Св. Горы Афонской, не допустила Каиновой злобе архиерея Никона оскорблять Свое таинственное удаление с Горы Афонской, из Своего земного Жребия.

Имяборческая ересь — «царица погибели», тщанием пантелеимоновских старцев-диаволопоклонников возобладала Афоном. Царица же спасения удалялась с Афона в лике Своего честного образа «Одигитрия», который на своих руках мы уносили с Афона, и хотя с грустью и горьким рыданием, но с достойным пением в честь Богоматери, удаляющейся из Ее земного удела. Это грозное удаление Царицы спасения было предсказано ровно за сто лет преподобным Нилом Мvроточивым в посмертном сказании, которое мы приводим дословно.

Глава 54. Пророчество преподобного Нила Мvроточивого об удалении с Афона Царицы спасения

Говорит явившийся преп. Нил: «О, преподобнейшие отцы, удаление Спасения будет таково: во-первых, за малое время вперед потрясется монастырь, в котором жительствует Лик Царицы спасения. Значит, безчувственная земля восчувствует, что имеет обнищать от Хранителя Своего, Который хранит его до сего дня. После трясения будут весьма трястись все древа насажденные, и будут наклонять всех насажденных, говорим, всех укорененных, ради Царицы в полон (т. е. будет мученическое истребление православных монахов в Горе).

Афон будет биться страшным шумом, будет исходить тонкий глас; когда будет уходить Лик Госпожи нашей Богородицы, то будет знамение страшное и трепетное. Знамение будет такое: все церкви будут наклонены ради удаления Спасения, как проводы Спасению и поклон (т. е. их разрушат безбожники или землетрясение?). Ради этого, говорю вам, нечувствие будет ощущать, а чувствие будет помрачено, и не будет сознавать, что удаляется Спасение. Итак, говорю вам, преподобнейшие отцы, до тех пор, пока находится Лик Госпожи нашей Богородицы внутри Горы сей, да не подвигается никто уходить из Горы сей Честной; как только подвигается уйти с Горы сей Честной, тотчас имеет найти на него наказание душевное и телесное (попущение). Когда же увидят, что удалилась икона Всесвятой с Горы сей Честной, тогда уходите и вы, куда угодно; только обет монашеской жизни сохраните целым и чистым» (Книга: Посм. вещ. Преп. Нила Мvроточивого).

1905 год: Исполнение предсказаний преп. Нила Мvроточивого

Летом 1905 года целый месяц тряслась вся Гора Афонская с такой силой, что монахи выходили из обителей, опасаясь разрушения монастырских зданий. Особенно сильно трясло Иверский монастырь, в котором находилась святая икона Божией Матери — о ней-то, собственно, и предсказывает угодник Божий Нил Мvроточивый. Для этой св. иконы создан особый храм у самых врат обители, где и было постоянное пребывание чудотворной Иверской иконы, которая именовалась «Портаитисса», а по-русски — «Вратарница». Только на неделю св. Пасхи Матерь Божия соизволяла приносить Свою икону в соборный храм. А в субботу, совершив крестный ход вокруг обители, ставили ее в храм в порте, на место постоянного пребывания. Но в 1905 году Иверская обитель так сотрясалась, что храму чудотворной иконы, или Царицы спасения, о которой предсказывал преп. Нил, угрожало разрушение; святую икону с постоянного ее места перенесли в соборный храм, где она стояла целых два года, а в Ее храме у врат обители производили капитальный ремонт.

Преп. Нил говорит: «После землетрясения будут весьма трястись все древа насажденный». Под «насажденными древами» разумеется монашество Св. Горы Афонской. «И будут наклонять всех насажденных». Монашество афонское есть собственно насаждение самой Богоматери. И вот это насаждение в 1911 году начала сотрясать ересь имяборческая, возникшая в среде русского монашества. Пантелеимоновские старцы-диаволопоклонники оказали влияние на все греческие монастыри. Не соглашался только болгарский монастырь Зограф и сербский Хилендар. Сказание настоящей истории и повествует, собственно, об этом сотрясении ересью афонского монашества, насажденного Царицей спасения «Афон будет биться страшным шумом», — говорит преп. Нил. Это означает бурное волнение духовной брани между защитниками славы Имени Божия и хулителями еретиками — имяборцами. «Будет исходить тонкий глас, когда будет уходить Лик Госпожи нашей, Богородицы», — говорит преп. Нил. Тонкий глас — это весьма тонкая и лукавая ересь имяборческая, как ее назвал дивный, прозорливый Зографский старец, когда пришли к нему с жалобой два Пантелеимоновских монаха, изгнанные из обители за защиту славы Имени Божия. О, какая тонкая ересь! — воскликнул этот старец. — Когда эти два монаха еще только подходили к его келье, он уже прозорливо назвал имяборчество «тонкой ересью». А раньше на сто лет преподобный Нил в своем предсказании назвал ее «тонкий глас», — когда будет уходить Лик Госпожи нашей Богородицы, то будет знамение страшное и трепетное: «Будут наклонять всех насажденных, всех укорененных, ради Царицы в полон». Это означает принуждение монахов признать «тонкий глас» — тонкую имяборческую ересь за истину, имяборческие хулы Имени Божия принять как православие и присоединиться к пантелеимоновским старцам-диаволопоклонникам.

Это принудительное давление на имяславцев производила Синодская куча архиепископа Антония Волынского от имени Российского Правительствующего Синода. Эта куча прислала на Афонскую гору своего члена архиепископа Никона (которого после Императрица Александра Федоровна назовет: «Этот злодей Никон с Афона») с карательной экспедицией, который, облив Св. Гору Афонскую монашеской кровью, забрал в полон насажденных и укорененных тысячу пятьсот монахов — имяславцев, исповедников Имени Божия.

Сорок пять монахов получили тяжелые ранения, до десяти монахов были избиты до смерти. Это и есть мученическое истребление монахов при удалении с Горы Афонской Царицы спасения.

С нами в изгнание последовала и св. чудотворная икона Богоматери «Одигитрия» — Путеводительница. Это было видимо всем нам, имяславцам, числом тысяча пятьсот; это было видимо и войскам карательной экспедиции из трех рот солдат с командирами, и врагам нашим имяборцам. А что сталось с самой Иверской святой чудотворной иконой впоследствии, нам не известно. А греки не скажут, потому что им было бы не в похвалу заявление о том, что Царица спасения удалилась с Афона. Впоследствии стало известно, что все беды, которые обрушились на Россию, а затем и на всю вселенную, после изгнания с Афона монахов — защитников славы Имени Божия, есть следствие гнева и кары Божией за похуление Святейшего Имени Господня.

В первую кровопролитную мировую войну греки, монахи афонские приняли ближайшее участие в войне тем, что обратили свои монастыри в немецкие военные базы для хранения боеприпасов, обнаруженные оккупировавшими Св. Гору Афонскую английскими войсками, и монахи-греки подверглись военному режиму по закону военного времени.

Можно ли допустить мысль, что все это происходило на Афоне в присутствии Царицы спасения, что Великая Святыня — Чудотворная Иверская икона Богоматери Портаитисса — Вратарница находилась тут же, когда у стен и врат обители монахи соорудили военные склады боеприпасов? Не ясно ли, что Божественный Лик Царицы спасения удалился с Афона в наше изгнание, был унесен на руках певчих монахов, — имяславцев Свято-Андреевского скита, сокровенно, в лице чудотворной иконы Ее «Одигитрия» — Путеводительница?

Во время чудесного пришествия на Афон Иверской иконы Богоматери в Иверском монастыре жили благочестивые подвижники, иверы, т. е. грузины. Матерь Божия изволила явить в их обитель Свой святой Образ. И грузин — монах, преподобный Гавриил, по воле и повелением Ее пошел по морским волнам как по суше, принял в свои руки Божественный Образ Богоматери, принес к берегу и передал встречающей ее братии Иверской обители, во множестве собравшейся на это чудо с Св. Горы Афонской. По имени той Иверской обители и ее насельников, благочестивых подвижников иверов, и была в то далекое время наименована явившаяся святая икона «Иверская». В своих же «Посмертных вещаниях» преп. Нил Мvроточивый именует ее «Царицей Спасения». Прошли века благочестия и подвижничества Афонского монашества под покровом Царицы спасения со дня Ее пришествия на Св. Гору Афонскую.

В наши же дни, в начале 20-го века, когда афонское монашество действием врага спасения подверглось искушению возникшей тонкой имяборческой ересью, в брани которой попущением Божиим нечестие взяло перевес, и совершилось то, о чем гласит вся описанная настоящая история: остающееся на Афонской Горе нечестие, изгоняя благочестие, изгнало и Царицу спасения, удаления Которой омраченные ересью имяборцы не восчувствовали.

Нечувствие восчувствовало, когда через год по изгнании в мир благочестивых имяславцев, т. е. в 1914 году, началась Первая мировая война. Тогда два немецких крейсера «Гебен» и «Бреслау», обстреливая Одессу, первыми выстрелами потопили стоявший в Одесском порту канонерский корабль «Донец» с одиннадцатью пушками, который конвоировал нас, арестованных имяславцев, изгоняемых с Афона в мир.

То, что в дальнейшем последовало в России, не есть ли знамение, что Царица спасения удалилась с Афона, сопутствуя нам в наше изгнание, в лице Своей чудотворной иконы «Одигитрия» — «Путеводительница», и не поклонились ли Ей храмы и монастыри в России, разрушаемые безбожниками???

А дальше и дальше не трепещет ли, не сотрясается ли не толь ко Афон и Россия, но и вся вселенная, оккупированная сатаной за страшный и неисцельный грех хулы на Преславное и Вседержавное Имя Божие?

Здесь мы сокращенно передали толкование пророческого пред сказания преп. Нила Мvроточивого о том, как удалилась Царица спасения со Св. Горы Афонской, которое исполнилось с буквальной точностью. А теперь мы поведаем того же преп. Нила «Притчу о жене и ее двух мужьях».

Притча преп. Нила о жене и ее двух мужьях

«В некоем месте была женщина, весьма прекрасной наружности, муж ее был гадкого поведения, занимался худыми делами. Постиг его гнев царский, разлучили жену от мужа ее; молодица оставалась временно вдовою и сирой.

По прошествии малого времени взял ее за себя некто, называемый чадо царское, вступила она в супружество с тем юным, двое стали плоть одна, проходили прекрасную жизнь, если какая боль причинялась телу одного, то одинаковой болью отзывалось и другой; радостную жизнь проводили они в такой любви. После некоторого времени молодой умер, пошла она его хоронить; когда из дому вынесли покойника, то женщина видит, что идет к ней прежний муж, которого отлучили от нее. Вспомнила она, какого худого поведения был этот первый ее муж, и весьма опечалилась печалью чрезмерной. Когда вынесли мертвеца из дому, она билась головой своей от печали. Волосы головы своей растрепала и выдирала, члены свои о землю сокрушала, лицо свое руками закрывала и говорила: «Увы мне, увы мне, бедной вдовой и сирой оставил ты меня! Возьми и меня с собой, чтобы не пришел мой первый муж, который был злого расположения, и не стал бы меня опять мучить, как раньше! Еще и другие, больше того жалостные слова говорила она, обращаясь к покойному мужу своему с плачем, со страшным воплем: «Не оставляй меня, муж мой, вдовой и сирой, чтобы не пришел мой прежний «безчинный» муж и не стал бы меня опять мучить, как раньше, с безчинием своим».

Ведаете ли, преподобные отцы, кто тот муж и кто жена? Муж и жена суть сии: прежде, в Горе Афонской, жили люди злого расположения, постиг их гнев царский, изгнали их из Горы сей; Гора оставалась вдовой от людей (по-видимому, здесь говорится о выселении мирян в Чеканию при царе Константине Погонате, в 7-м веке). А вслед за тем поселилась здесь благодать монашеской жизни, потом пришла благодать Госпожи нашей Богородицы вместе с Пречистым Ее ликом, т. е. в 10-м веке Пришествия иконы Иверской.

И освятилась Гора сия благодатью Святаго Духа и Госпожи нашей Богородицы Приснодевы Марии; Благодать Божия не только сие место освятила, но изгнала сопротивных, стало одно единство (т. е. остались одни монахи), освятились тогда все горы и холмы, древа плодоносные и все кедры. Супружество же сие есть: молодая жена — сия гора, злого расположения муж — прежние люди. Потом пришло царское чадо, говорим Благодать Всесвятого Духа, освятило Гору сию вместе с Ликом Госпожи нашей Богородицы, освятило и освящает до сего дня. Ныне отогнали Благодать Всесвятаго Духа гадкими делами; т. к. дело спасения было забыто, то изгнали и само Спасение из Горы сей; таким образом, люди Горы сей стали отступниками от Царицы спасения. Видит Царица спасения, что изменили Ей люди Горы сей; вознамерилась Она удалить Лик Свой, вместе с благодатью Своей. Но каково имеет быть удаление, когда Он (Лик) будет удаляться с горы сей?!»

Этим заканчивается притча преп. Нила Мvроточивого. Мы же продолжим нашу историю.

Преп. Нил говорит: «Но каково имеет быть удаление, когда он (Лик), будет удаляться с Горы сей?» Ясно, что удаление это совершилось в дни изгнания иноков-имяславцев, защитников славы Имени Божия, с Горы Афонской, когда певчие Андреевского скита, последними уходившие из обители, с великим плачем и рыданием уносили с собой на руках чудотворный образ Богородицы «Одигитрия». Мы об этом выше уже подробно изложили. Повторением побуждаем всякую верующую христианскую душу внимательно, с болью сердечной, рассмотреть, в какую пропасть погибели столкнула имяборческая ересь святоименную Гору Афонскую; место дивных подвигов равноангельных избранников Божиих, превратили в игралище и бесовскую свистопляску на радость диаволу, которому пантелеимоновские старцы поклонились, когда он сопровождал «бабу Наталью». О, ужас! О, горе!

Итак, мы — имяславцы — несомненно уверены и утверждаем, что Царица спасения удалилась с Горы Афонской, сопутствуя нам в изгнании нашем Своим чудотворным образом «Одигитрия» — «Путеводительница». Ее, уходящую, видели и все имяборцы, враги наши — хулители Имени Божия. Видели, но не уразумели. По предсказанию преп. Нила Мvроточивого, «чувствие не восчувствовало».

Поместить здесь приведенные пророческие предсказания преп. Нила Мvроточивого мы находим нужным ради того, чтобы засвидетельствовать о безмерной тяжести имяборческой богохульной ереси, иносказательно предсказанной угодником Божиим: «Будет исходить тонкий глас». Это было сказано Преподобным еще за сто лет, т. е. в 1813 году, а в 1913 году это предсказание сбылось во всей точности. «Тонкий глас» — тонкая ересь имяборческая — стала причиной снятия покрова благодати с Горы Афонской, с России и со всей вселенной. Царица спасения (в образе св. чудотворной иконы) удалилась с Афона и была уносима на руках наших.

Глава 55. Временное торжество врат адовых

Когда мы с нею прибыли на берег Пантелеимоновской обители, где стояли большой военный морской пароход «Херсон» и канонерский военный пароход «Донец», тут же, на берегу, в ожидании нас и с нами «Царицы спасения», стояли все начальники. Когда чувствие, омраченное нечувствием, усадило нас на пароход «Херсон», дав сигнал: «в путь», то из пушек парохода «Донец» загремел салют, а с колокольни Пантелеимоновской обители зазвучал торжественный трезвон колоколов.

Кто же здесь торжествует? Конечно, остающаяся в обители богохульная имяборческая ересь. Ослепленное этой ересью чувствие увидело удаляющуюся с Афона на наших руках «Царицу спасения», но не восчувствовало. В безумном восторге звонит в колокола, стреляет из пушек, радуется суетной радостью, не ведая того, что через малое время восплачет и возрыдает. Мы же, защитники славы Имени Божия, держа на руках своих чудотворный образ Божьей Матери, неутешно рыдали и начали петь Афонским умилительным распевом ангельскую песнь: «Достойно есть, яко воистину, блажити Тя, Богородицу...»

Нас, имяславцев, начальники разместили на пароходе раздельно: пантелеимоновских — избитых, мокрых, израненных еще с вечера наших собратий погрузили на нос парохода «Херсон», а нас, андреевских, — на корме. И разделяла нас высокая двух этажная капитанская палуба, на которой стояло все пароходное начальство во главе с капитаном (непричастное к нашему изгнанию), и офицеры — военное начальство карательной экспедиции. «Донец» с 11-ю пушками, конвоировавший нас, шел позади «Херсона».

Когда пароходы двинулись в путь, мы, иноки-имяславцы Андреевской обители, держа на руках чудотворную икону «Одигитрия» — «Путеводительница», с горьким рыданием пели «Достойно есть». В это же самое время и пантелеимоновские имяславцы, наши сопленники, стоявшие на носу парохода, пели ту же самую песнь Богоматери «Достойно есть...». Разделенные высокой палубой, мы друг друга не видели и не слышали. Но пароходное начальство и военные карательной экспедиции, стоявшие на палубе, удивлялись тому, что монахи, находившиеся на носу и на корме, разделенные высокой палубой, пели Богородице песнь так согласно, как будто были управляемы одним регентом, начинали и кончали одновременно. Все это начальство, во главе с капитаном, и наши каратели, которые только что зверски избивали неповинных монахов-исповедников, а теперь увозившие нас в «полон», дивились и умилялись, слушая ангельскую песнь, воспетую нами в дивном согласии. Даже они замечали в этом необычайное божественное знамение. Чувствие как бы несколько восчувствовало. Когда мы останавливали пение для передышки от усталости, они смиренно просили: «Пойте, отцы! Пойте!» И мы снова начинали ту же песнь, но не по просьбе их, а по внутреннему скорбному движению духа нашего изливали сердечный вопль в молитвенном песнопении Самой Царице спасения, уходившей с нами навсегда с Горы Афонской и сопутствующей нам в нашем изгнание.

И вот, буквально, сбылось пророчество преп. Нила Мvроточивого о страшном трепетании Горы Афонской при удалении Божественного лика Царицы спасения из Ее земного жребия. Удалилась Она из Афона, когда воцарилась в нем царица погибели — ересь имяборческая. И воссела царица погибели в душах пантелеимоновских старцев-диаволопоклонников, в душах ересиархов — ученого иеросхим. Алексея Киреевского и его товарища схим. Хрисанфа «номинального», изрыгнувших тонкую ересь, а по пророчеству преп. Нила — «тонкий глас», и возобладала царица погибели над всем Афоном.

Гора Афонская сокровенно содрогалась. Эта духовная сокровенная сторона Афона ясно открывалась только нам, изгоняемым, рыдающим в умилении сердечном и в страшном душевном трепете поющим ангельскую песнь Богоматери: «Достойно есть...».

Омраченные же богохульной ересью имяборцы, у подножия трона своей «царицы погибели», не ощущая ее, безумно радуются и ликуют. И свое торжество выражают в колокольном трезвоне и в пушечном салюте. Не ведая того, что ровно через год, в те же самые дни и числа, в которые удалилась из Афона «Царица спасения» (1913 г.), в 1914 году загремят сотни тысяч орудий и пушек первой всемирной кровопролитной войны, в которой приняли самое ближайшее участие монастыри Горы Афонской. Что это? Это гром и грозы нечувственного металла! Нечувствие восчувствовало это! А чувствие помрачилось еще больше.

В такой поразительной точности и строгости сбылось пророчество преп. Нила Мvроточивого!

И вот таким образом, в самый момент удаления «Царицы спасения» с Горы Афонской, нечувственный металл колоколов и пушек восчувствовал и грозно возгремел, а омраченное чувствие — монахи еретики-имяборцы — безумно радуются своей погибели, радуются, что изгнали «Царицу спасения». О, как трепетно было это удаление благодати с Горы Афонской! Афон предавался сатане.

Это начало бедствий во всей поднебесной! Ибо вслед за тем колокола умолкли, и на Горе Афонской, и в запустелых обителях России; а пушки гремят и гремят с 1914 года.

Не трепетно ли???!!!

А кровь льется и льется.

Не страшно ли???!!!

И заголовок видения дорогому нашему старцу-миссионеру о. Арсению: «Гнев Божий грядет на вселенную, земля обольется кровью» — открылся в действии во всей силе грозного исполнения гнева Божия на вселенную ровно через год по изгнании с Афона «Царицы спасения» вместе с нами — имяславцами. Самые события свидетельствуют нам, что именно это и открыл Господь в видении Своему избраннику.

Обо всем этом мы уже писали выше. А повторяем, чтобы крепче утвердились в памяти сказания о Судьбах Божиих.

Теперь продолжим сказание о нашем отбытии в изгнание с Горы Афонской.

Глава 56. Отплытие наше с Афона

От берега Пантелеимоновского монастыря пароходы отплыли в одиннадцатом часу утра восьмого июля. Они тихо шли вблизи берегов Афона, как бы давая нам напоследок посмотреть на горные высоты пустынные, на его отвесные скалы и стремнины, дебри и расщелины, и пропасти земные, родного нам и незабвенного Афона, которого никогда уже не увидим. Обогнув мыс главной заоблачной высоты Афонского шпиля, пароходы уже в вечернем сумраке остановились на северо-восточной стороне Афона, на небольшом расстоянии от берега напротив Иверского монастыря, где «жительствовал» Божественный Лик Царицы спасения — Иверская икона «Портаитисса». По берегу Иверского монастыря, в небольшом расстоянии, расположены монастыри: «Ставроникиты», а за ним, тоже недалеко, «Пантократор». К берегу «Пантократора» наш конвоир «Донец» пошел принять и усадить на пушки верховного командира карательной экспедиции архиепископа Никона. В минувшее утро 8 июля, по уходе нас, певчих, из Андреевского скита с иконой Царицы спасения «Одигитрия», скрывшийся из нашего вида архиепископ Никон

торжественно, с трезвоном колоколов ввел еретика игумена Иеронима в опустелый Андреевский скит.

А после этого суетного торжества громила Никон посетил Ильинский скит, где раньше свил себе гнездо дракон — «номинальный» схимник Хрисанф, под руководством которого Ильинский игумен Мисаил крепко удержал богохульную имяборческую ересь. Здесь тоже состоялось торжество погибели. Поблагодарив своих единомысленных соратников за богохульный подвиг, Никон торжественно, под трезвон колоколов Ильинской обители, спустился с ее возвышенности к берегу Пантократорского монастыря на участке которого расположен Ильинский скит. С берега же Пантократорского монастыря торжествующий архиерей, повоевав на Горе Афонской, уселся на пушки «Донца». Около двух часов длилась процедура ожидания и посадки Никона на «Донец». Для нас наступила последняя ночь у берегов Горы Афонской. Все время этой стоянки Херсона напротив Иверского монастыря, мы все стояли на палубе, держа на руках святую «Одигитрию» — Царицу спасения нашего, но уже молча, петь не могли от крайней усталости. За время этой стоянки взор наш был обращен к Горе Афонской, в невыразимой никакими словами на языке человеческом и превыше самих слез скорби. В последний раз мы запечатлевали ночные виды незабвенного места нашего спасения, в недрах пустынных высот Афона, зная, что руками архиереев будем брошены в горнило мирских огненных искушений и соблазнов.

Глава 57. Новое знамение при отплытии нашем: холод с Афона

Во время нашей стоянки мы были весьма удивлены, что со стороны Афона исходил какой-то неприятный холод, как бы легкий пронзительный заморозок. От Афона дул холодный ветер, тогда как по климату афонскому, ни днем ни ночью, не бывает ни малейшего ослабления июльской жары. Лишь только ночью на самой вершине Афонского шпиля, на высоте более трех с половиной верст над уровнем моря, ночью держалась прохлада. А теперь, июльской ночью, на море, у подошвы шпиля, вдруг осенний ноябрьский пронзительный холод. Никогда не забыть нам это небывалое явление, как признак потрясающего стихийного знамения нечувственной природы, относящегося к пророческим предсказаниям преп. Нила Мvроточивого. Нечувственная стихийная природа охлаждением своим знаменует озимение афонских иноков, в имяборческой ереси поклонившихся «царице погибели». Чувствие в помрачении своем ликует и торжествует. А нечувствие, по пророчеству св. Нила, трепещет и содрогается, изменяя свое обычное действие в часы удаления от Горы Афонской Царицы спасения.

Глава 58. Дивное совпадение

При этом необходимо заметить и обратить внимание на дивное совпадение. Последняя двухчасовая стоянка парохода «Херсон» была на виду Иверского монастыря, на некотором расстоянии от него.

Мы находим, что эта стоянка промыслительно совпала с местом явления Божественного лика Царицы спасения. Тогда в Иверском монастыре жили иноки иверы, грузины. Им явилась Божественная Путешественница по волнам морским, как об этом повествуется в чудесном явлении чудотворного образа Богоматери. Грузинские иноки увидели Ее, стоящую на волнах в столбе огненном, восходящем до небес. После тщетных попыток на лодках достигнуть Ее и принять на свои руки икону Владычицы. Сама Царица спасения повелела иверу, иноку преподобному Гавриилу, подойти по волнам, как по суше, принять Ее святую икону и перенести на берег, к встречающим иверским инокам.

Ныне же, вместе с нами, удаляемыми из Афона нечестивой властью имяборцев-диаволопоклонников, удаляется и Она, Царица спасения, в Ее чудотворном образе «Одигитрия» — Путеводительница, который мы, изгнанники, с рыданием держали на своих руках и, стоя на борту парохода «Херсон», прощались с любимым Афоном. Целых два часа этот пароход вместе с нами и с Божественным Ликом Богоматери стоял на той же самой пучине морских волн, с которой, много веков назад, преподобный Гавриил принял на свои руки Божественную Путешественницу по волнам морским. Тогда Она, Пресвятая, прибыла на Святую Гору владычествовать, царствовать и руководить ко спасению преподобных подвижников, живущих в Горе Афонской. Ныне же, преогорченная богохульной имяборческой ересью, Она предает омраченных ею нечестивых иноков нечестию их. Удаляясь с Горы Афонской, Она сопутствует нам в прегорчайшее изгнание наше. В дальнейшем сказании сей истории мы увидим, что и Она плакала.

После двухчасовой стоянки пароход «Херсон», с арестованными имяславцами, и конвоир «Донец», с верховным командующим карательной экспедиции архиепископом Никоном, восседавшим на пушке, тронулись в путь. Была уже ночь. Первый день плача нашего, 8-го июля, закончился. Измученные, невыразимым горем и рыданием об Афоне, мы все сошли с палубы в трюм парохода, вместе с Божественным образом Царицы спасения «Одигитрия». Поставили сию икону на сложенных наших вещах и стали перед Ней на полунощное служение по афонскому уставу. А так как мы оказались в темноте и без книг, то исполняли это полунощное правило по четкам: один читает вслух молитву Иисусову, а все остальные, внимая чтецу, единодушно молятся. Такой чин исполнения круглосуточных Богослужений издревле установлен святыми отцами, пустынножителями и отшельниками для неграмотных или не имеющих служебных книг. По такому образу и чину жительствовали все афонские пустынники, начиная с самого первого подвижника и основателя пустынножительства, преподобного и богоносного отца нашего Петра Афонского, который есть корень афонскому монашеству, насажденному самой Богоматерью. Ныне же Царица Небесная удаляется с Афона, путеводствуя нас в пучине безмерных скорбей, страданий, гонений, в огненных искушениях разжженных стрел адского дракона, посреди бурь житейского моря. Она, Царица нашего спасения, с нами в Божественном образе «Одигитрия». Она — наша надежда и крепость в немощах наших. Она — Вдохновительница наша в брани со вратами ада. Она — Покров и Заступление наше во всех бранях и напастях, которые не минуют нас во враждебном нам мире.

По окончании полунощного Богослужения немощное наше телесное естество, переутомленное пережитым горем 8-го июля, потребовало отдых. Мы тут же, в трюме, на полу, погрузились в глубокий сон. Отдохнув часа три, мы встали на утреннее богослужение, так же на четках, как и в полунощнице. После утреннего богослужения 9-го июля мы вышли из трюма на палубу. Пароходы наши шли по водам Эгейского моря. В это утро нам разрешено было сообщаться взаимно с нашими, пантелеимоновскими братьями-имяславцами. Мы поспешили к ним, избитым и раненым. В числе их были 45 человек тяжелораненых, лежащих на полу в трюме. Одного, умершего от тяжелого ранения, вынесли на палубу. Пантелеимоновская братия обрадовалась нашему приходу, и немедленно мы приступили к отпеванию почившего о Господе брата нашего, мученика, за Имя Христа пострадавшего и к Нему отшедшего. После отпетия по чину монашескому, простившись с ним, обвили его с головой мантией, как младенца, прикрепили к ногам испрошенный у капитана парохода тяжелый кусок железа и опустили тело покойного в пучины морские...

По погребении брата нашего, мученика, мы взаимно делились всем тем, что совершила над нами драконовская гидра, нечестивая Синодская куча архиепископа Антония Волынского, и предугадывали об ожидаемом нас впереди. Но ни настоящая, ни грядущая не ослабили ревности нашей в борьбе с вратами ада. Укрепляемые силою исповедуемого нами Имени Христова, мы твердо решили стоять в нашем Православном исповедании до смерти.

Во время взаимного нашего собеседования среди нас вдруг, как нечистый дух появляется профессор Троицкий. Когда и каким образом он попал на пароход «Херсон», мы не знаем. Он был с погромщиком Никоном на торжествах ликующих еретиков-имяборцев Андреевского скита. В то время Никон, по уходе нас, певчих, из скита (8-го июля), вводил в Андреевский скит еретика Иеронима. А потом сопутствовал ему к Ильинскому скиту и до берега Пантократорского монастыря. Оттуда Никон садился на пушки «Донца». Вероятно, во время нашего прощания на пароходе «Херсон» с нашим вожделенным Афоном мы, от рыдания обливающиеся слезами, не заметили, что посланный Никоном к нам, на «Херсон», Троицкий подплыл на лодке и сел на наш пароход, ибо скорбящий взор наш был обращен к самому Афону, а то, что делалось на посадке громилы Никона, нам гнусно было видеть. К тому же эта посадка совершалась в отдаленности от нашего парохода.

Глава 59. Рапорт архиеп. Никона греческому патриарху Иоакиму III об удачном погроме своих же русских обителей

Впоследствии мы узнали, что утром, по прибытии в Босфор, погромщик архиепископ Никон взял с собой профессора Троицкого, знающего греческий язык, и отправился с ним к Константинопольскому Вселенскому Патриарху Иоакиму III. К тому самому святейшему Патриарху, в рукаве рясы благословляющей десницы которого живет собака... Который вызывал на свой суд нашего новоизбранного игумена архимандрита Давида, поклонившегося в ноги святейшему Патриарху-собачнику, из рукава которого выскочила собачонка и с выскаленными зубами и звонким собачьим лаем бросилась на отца Давида. Вот к этому «святейшему» Патриарху-собачнику явились и наши погромщики: ослепленнейший Никон с «суемудрейшим» профессором Троицким, иноческой кровью облившие Святую Гору Афонскую, убившие до десяти и тяжело ранившие сорок пять иноков-страдальцев, которых они везут с собой в Россию в изгнание, вместе с другими — до восьмисот изгнанниками-исповедниками. Такую же половину, свыше семисот имяславцев, не поместившихся на первом судне, следом везли на вольных пароходах.

Преосвященный погромщик Никон торжественно отрапортовал ликующему «святейшему» Патриарху-собачнику. Тот с восторгом воскликнул: «кала, кала!» В переводе значит: «добре, добре!» Сподобившись одобрения и похвалы, преосвященнейший победитель-убийца заявил, что эти иноки — упорные противники, еретики и революционеры — подлежат суду церковному, а так как они с Горы Афонской, которая под властью Вашего святейшего престола, то с высоты Вашего пастырского суда предайте их анафеме. Но «святейший» запротестовал: «О, нет, они ваши русские, везите их в Россию и там судите сами!» Обезкураженный «победитель» заявил: «Но они по монашескому постригу в Вашем ведении». Хитрый же грек, не отрицая своей власти над Афоном, снова возразил: «Так как вы уже вывезли их с Афона, там у себя и судите их».

Таким образом, уклонение Вселенского Константинопольского Патриарха Иоакима III от суда над нами осталось безповоротным. Никон получил от него лишь одно одобрение: «кала, кала!» А так как эта «кала» вылетела из уст Вселенского Патриарха, то и его престол не избежал греха имяборческой ереси, и всего того, что произвела эта ересь на Афоне, а затем и во вселенной.

Глава 60. Никон и Троицкий спешат в Россию с триумфальной победой...

Никон, со своим мудрейшим профессором Троицким, уехал из Константинополя в Россию по железной дороге. Он спешил в Синодскую «кучу» представить свой боевой доклад. Куча нетерпеливо ожидала своего посланца. Но промыслом Божиим произошла некоторая трагическая задержка ретивого героя Афонского погрома. Об этом мы скажем потом. А сейчас продолжим рассказ о дальнейшем нашем следовании из турецкого Босфора. До сотни турецких лодок, загруженных любопытствующими турками, окружили наш пароход. Турки внимательно рассматривали нас. Они безмерно удивлены были тем, что такое множество монахов везут со Святой Горы Афонской под военной охраной. Такое наблюдение со стороны турок было весьма неприятно для начальства карательной экспедиции. А разогнать и запретить непрошенных наблюдателей было немыслимо. Ибо не во власти их и воды Босфора, и турецкий народ, наблюдающий явление небывалое — арест такого множества афонских монахов. Стыд и позор ложился на Русское Правительство. Турки пятьсот лет владели Афоном. И за все время владычества их свобода афонских иноков была неприкосновенна, никто не мог подвергнуть аресту ни одного монаха, никакая держава. Теперь же Святую Гору Афонскую заняли православные греки, и вдруг русские православные христиане учинили такое небывалое насилие над православными же мирными монахами, которых иноверные магометане глубоко уважали, по читали как молитвенников.

10-го июля, вечером, пароход «Херсон» вышел из Босфора в Черное море. Расстояние от Константинополя до Одессы пассажирские пароходы покрывают не более как за двое суток, с заходом в портовые города, лежащие на пути черноморской линии. Так что 12-го июля вечером наш пароход должен был прибыть в Одессу. Но мы где-то кружились в морском пространстве Черного моря, не видя земных берегов. Прибыли в Одесский порт только рано утром 15-го июля. Стоянка пароходу «Херсон» дана была в таком месте, что мы не видели ни пристани одесской, ни одесских берегов, которые заграждены были большими грузовыми пароходами и баржами. Вскоре после остановки начальство экспедиции перегнало на нашу кормовую сторону всех пантелеимоновцев, избитых и раненых монахов, и начались какие-то приготовления. Мы, свыше восьмисот иноков, совершали по четкам молитвенное правило и готовились ко всякому ответу в непоколебимой надежде на Царицу спасения. К нам на пароход явились настоятели одесских подворий: нашего Андреевского скита иеромонах Питирим и Пантелеимоновского монастыря — иеромонах (имени не помню). Они оба вошли в нашу среду с наглыми, моральными насмешками над нами. Показывая на волосы, они приговаривали: «Волосики-то, подрежем, бородки-то подбреем». И много других колкостей изрекали в наш адрес, явно вызывая нас на перебранку с ними. Но никто из нас не обронил ни слова на злобные их выпады. Мы замкнули уста в подражание Господу нашему Иисусу Христу, молчавшему во время издевательства над Ним иудейского сонмища и судей неправедных. Не получив от нас никакого ответа, эти ругатели ушли от нас на носовую сторону парохода. Вдруг видим, у входа на капитанскую палубу открывается дверь, у двери ставят стол и стулья вокруг стола. Появляются начальники карательной экспедиции и начальствующие лица, прибывшие из города, уполномоченные от власти. Все заняли места вокруг стола. По списку подзывают нас к столу по-одному, дают в руки перо и, показывая на лист бумаги, властно приказывают подписаться. Подошедший монах говорит: «а что подписывать? На чистом листе нет никакого текста; под чем вы требуете подписаться?» Начальник строго говорит: «Не рассуждай, а подписывайся, иначе арестуем!» Монах отвечает: «Мы уже арестованы!» Начальник грозно сказал: «В тюрьму пойдешь, подписывайся!» И все начальство смотрит на нас злобно. Монах, видя чистый лист бумаги, посчитал подпись на ней безвредной и подписался. За ним подписались еще около пяти монахов. Потом подошел монах, который в ревности духа оказался сильнее всех этих начальников и был твердо уверен, что эта власть, грозная только по виду, действует хитростью и обманом, производя насилие. Так разумели и прочие имяславцы. Поэтому, не приняв в руки перо, он смело возразил: «без текста подписываться нелепо. А что есть на обратной стороне листа?» Начальник сурово закричал: «Это не твое дело! Подписывайся, как приказывают»! Руку же свою положил на лист бумаги. Монах смелее и решительнее возразил: «Как не мое дело? Вы требуете не просто написать свое имя, а что-то подписать. Значит, здесь что-то есть написано». Все начальство возмутилось, монах осмелился вступить в пререкание с начальником. Инок мужественно произнес: «Мы рукава не жуем, но имеем рассудок, чтобы усматривать, что замышляет против нас лукавое сонмище». При этих словах, воспылав духом ревности об истине, монах, резко отодвигая руку начальника с листа бумаги, воскликнул: «Прочь!» Быстро взял со стола этот лист и на обратной его стороне увидел текст, под которым лукаво проводится подписка, под видом чистой страницы. Все начальники, взбесились. А наш мужественный монах-имяславец громко, во всеуслышание, начал читать тайный, предательский текст:

«Мы, нижеподписавшиеся, бывшие монахи Горы Афонской, добровольно выехали из Афона в Россию в мир, в первобытное состояние и звание мирское; добровольно слагаем с себя все чины и саны священные; добровольно отрекаемся от обетов монашеских и от монашеского пострига; отныне мы добровольно вступаем в первоначальное сословие, и звание, и состояние мирское. С обители за прожитые годы мы ничего не взыскуем. Вступая в мир, мы смиренно отдаем себя в полное подчинение и послушание власти Святейшего Правительствующего Синода. Отрекаемся от бывших наших заблуждений по вопросу об имени Божием. Отрекаемся от еретического, имяславческого зломудрия и вседушно следуем учению, наставлению и руководству Святейшего Правительствующего Синода, в полном согласии и единомыслии с ним, по вопросу об имени Божием. В удостоверение чего прилагаем руку собственноручной подписью».

Пока наш монах оглашал этот коварный, исполненный диавольского лукавства, текст, в изменившихся лицах начальников мы читали крайнее недоумение и озлобление. Ведь коварный план обмануть монахов воровским способом разрушился в пух и прах. Они были поражены смелым действием инока-имяславца, который обратил в ничто их напускную грозную важность, дутую власть, под личиной которой скрывался преступный обман, неприличный представителям власти. А над их головами с высокой капитанской палубы наблюдал за этой картиной капитан парохода «Херсон» и его помощники. Капитан качал головой. А его помощники удивлялись и перешептывались между собой. Весь экипаж парохода — капитан с помощниками — относились к нам сочувственно. Они являлись свидетелями насилия над нами, и всего разбоя, учиненного архиереем Никоном.

Монах, прочитавший нам подложный текст обратной стороны подписного листа, обратившись к начальникам, воскликнул: «Ах вы, окаянные, какой подлог учинили нам, насильственно требуя подпись под этим безбожным текстом, — а еще начальники! Мы души свои полагаем за Истину. А на все то, что вы тут написали, мы плюем!» И плюнув на текст, монах бросил им лист на стол. Тем и кончилась эта подписка. А те пять монахов, подписавшихся на листе, отчаянно рыдали, сокрушаясь о подписке. Но инок, обнаруживший диавольский подлог начальников, сказал: «Не плачьте, успокойтесь, это дело у них не пройдет, вы были обмануты».

Начальники забрали оплеванный лист и постыдно скрылись. Солдаты-каратели, в свою очередь, забрали и унесли стол и стулья с позорного заседания. И все утихло.

Глава 61. Постановление нашего братства после разоблачения обмана слуг драконовых

Такое действие мирских властей дало нам урок: впредь быть осторожней и осмотрительней, ибо нам открылось, что Синодская куча Антония Волынского и эта власть действуют заодно. Опасность отречения от веры Христовой и от монашества, при таких подлогах, угрожают нам всегда после того, как мы оказались выброшенными из пустынного безмолвного Афона в мир, исполненный лжи, клеветы и обмана, насилия и всякой бесовщины. Ради сохранения чистоты веры Православной всем нашим братством имяславцев было решено отвергать всякие подписки, предлагаемые нам со стороны властей, во все дни нашей жизни. Ибо мы изгнаны в лукавый и коварный мир.

Затем у всех нас возник вопрос: где нам молиться? На Афоне мы каждую субботу причащались Святых Тайн Тела и Крови Христовых. А как быть теперь? И всем собором нашего братства было решено: молиться и приобщаться у священников, которые не хулят Имя Божие, можно без смущения. Ибо мы знали, что и в Синоде только меньшая его часть, без страха Божия, насильственно захватила не принадлежащие ей права, коварно действовала от имени всего Синода. Вот эту, меньшую часть его, мы и называем «кучей». Два старейших члена Синода, Митрополит Московский Макарий и Киевский митрополит Флавиан, стояли в защиту нас, имяславцев. Были в Синоде его членами и другие архиереи православные с их епархиями. Поэтому, без смущения мы можем приобщаться Святых Тайн у православных, не имяборческих священников.

День 15-го июля кончился. Все имяславцы, пантелеимоновские и андреевские, соединились в одно общее братство, сошли в кормовую каюту и стали на общую молитву пред Чудотворным Образом Царицы нашего спасения, зная, что эта наша общая молитва будет последнею. Наши сердца были открыты перед Царицей Небесной и готовы на все скорби и страдания за Имя Господа, какие Он попустит злобе причинить нам после этой ночи. Молились по Афонскому уставу всю ночь. К утру часа на два уснули. Восставши от сна, прочитали утреннее правило. Лишь только закончили его, к нашему пароходу подплыл катер. Мы все вышли на палубу. На катере мы увидели конвой, человек до сорока-пятидесяти солдат с суровыми лицами, вооруженных обнаженными шашками.

16-го июля. Первыми были взяты на катер молодые рабочие нашего Андреевского скита, болгары-миряне. Когда мы были в скиту, они имели доброе представление о нашей брани за Имя Господне. Они хотя и миряне, но искренние христиане. При нашем изгнании из обители, от них человек до тридцати бросили свои заработки, уволились и последовали за нами на арестантский пароход. — «Мы не можем вместить того, что остается на Горе Афонской после вас. Нас, словно водой, вымывает с Афона. Жутко оставаться на нем», — говорили они. Тогда наше внимание останавливалось на старичке Харитоне, к которому ночью являлись три дивных монаха, когда средний Монах, сказал ему: «ПОМНИ ИМЯ МОЕ». Харитон — тоже македонский болгарин. Его надзору были поручены молодые рабочие. Когда эти рабочие бросили свои работы в скиту и добровольно последовали за нами, то старичок Харитон два дня, 6 и 7 июля, с утра и до полудня, приходил к порте и стоял в великой скорби и печали. Рабочие звали его с собой. Мы тоже желали ему следовать за нами, но он решительно отказался и говорил со скорбью: «те три монаха, повелели мне оставаться на Афоне».

Теперь же, через десять дней, 16 июля, видим, что в России Харитоновых молодых земляков взяли под конвой. Как бы сей час почувствовал себя почти столетний блаженный старец Харитон?

Можно полагать, что это самое и было открыто Харитону средним Монахом, сказавшим ему: «ПОМНИ ИМЯ МОЕ». А что было еще сказано, Харитон не мог говорить — его язык был связан, чтобы сокрыто было то, что готовила злоба тем, которые ПОМНЯТ ИМЯ ГОСПОДА СЛАВЫ и полагают души свои за исповедание сего Вседержавного Имени. Одинокому Харитону, в его дряхлой старости, было бы не под силу очутиться под конвоем в чужой стране. Что последовало с теми молодыми мирянами-болгарами, мы не знаем, полагаем, что они отпущены на свободу в свое отечество — в Македонию, как непричастные к нашему делу.

С нами же последовало то, от чего Харитон должен был уклониться, а нам предстояло последовать за Господом во двор богоубийцы Каиафы. Затем в преторию Понтийского Пилата, игемона. И на Голгофу... Но не на трехчасовое распятие на Кресте, а на десятки лет в челюсти адского дракона, на поглощение древнего змия.

Архиепископ Никон, Константинопольский Вселенский Патриарх Иоаким 3-й и Синодская куча архиепископа Антония Волынского — это двор Каиафы, сборище сатанистов, гнездо диа-волопоклонников. Это сборище по образу древнего жидовского богоубийственного синедриона, связывает арестантскими узами ИСПОВЕДНИКОВ ИМЕНИ ИИСУСОВА и ведет к прокуратору следующим образом:

К пароходу «Херсон» во второй раз приплывает катер, с усиленным конвоем, с шашками наголо. После того как увезли рабочих болгар-мирян, увозят уже исповедников-имяславцев, до сорока человек. Куда их повезли, нам неизвестно. После нескольких часов прибывает тот же катер, отсчитывают другие десятки братии из нашей иноческой среды и увозят так же в неизвестном направлении.

Мы уже говорили, что капитан парохода «Херсон по-христиански сочувствовал нам и соболезновал, хотя он и весь его экипаж тоже военные, но иного ведомства. Этот благородный господин на своих лодках посылал в город матросов, якобы по делу своих нужд, в сущности же, для выявления места отправки монахов и последствий с арестованными. И уведомил нас, что с катера арестантов встречает береговой конвой и отводит в бульварный участок. Прибывших сюда с вещами монахов раздевают до рубашек, отбирают все вещи, святые иконы и книги, снимают с них кресты, стригут им волосы, бороды. А приглашенный еврей надевает на них жидовские пиджаки, ермолки, фуражки или соломенные шляпы. Затем отправляют кого в тюрьму, а кого с волчьим билетом на родину.

Это и означает «претор Пилата игемона», и пожизненные крестные страдания... Но с нами Бог. Ради Святейшего Имени Его мы все терпим и должны терпеть до конца. Вера наша дает нам непоколебимую надежду, что не будем оставлены в подвиге исповедания Имени Его. Для этого мы посланы из безмолвного пустынного Афона, чтобы нести бранный подвиг в мировом омуте, начатый на Афоне, а теперь, лицом к лицу с самой Синодской кучей, которая решила применить против нас самые свирепые и жесточайшие меры: молодых поженить, а стариков поместить в богадельни, чтобы таким образом подвергнуть нас, афонских монахов, всякого рода мирским искушениям и соблазнам, да погибнем в смешении с миром. У кучи бесовской не дрогнула рука снимать с монахов монашеские одежды и надевать на них жидовские платья и картузы, стричь им волосы и бороды, отбирать у них святые книги, иконы, кресты и Евангелия. Затем лишать их всех прав человеческих и, как скотов, кого отправлять в тюрьму, а кого отсылать к месту своего рождения. Так поступили архипастыри, взявшие на себя бразды правления Церковью в России, называющие себя «право правящими слово истины Христовой». В сущности же, это антихристы, волки в овечьей коже. В дальнейшем мы увидим, что злое их действие рассеять, разбросать нас по миру, было не без промысла Божия. Мы, имяславцы, проповедники и защитники славы Имени Божия, находимся в Его святой воле и в крепкой деснице. Поруганные, обезчещенные и рассеянные по миру, мы должны продолжать начатую на Афоне брань против имяборческой ереси, до самой смерти, презирая всякие запретительные меры и различные угрозы хулителей Славы Божией.

День 16-го июля закончился. Численность нас, исповедников, на «Херсоне», сократилась на двести с лишним человек. В ожидании следующего дня, на ночь, мы сошли в каюту на молитву пред Образом Заступницы и Покровительницы нашей «Одигитрии» — Путеводительницы. На Ней сосредоточивалось все наше внимание. Став пред Нею на молитву, мы предавали самих себя в Державное Владычество Ее и Покровительство.

17-го июля с наступлением утра, мы опять вышли на палубу в ожидании катера. Ожидать пришлось недолго. Заметно было, что претория Пилата игемона спешит предавать нас на распятие. От считали еще несколько десятков исповедников Имени Божия, которые последовали за вчерашними десятками. Оставшиеся в ожидании той же участи, мы, скорбные, сидим у своих вещей. Святые иконы, великолепно написанные Афонскими живописцами, книги Божественного Писания и спасительных творений святых Отцов — вот основное наше духовное богатство. И вот это безценное для нас сокровище, духовное питание наше, зверски будет отнято у нас. Мы лобызали это монашеское богатство наше, орошая его потоками слез, прощались с ним навсегда, как и с дорогим нашему сердцу Афоном навсегда простились.

Впереди нам открывается узкая тернистая тропочка, со всех сторон окруженная «лютыми зверями» и «ядовитыми гадами». Все это означает лютость и опасность во зле лежащего мира. Наше посольство с Афона в этот злобный мир — по повелению свыше. И мы обязаны шествовать по этому пути не молча, но усердно проповедовать, что настало время исполнения предсказанных Самим Господом нашим в Святом Евангелии признаков предконечных времен. Самая причина изгнания нашего с Афона предсказывается святым Апокалипсисом в 13-й главе.

Пока мы плакали, прощаясь со своим духовным богатством, подошел катер с суровым конвоем. Отсчитали еще несколько десятков. И эти также покинули нас. Затем другие, третьи, и так до вечера 17-го июля. Убывших от нас много, но мы их не считали. Видим только, что на следующий день уйдем и мы с последним остатком. Отрады нам нет ни на пароходе, ни там, куда нас перебрасывают, ибо там ожидает нас «кустодия» Пилата игемона. И все кресты, кресты и кресты — Господи Иисусе Христе, дай нам силы их понести!!!

По отбытии последнего в этот день катера, у нас, оставшихся до следующего утра, встал важнейший и труднейший вопрос: что нам делать, каким путем сохранить нашу Жизнь — превожделеннейшую Святыню, Божественный Образ Госпожи нашей Одигитрии — Путеводительницы, чудотворный Образ Царицы спасения нашего? Если мы удержим его в наших руках, то он будет поруган по примеру других икон, которые отбирают у наших братьев в бульварном участке. А если передать на Андреевское подворье — это ляжет на нас тяжким грехом предательства Святыни в руки богомерзких еретиков, имяборцев. Наконец, все мы пришли к единомыслию. Нет иного решения этого вопроса, кроме сего: поручить сию Святыню честному, благочестивому хозяину корабля «Херсон» — господину капитану. Он и на Афоне был свидетелем погрома зверя Никона в Пантелеимоновском монастыре, и сочувствовал нам, и на всем пути до Одессы был нашим сторонником, и в Одесском порту вседушно оказывал свою любовь к нам, расследовал о судьбе нашей по высадке с его парохода. Видя его христианскую душу, оказанные нам благодеяния, благородство его отношения к нам, мы решили именно ему поручить дражайшую Святыню нашу с условием: если будет угодно Господу Богу собраться нам в России воедино братство, и будет у нас, изгнанников с Афона, место единожительства, тогда мы возьмем эту нашу Святыню в свое общежитие.

С наступлением вечера мы встретились с капитаном, подробно изложили ему наше желание и просьбу скрыть на его корабле нашу величайшую Божественную Святыню до востребования нашего. Благороднейший господин капитан с христианской любовью принял наше предложение и с благоговением дал согласие выполнить наше условие. Его пароход «Херсон» со всем экипажем состоял в ведомстве Военно-Морского Министерства и был непричастен к делу карательной экспедиции. Состав же карательной экспедиции в три роты солдат, при полном боевом снаряжении, с командным офицерским составом, был от пехотного Белостокского полка. Но и она была обманута. При отправке солдат за границу в третье государство, на Афон, им внушили, что монахи афонские — еретики и революционеры, бунтуют против законной власти.

Капитан парохода «Херсон» обо всем этом прекрасно осведомился. Он со всем экипажем сочувствовал и весьма жалел нас — они были нашими сторонниками. Поэтому предложенная ему наша просьба и поручение были приняты им с величайшим умилением, ибо он был глубоковерующим и благочестивым христианином. Такими же были и матросы, весь состав его экипажа. Поистине это было настоящее Христолюбивое воинство. Отступников и богохульников тогда еще не было.

Итак, получив согласие от капитана, мы, весь остаток имяславческого братства, сошли в каюту в последний раз помолиться перед Божественным Ликом Царицы спасения нашего.

Не находится слов на языке человеческом, чтобы выразить нашу скорбь в эту последнюю ночь прощания нашего с Божественным Образом нашей Путеводительницы. Наша скорбь была выше слез. Опыт показал, что излиянием слез скорбь сердечная облегчается. Наша же скорбь своею силой закрывала источники слезные. Они не могли изливаться наружу, но поглощались в глубине преогорченного сердца нашего. Человекам мира сего эта духовная мера недомыслима. Для ясности мы можем указать на следующие причины. Во-первых, тихого, безмолвного, пустынного пристанища нашего спасения — святого Афона и наших обителей иноческих — мы лишились навсегда. Нас ввергли во враждебный нам мир, во исполнение угрозы Синодской кучи: «Стариков поместить в богадельни, а молодых — поженить». Значит, архипастыри церковные обрекли нас на погибель.

Во-вторых, с нами в изгнание последовала Царица нашего спасения, Пребожественная «Одигитрия» — Путеводительница, единственное в скорбях и печалях утешение наше. И вот, через несколько часов мы вынуждены будем и с Нею расстаться, дабы не поругана была бы Она вместе с нами дерзостью распинателей наших. Вот скорбь болезненная, только нам, инокам-имяславцам, чувствительная, известная одному Богу, ведущему тайны сердечные, за Имя Которого мы, три пятисотницы монахов, подверглись гонению и терзанию волков хищных, одевшихся в кожу овечью и пронырнувших в церковное Управление, т. е. в Синод Русской Церкви.

Глава 62. Невыразимая скорбь наша и прощальная молитва при расставании с «Одигитрией»

В эту последнюю ночь под 18-е июля мы молились перед божественным ликом Божией Матери — «Одигитрия» — по четкам, с воплями сердечными: «Матерь Божия, Твоим промыслом Ты исхитила нас из мира погибельного, и призвала на труд, в виноградник Твой, на Святую Гору Афонскую, для спасения нашего, под Свой Царственный Покров и путеводительное руководство. Под Твоим неусыпным руководством мы, поистине, обрели истинное спасение. Ты Сама искореняла из душ наших греховные насаждения мира погибельного, с которыми мы явились в Твой афонский виноградник. Ты не возгнушалась греховной скаред ности нашей, очищала гнусные сердца наши, утишала буйство греховных страстей, исцеляла проказу душ наших, отмывала заразу греховную, просвещала нас светом Сына Твоего. Неизреченным благосердием Ты охраняла на пути спасения и вела нас от земли к небу. Мы весело и радостно шли этим путем, руководимые Тобою. И вдруг мы снова очутились в погибельном мире. Это искушение попущено Богом, Сыном Твоим, ибо наступило время совершиться предсказанному предконечному отступлению и злу. Корень этого зла, все тем же попущением, возник на Афоне, в земном жребии Твоем, против которого, под Твоим мудрым руководством, мы, всеусерднейше горя ревностью о Славе Божией, предали души свои в подвиге против врат адовых. Укрепляемые и умудряемые Твоим богомудрым руководством и попечением о нас, мы не уступили злу богохульной ереси. Ярость изгнавших нас из земного жребия Твоего приговорила нас к погибели, угрожая оженить нас, иноков Твоих, давших перед Святым Алтарем клятвенный обет при постриге, хранить и блюсти чистоту Ангельского целомудрия. А угроза «оженить» иноков означает, что будем брошены в самое пекло соблазнов от видимых и невидимых врагов нашего спасения. Какие козни коварства, насилия и тонких соблазнов будут применять к нам чувственные и духовные супостаты — нам недомыслимо. Одно знаем, что мы — крайне немощны, удобопреклонны ко греху и сами по себе, без помощи Сына Твоего и Бога нашего, за Имя Которого мы подверглись изгнанию и заточению в мир погибельный, без Твоего пречистого Покрова будем поглощены все ядным адским драконом, древним человекоубийцей.

Царица наша преблагая, надежда наша Богородице, мы рабы Твои, а по иночеству — чада Верховного Игуменства Твоего! Не оставь же нас без защиты, Покрова и заступления Твоего, призри на немощь бренного естества нашего, удобопреклонного ко греху. Убогие мы и немощные, как трости колеблемся от искушений, воздвигаемых духами злобы поднебесной. Царица спасения нашего, Преблагая Матерь Господа Всеблагаго, на Тебя вся наша надежда, к Твоему заступлению и к Твоей Всесильной помощи прибегаем, не попусти древнему змию пожрать и поглотить нас навеки, но если и уловит нас в драконовские челюсти и начнет сокрушать нас, истерзает все кости наши и мы сделаемся сплошной язвой греховной от головы до ног, не отринь нас тогда, Всемощная и Премилосердная Целительница, исхити нас из всепожирающих челюстей дракона, не попусти поглотить нас до конца. Ты, Всемилостивая, Споручница грешных, Ты и взыскание погибших, услышь моление наше, исходатайствуй пред возлюбленным Сыном Твоим и Богом нашим всепрощение падениям нашим, исцеление всех язв наших от стрел и угрызений лукавых демонов в брани нашей со вратами ада. Знаем и предвидим, что брань эта встретит нас с первых же дней выброски нас в горнило огненных искушений и соблазнов. Нет у нас иной по мощи, иной надежды, разве Тебе, Владычице, Ты нам помоги, Ты — вся наша надежда, на Тебя крепко надеемся, мы — Твои рабы и Тобою хвалимся, да не постыдимся во веки. Аминь».

Так мы, оставшиеся имяславцы, последней ночью на корабле «Херсон» молились, из глубины сердечной слезно вопияли перед Божественным Ликом Царицы спасения нашего, молились за самих себя, за всех отцов и братии наших, которые вчера и позавчера уже были выброшены в мир, молились и о той половине соратников наших, которые не вместились на пароход «Херсон» и следуют за нами на других пароходах в то же самое горнило. Общая численность бранного ополчения нашего против врат адовых состоит из трех пятисотниц иноков-имяславцев, полагавших души свои за защиту Славы Имени Божия.

В наступающее утро 18-го июля и мы с парохода последуем в пучину бед и скорбей бурного житейского моря, куда последовали наши первые братья-имяславцы. Где они теперь, мы не знаем. А где будем мы и что с нами случится, тоже не знаем, но вера, надежда и любовь наша всей полнотой обращены к Путеводительнице — Одигитрии, Царице спасения на всех путях гонения нашего, куда бы ни бросала нас ярость кучи Антония Волынского.

С окончанием всенощного молитвенного правила и слезных сердечных воплей наших перед божественным Ликом Пречистой Богоматери, настал чуть заметный рассвет. В последний раз мы с горячими слезами облобызали чудотворную икону Заступницы и Путеводительницы нашей «Одигитрии». Затем, укрыв полотном Лик Пресвятой Девы, приготовились к вручению Ее рабу Божию, господину капитану. Вынесли на палубу и как раз успели к условленным минутам, когда он рано утром открыл дверь своего начальнического коридора и, благоговейно пере крестившись, принял на свои руки наше Божественное поручение и скрылся в капитанской каюте.

Грустно было нам расставаться с этой Святыней. Но вместе мы и утешились тем, что Промысл Божий явил способ сокрыть и спасти Ее от поругания еретиков.

Глава 63. Утро 18-го июля 1913 года. Составитель сей истории уходил в изгнание последним

Зная о том, что в этот день будет закончена выгрузка нас с Херсона, мы вынесли свои вещи из трюма на палубу. С восходом солнца прибыл катер с суровым конвоем. Отсчитали десятки иноков, которые последовали в порядке прошлых дней. И так до вечера.

Составитель сей истории, певчий обители святого ап. Андрея Первозванного, уходил в изгнание с Афона последним со всеми другими певчими, сопровождавшими божественный чудотворный образ «Одигитрии». Царица нашего спасения, в своем божественном образе, уходила вместе с нами, клирошанами, прямо на пароход Херсон. В России, с Херсона на катере к берегу Одессы, в море житейское, нас вывозили так же в последних десятках имяславцев. Поэтому что видели, то и описываем, заключая, что и предшествовавшие нам, наши отцы и братия, исповедники прошли тем же путем испытания. Нами же последними завершается первое мытарство мирского огненного горнила, прегорького искушения. Что видели и испытали предшествовавшие нам наши иноческие группы с утра 16-го июля, то видим и мы, последняя группа 18-го июля. С подходившего к пристани катера мы видим, что пристань и вся набережная заполнены народом. Это были не любопытные, а удивленные граждане города Одессы. Что же это такое? уже три дня гонят монахов под строгим конвоем. На тридцать иноков — шестьдесят конвоиров: на катере и в порту принимает иноков-арестантов конвой в шестьдесят человек?!

Все эти тысячи людей дивом дивятся: какие же это преступники? Да это же монахи Афонские! Одесситы по внешнему виду отлично знали Афонских монахов. В народной гуще даже евреи недоумевали и удивлялись небывалому, да еще в таком множестве, изгнанию Афонских монахов.

С катера нас принял портовый конвой и пригнал в бульварный участок. Народная масса следовала за нами. В участке нас приняло само начальство. Призвали в большой зал, где заседало много начальников. Приказали раздеваться. Но никто из нас этот приказ не выполняет. На крик и ругань начальствующих мы, по примеру Господа нашего Иисуса Христа пред судом законопреступных судей, заключили свои уста молчанием. Наконец, на долгие и настойчивые требования их, мы высказались так: «Наши тела, в ваших руках. Но руки наши не коснутся к исполнению вашего беззаконного приказа». После такого ответа начальство приказало служителям полиции раздевать нас насильно. Во исполнение приказа начальства, полицейские служители дерзко и грубо начали раздевать нас. Поснимали мантии и расстелили их на полу. Поснимали с голов клобуки и бросили их на мантии. Сняли все монашеские одежды: рясы, подрясники, святые крес ты. Отобрали святые книги: Евангелия, Псалтири, Молитвословы. Все это свалили в кучу, на мантию. Видя такое поругание и кощунство, мы омывали лица свои прегорькими слезами и втайне, из глубины сердечной, воссылали безгласные вопли к Заступнице нашей, Царице спасения. Вспоминали ночь, когда мы в последний раз молились пред Ее божественным образом, предавая себя Державному Ее Покрову и, если бы удержали при себе Ее божественный чудотворный образ — «Одигитрию», то и сия божественная Святыня была бы подвергнута такому же поруганию.

Раздев нас до рубашек, полицейские подвели нас, в том же зале грабежа и поругания, в угол, где стоит нарочито приглашенный жид-торговец, и, указывая на торговую кучу жидовских пиджаков, говорит нам: «Примеряйте по росту и одевайтесь». Тут же и жидовские ермолки — картузы, соломенные шляпы. «Выбирайте себе, кто что пожелает!» С продавцом не торговались, объявлены невысокие цены. Жид весело улыбается, уже три дня одевая Афонских монахов... Русские власти раздевают, а жид — одевает... Снимают монашеское, а одевают кощунственно и в насмешку в жидовское одеяние, для большего поругания над монахами-исповедниками. Тут же стригут волосы и бороды. А начальники выдают волчьи билеты, как удостоверение личности, с которыми направляют каждого поруганного инока по месту рождения. Полицейские разводят обезчещенных иноков на поезда, кому куда надлежит ехать. Проезд предоставляется безплатный. Каким путем поругания и насмешек прошли все наши предыдущие группы имяславцев с корабля «Херсон» 16, 17 и 18 июля, тем же путем прошли и мы, исповедники Андреевского скита. Для нас 850 изгнанников со Св. Горы Афонской, «Дом Бульварного полицейского участка» был домом безчестия, поругания, ограбления, насилия и лишения всех прав человеческих. Три дня в городе Одесса были днями великого плача всех Афонских имяславцев.

Это было 1-е мытарство.

Второе мытарство ожидало нас по месту нашего рождения, куда мы явились с волчьими билетами. Местные власти были осведомлены о нас, как о противниках власти. И по этой причине мы были лишены всех прав человеческих, подлежали строгому надзору полиции.

Полицейские власти: приставы, урядники, стражники, по предписанию свыше, ретиво применяли к нам меры, как к революционерам и еретикам. От нас потребовали подпись, что мы не будем носить монашеское одеяние. Но у нас теперь и нет его, ибо раздели нас до рубашек еще в Одессе. Несмотря на это, мы все-таки должны были дать подписку, что не будем носить ее. Иначе угрожали заключением в тюрьму.

Вслед за этим полицейским мытарством тут же, на месте рождения, открывается 3-е мытарство со стороны власти духовной. Но по некоторым обстоятельствам оно замедлилось... Синодская куча Антония Волынского, дабы придать своим иезуитским действиям вид законности своему беззаконию, ожидала своего посланца, погромщика Святой Горы Афонской архиепископа Никона, с докладом, на основании которого должна вынести решение своего суда изгнанным инокам афонским. Свой суд имяславцам эта диавольская куча определила намного раньше, еще до послания на Афон Никона: три роты солдат, кандалы и поженить непокорных монахов. Теперь же, когда цель уже достигнута и ненавистные монахи находятся в их когтях, для безбожного судопроизводства требуется лишь одна форма, чтобы привести приговор в исполнение — предать ни в чем неповинных монахов на погибель — в пучину мирских демонических соблазнов и искушений. Ибо в напастях бурь житейского моря монахи, по их расчету, искушаемые сатаной, не устоят, захлестнутся натиском волн и, наконец, поженятся...

Такой был план у архипастырей, стоявших у кормила правления церковного! Да, буквально такой приговор кучи Антония Волынского имяславцам был давно уже готов. Да вот где-то застрял Никон с докладом... Куча знает, что он из Константинополя выехал по железной дороге, а не морем и, конечно, теперь уже где-то в России. Но где? Почему не является Никон праздновать тризну победы над ненавистными имяславцами?

Составитель сей истории до Афона жил в Троице-Сергиевой Лавре и пел в Лаврском хоре. Из Лавры уехал на Святую Гору Афонскую, где тоже был певчим в скиту святого Андрея Первозванного. После изгнания с Афона, с самого начала Первой мировой войны, он трудился с другими Афонскими монахами-имяславцами, изгнанниками с Афона, в санитарном поезде, ухаживая за ранеными воинами. В 1915 году, во время ремонта поезда в Московских железнодорожных мастерских, пользуясь свободным временем в дни ремонта поезда, решил побывать в Троице-Сергиевой Лавре, чтобы помолиться Угоднику Божию Преподобному Сергию и повидаться с своими старыми братьями-певчими, которые весьма радушно приняли его и глубоко почтили как пережившего Афонский погром, а по изгнании вдруг увидели его со знаком Красного Креста служащим братом милосердия в трудные дни войны.

О погроме Афонском товарищи певчие знали только из газет. Поэтому рассказ пережившего всю Афонскую трагедию для них был весьма интересным. Вся Лавра была на стороне защитников Славы Имени Божия. В свою очередь, товарищи певчие своим, не менее интересным рассказом, сделали дополнение для нашей истории, воскликнув: «Теперь нам понятно, за что нечестивого Никона постигла Божия кара!»

Глава 64. Кара Божия, постигшая архиепископа Никона в России

Возвращаясь из-за границы в Петербург, Никон сообщил телеграфом в Лавру о том, что по пути он хочет посетить ее, и указал время своего прибытия поездом. На станцию был подан почетный Лаврский экипаж с богатой упряжью лаврских коней-лихачей, этим самым, старались оказать почет члену Святейшего Синода. На встречу этого великого посетителя никто от Лавры на вокзал не прибыл, ибо лаврская братия не любила его. Приготовились встретить его в самой Лавре у Троицкого собора: наместник, архидиакон и другие из начальствующих и певчие. Как бывший насельник Лавры, Никон отлично знал лаврского кучера с экипажем и любимых его коней. Будучи еще казначеем Лавры, он частенько, в свое удовольствие, разъезжал по своим надобностям. Поэтому для встречи Никона, хорошо знавшего кучера с экипажем, не требовалось посылать особых представителей от Лавры. Итак, поезд прибыл. Приехавший Никон вышел на привокзальную площадь, где стоял лаврский экипаж. Кучер принял от него благословение как от своего бывшего начальника архимандрита Лавры, а теперь архиепископа и члена Святейшего Синода. Усевшись в экипаж, Никон направился в Лавру. У святых ворот Лавры кучер остановил лошадей. Никон должен был сойти с экипажа, чтобы идти в Лавру к Троицкому собору. Никогда самые высшие лица, патриархи, митрополиты, лица императорской фамилии, даже императоры, не дерзали въезжать экипажем внутрь Лавры. Сей, ненарушимый лаврский обычай был хорошо известен Никону.

Но этот самый Никон, первый и последний, дерзнул нарушить этот неприкосновенный обычай. К удивлению кучера он властно повелел: «Правь экипаж к Троицкому собору». Кучер, со страхом и трепетом повиновался нечестивому приказу. Правя коней к собору Святой Троицы, кучер с облучка своего видит, что ожидающее священство в облачениях и другие начальствующие из братства безмерно удивились дерзости Никона. У собора экипаж остановился. Никон поднялся с мягкого сиденья. В тот самый момент, когда он с напыщенной важностью стал спускаться с экипажа, кони в одно мгновенье яростно вздрогнули и в непонятном страшном испуге бросились в сторону. Экипаж опрокинулся. Кучера отбросило в сторону. Все перепугались. Едва остановили коней. Кони храпят и дрожат от великого испуга. Кучер ничуть не ушибся, но крайне испугался от происшедшей катастрофы. Он встал без посторонней помощи. Вместе с братией выпрягли дрожащих коней и увели их со двора обители. Экипаж сохранился невредимым, поломки не было. А Никона извлекли из-под экипажа с поломанными ногами и с побитыми боками. Горделивая пышность архиерейской церемонии исчезла с его лица. Осталось лишь выражение жалкого болезненного страдания. С великим для него трудом отнесли его в митрополичьи покои и передали на попечение лаврского врача.

Глава 65. Выводы из повести об архиепископе Никоне

Кто не удивится сему внезапному происшествию? И кто не признает это карою Божией? Ехал Никон из-за границы, где несколько дней тому назад, сей грозный и прегордый архиерей, член Святейшего Синода, верховный главнокомандующий карательной экспедиции на Святой Горе Афонской, обливал из пожарных шлангов ледяной водой более тысячи молящихся, иноков-имяславцев. А затем, до ниточки промокших, избивая ружейными прикладами и штыками, по мраморной прямой лестнице сбрасывал вниз с третье го этажа. Тяжелораненых тогда оказалось 45 монахов, а убитых насмерть до 10. Затем из двух обителей: Пантелеимоновской и Андреевской — полторы тысячи иноков имяславцев арестовал, 850 человек под конвоем загнал на пароход, а остальных, не вместившихся, оставил на следующий пароход. Первую партию под конвоем пригнал в Одессу, где они были преданы тяжкому поруганию, лишены всех прав человеческих и проч. и проч.

Сей Никон ратовал против иноков-имяславцев, защитников Славы Имени Божия. Синодальная куча Антония Волынского, из которой послан на Афон архиепископ Никон, Всесвятое, досто-поклоняемое и Вседержавное Имя Божие, которому «поклоняется всякое колено небесных, земных и преисподних», Имя Творца всяческих, низвела на степень тварного человеческого имени, тяжко восхулила Его. Защитников же славы Имени Божия — имяславцев — признала еретиками, осудила их на изгнание с Афона, на пожизненное заточение в мир на погибель. Себя же эта куча считает правою, а инквизиторские действия свои вменяет себе в заслу гу перед Судом Божиим. Господь же в последнюю ночь перед Своими страданиями, после Тайной Вечери, идя в сад Гефсиманский, говорил Своим ученикам: «Поминайте слово, еже Аз рех вам: Несть раб, болий Господа своего. Аще Мене изгнаша, и вас изженут... Но сия вся творят вам за Имя Мое. Сия глаголах вам, да не соблазнитесь. От сонмищ ижденут вы. Но приидет час да всяк, иже убиет вы, мнится службу приносити Богу» (Ев. Ин. 15, 20-21 и 16, 1-2). Это же самое мы видим на действиях Никона. Он возомнил, что все, содеянное им на Афоне, есть великое служение Богу. Он избил и изгнал имяславцев с Афона, одержал блестящую победу над ненавистными ему, непокорными исповедниками славы Имени Господня. Посему достойно и праведно ему есть принести благодарение Богу и поклониться Ему в самой обители Пресвятой Троицы, у раки Преподобного Сергия, в обители, в которой он проживал и много потрудился...

Никон любил хвалиться собой, говоря: «Я от Дома Живоначальной Троицы», то есть мое происхождение от Троице-Сергиевой Лавры, в которой, действительно, пожил немало, был казначеем, нажил полмиллиона капитала, и на те средства приобрел себе сан архиерейский, ловко пронырил в члены Святейшего Сvнода, а в дни возникшей богохульной имяборческой ереси вошел в состав бесовской кучи Антония Волынского, из которой был командирован на Афон в качестве воеводы разбить ополчение невежественных, неученых мужиков, лапотников, имяславцев, ос мелившихся спорить с учеными богословами, архиереями...

Теперь же славный воевода Никон мыслил, что цель достигнута, его старанием и действием 1500 монахов, имяславцев, побеждены, с Горы Афонской изгнаны навсегда в мир, есть чем похвалиться ему и возвыситься в куче Владыки Антония Волынского, доверившей ему такое великое дело послужить Богу. Но прежде чем явиться мне в кучу, решил заехать в Троице-Сергиеву Лавру, там поклониться мощам Преподобного и возблагодарить Святую Троицу, даровавшую ему победу...

И вот заехал победитель, подъехал на колеснице к самому лаврскому собору и накрылся своею же колесницею... у стены Троицкого собора... поклонился до сырой земли... Он не смог войти в него. Можно полагать, Господь не допустил его в храм с Иудиным предательством Славы Имени Божия, с руками, окровавленными кровью убитых им святых мучеников Афонских, за Имя Господне пострадавших, — но на руках некоторых из братии сего грозного Афонского погромщика с травмами отнесли к хирургу на перевязку...

Никон! хотя бы на болезненном одре вспомни, что ты делал всего несколько дней тому назад? Вечером с 4-го на 5-е июля ты громил на Афоне молитвенников, лишенные тобою храма Божия, они в коридоре просфорни совершали Всенощное бдение в память своего богоносного отца преподобного Афанасия Афонского. А в тот же день празднуется и память преподобного Сергия Радонежского. Эти два богоносных великих святых празднуются вместе: афонские иноки молитвенно празднуют своему преподобно му отцу Афанасию Афонскому, а в России, и особенно в Троице-Сергиевой Лавре, молитвенно празднуют своему российскому святому — преподобному Сергию Радонежскому. И вот ты, Никон, любивший хвалиться собою: «Я от дома Живоначальной Троицы», который основал богоносный Сергий, ты почтил память своего преподобного отца, печальника земли Русской, кровопролитной и убийственной войной против молящихся иноков Святой Горы Афонской, совершавших Всенощное бдение своему богоносному отцу Афанасию. В сей день памяти своей преподобные отцы Афанасий и Сергий в небесах предстоят у Престола Божия и молитву приносят Живоначальной Троице о тех, кто с любовью творит память их на земле, а ты устроил кровавое побоище и убийственную войну на творящих память небесных молитвенников и Святую Гору Афонскую — земной жребий Царицы Небесной — облил кровью Ее иноков... О, несчастный Никон! Соделав такое страшное злодеяние, ты вдруг вменяешь это себе в заслугу перед Богом. Избиением десяти сотен монахов и изгнанием с Афона в мир на погибель пятнадцати сотен исповедников Славы Имени Божия ты, думаешь, угодил Богу? О сем и сказал Господь: Наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу (Ин. 16, 2).

О, Никон, сослужил ты не Богу, а куче своей, в которой гнездится сатана. Куча ваша, омраченная его духом, изрыгает страшные хулы на Имя Божие. Ты, Никон, не от Дома Живоначальной Троицы, а от антихристовой кучи. Вот тебе и возмездие по делам твоим. Колесницу твою опрокинул на тебя Михаил, Архистратиг Сил Небесных, ибо ополчение имяславцев, защитников Славы Имени Божия, под его хоругвью воинствует против врат адовых. Михаил Архангел, сущий вождь и защитник наше го ополчения, в пустынном Афоне избил двух пантелеимоновских монахов-убийц, шедших в Андреевский скит задушить нашего старца-миссионера игумена о. Арсения. А тебя в доме Живоначальной Троицы, в посрамление твое, накрыл и придавил колесницею твоею пред очами монашествующего братства, у стен соборного храма Святой Троицы. Архангел Михаил молниеносно явился перед конями твоими у стены храма так, что ты не видел его, а кони твои увидели и в страшном испуге бросились в сторону и опрокинули на тебя колесницу твою. Подобно тому, как сей же Михаил Архангел, с огненным мечом, явился ослице пророка Валаама и преградил ей путь. Ослица же придавила к стене ногу Валаамову (Чис. 22, 23 и далее). Валаам начал бить ослицу. Михаил же Архангел чудесно вложил ослице дар человеческого слова, и она укорила седока своего за неповинное избиение, ибо ей преградил путь Ангел с огненным мечом, не допускавший Валаама продолжать путь, неугодный Богу. Мгновенно и самому Валааму открылся грозный вид молниеносного обличителя человеческой неправды, вразумил безумие пророка, который раскаялся и возвратился назад. Ты же, о лютый Никон, наказанный и посрамленный, не познал своего тягчайшего злодеяния, не восчувствовал кары Божией, поразившей тебя, и счел ее за простую случайность и, кряхтя, со стоном, мысленно витал в треклятой диавольской куче своей, составляя план, как бы ярче блеснуть, представляя свой разбойничий доклад о том, как ловко воевал и одержал победу над непокорными монахами-имяславцами, ненавистными тебе и куче твоей.

Больше месяца пролежал в Троице-Сергиевой Лавре, увечный Никон, пораженный незримо мечом Архангела Божия Ми хаила. Наконец, хотя еще охал и стонал, хромая на оба колена, решил явиться в свою кучу.

И вот предстал, наконец, долгожданный герой Афонского побоища, в состоянии инвалида, перед своей кучей. Оказав достойный почет победителю, куча немедленно назначила день торже ственного заседания в полном составе всего Синода, дабы придать силу приговора изгнанникам афонским, противникам его власти.

В составе Святейшего Синода из высшей иерархии состояли три постоянных члена, митрополиты: Петербургский, Московский и Киевский. К назначенному дню торжественного заседания, для суда над афонскими изгнанниками-имяславцами, не явились: Киевский митрополит Флавиан (он вообще уехал из Петербурга) и Московский митрополит Макарий (он не поехал в Петербург из Москвы). Таким образом, из высших иерархов присутствовал один лишь Петербургский митрополит Владимир (Богоявленский), член кучи Антония Волынского и его единомышленный друг.

Громозвучное торжественное заседание, хотя и состоялось в желанный день, но было куцым без двух высших маститых иерархов. Также отсутствовали некоторые другие епископы, члены Синода, сторонники имяславцев, которые не пожелали принимать участие в беззаконном суде, как и уклонившиеся митрополиты Московский и Киевский.

Никон, в своем докладе сообщая о своих доблестных трудах на Афоне, добавил к докладу и свое учение об Имени Божием. Уясняя свое понятие об Имени Божием, Никон, в услаждение довольной его мудрованием кучи, выразил страшную, нестерпимую для христианского слуха хулу на Имя Господне. Он уподобил Имя Божие названиям: «экватор», «меридиан», говоря так: эти имена существуют, а обозначаемых ими предметов нет. Так должно понимать и об Именах: Иисус, Христос, Господь, Бог, Саваоф, Троица, Отец, Сын, Святой Дух и проч. Имена есть, а предметов нет. Подобное Никоново толкование напечатано и в его докладе, помещенном в «Прибавлениях к «Церковным Ведомостям» № 20 от 18 мая 1913 года. «Церковные Ведомости» — это официальный печатный церковный орган при Святейшем Синоде, выходивший еженедельно. Там, в «Прибавлениях», помещены доклады: Никона (Рождественского), Антония Волынского и Сергия Троицкого. Эти три доклада, посвященные их авторами развенчиванию Имени Божия, легли в основу «Послания Святейшего Синода», напечатанного на с. 277-286 вышеупомянутых «Церковных Ведомостей». Это еретическое «Послание» составлено той же кучей Антония Волынского, отредактировано третьим членом Св. Синода, архиеп. Сергием (Страгородским) и опубликовано от имени всего Святейшего Синода.

Принимая доклад Никона, Синодальная куча принимала и тяжкие нестерпимые хулы его на Святейшее Имя Божие и восхищалась его подвигом в борьбе против непокорных монахов-имяславцев. Куча подтвердила Никоново учение, что понятие об Имени Божием должно быть таким же, как и понятие об экваторе: экватор есть, а предмета нет, Имя Иисус и другие Имена Божий есть, а Предмета нет. Не страшно ли: Имя Божие есть, а Бога нет. Куча всем сердцем приняла это богоотступническое учение. Вот откуда началось открытое безбожие — из кучи Синодской, изрыгнутое языком сатаниста Никона.

Повторяем, это уподобление Имени Божия «экватору» печаталось в органе Синодального издания «Церковные Ведомости». — Поэтому Синодальная куча и есть тот самый семиглавый зверь, о котором гласит 13 глава Апокалипсиса св. ап. и евангелиста Иоанна Богослова.

Глава 66. Судебный приговор имяславцам

Выше мы уже говорили, а сейчас повторим, что диавольская куча Волынского архиепископа Антония, еще до командировки Никона на Афон, определила развеять, как прах, ополчение имяславцев по лицу земли. Теперь же, после доклада Никона, выполнившего самим делом разгром исповедников, куча, якобы уже на законном основании, выносит им судебный приговор: лишить их сана монашества, а кто имеет, и сана священнического, считать их простыми мирянами, лишенными гражданских и церковных прав. Если кто из них заболеет, хотя бы к смерти, не приобщать их Святых Тайн, а умерших — не погребать на христианских кладбищах.

Такой диавольский приказ от имени «Святейшего» Синода циркулярно был разослан по всей России приходским священникам и всем монастырям. Куча в злобе своей имела намерение и сильное желание предать Афонских изгнанников-имяславцев анафеме. Но большая половина членов Синода с двумя высшими иерархами уклонилась от участия в беззаконном суде. Поэтому куча не осмелилась произнести анафему имяславцам, но удовольствовалась одними лишь прещениями, которые по смыслу своему означали то же самое отлучение от Церкви. Если же куча признала себя неправомочной произнести анафему на имяславцев, то и на отлучение от Церкви у нее не было никакой власти. Однако действуя обманом и лукаво прикрываясь именем Святейшего Синода, она циркулярно рассылала свой приказ, тогда как большая часть состава Синода с двумя высшими его членами-иерархами уклонилась от злобного судопроизводства, чем доказала неправоту кучи и разбойническое ее засилие в Правительствующем Синоде.

Глава 67. Сочувствие Государственной Думы имяславцам

Куча, в буквальном смысле слова, душила имяславцев. В приговоре своем проявила по отношению к ним самое безчеловечное определение. Распыленные по всему пространству Русского государства, афонские изгнанники, по приказу Синодальной кучи, стали подвергаться самому жестокому преследованию со стороны священников и полиции.

В положение гонимых монахов вникла Государственная Дума. Каким это образом полторы тысячи русских монахов из-за границы подпали под суровую кару Синода? О карательной экспедиции и обо всем, происшедшем на Афоне, Думе было неизвестно. Каким путем достигнута была цель несправедливого насилия над русскими подданными в третьем государстве? — Это хранилось в тайне. Чтобы найти виновников, Государственная Дума сделала запросы по министерствам.

Вопрос военному министру: известно ли Вам и Управлению Министерства о том, что три роты солдат с командным составом, при полном боевом вооружении, были отправлены за границу в третье государство?

Ответ: министру и Военному Министерству это дело совершенно неведомо.

Вопрос министру иностранных дел: известно ли министру и Управлению Министерства о том, что вооруженный военный отряд, в полном боевом составе, проследовал в третье государство, и с участием представителей — членов Русского Посольства и Генеральных консульств, без всякого суда и следствия, подвергает там карательной, кровопролитной репрессии полторы тысячи русских монахов двух русских монастырей, из которых во время молитвенного богослужения убито было до десяти и тяжело ранено сорок пять монахов, а затем половину из 850 человек, арестованных монахов, под конвоем посольского стационера канонерки «Донец» доставили в Россию, а остальных изгнали и вывезли с Афо на вольных пароходах?

Ответ: министру и Управлению Министерства Иностранных Дел совершенно об этом неведомо.

Запрос министру внутренних дел: знает ли министр и Управление Министерства Внутренних Дел о том, что при помощи военной силы России изгнаны с Афона 1500 русских монахов, из которых 850 человек в г. Одессе со стороны полиции подверглись жестокой расправе и поруганию, 75 заключены в тюрьму, а остальных с волчьими билетами разослали каждого на свою родину с лишением всех прав гражданских, под надзор полиции?

Ответ последовал подобный ответам двух первых министерств. Министр и Управление Министерства Внутренних Дел о монахах, изгнанных с Афона, и о действиях против них полицейских чинов никаких сведений не имеют.

Запрос министру Юстиции и Управлению Министерства Юстиции. Известно ли им о том, что изгнанные с Афона 1500 русских монахов без суда и следствия, без предъявления им обвинения подвергнуты административному преследованию со стороны полиции и арестантскому прещению вплоть до лишения всех гражданских прав?

Ответ: министру и Управлению Министерства Юстиции отнюдь неведомо дело об изгнанных с Афона монахах, и по этому вопросу никаких сведений в Министерство Юстиции не поступало.

Так кто же знает? Все Ведомства Государственного Управления, на которых лежит прямой долг и обязанность знать все происходящие в стране особо важные акты, ничего не знают о небывалом событии государственного значения. Из двух русских Афонских монастырей, при содействии Российской военной силы, изгнаны в Россию, подвергнуты жестоким репрессиям 1500 русских монахов, часть из них убита и ранена, часть заключена в тюрьму, остальные разосланы в родные места под надзор полиции лишенными всех гражданских прав. И относительно страшного безвинного гонения на православных монахов все эти Ведомства оказались в каком-то странном неведении, в то время как некоторые члены этих Ведомств являлись участниками совершившегося факта государственного преступления. Об этом знает одна только семиглавая Синодская «куча»: как, «без ведома» самих министерств, она использовала их права и достигла своей желанной цели. Тайна эта обнаружилась просто и неожиданно следующим образом.

У отца Антония (Булатовича) была родная сестра Мария Ксаверьевна Булатович. По окончании института благородных девиц Мария Ксаверьевна вышла замуж за грузинского князя древней грузинской, знаменитой фамилии Орбельяни. Он занимал высокую должность в Государственном Совете. А поэтому постоянно проживал в Петербурге. Мария Ксаверьевна отличалась ревностью о вере, прекрасно рассуждала о вопросах веры. По вопросу об Имени Божием она была предана своему брату о. Антонию. И сам князь — муж ее — был единомыслен с о. Антонием. Вместе они скорбели о несправедливом гонении и насилии над имяславцами.

Отец Антоний отказался от удобств богатого княжеского дома и предпочел быть там, где ютились рассеянные гонимые отцы и братия, афонские изгнанники-имяславцы.

Человек двадцать из них нашли себе приют в лесных дачах при станции Бабино Николаевской железной дороги, недалеко от Петербурга, в Новгородской епархии. Новгородский архиепископ Арсений был сторонником имяславцев и отечески покровительствовал им, гонимым.

В этих лесах и пребывал о. Антоний в среде своей братии. Родных в Петербурге он навещал изредка, по долгу родства. В момент его визитов Мария Ксаверьевна в любви и радости раскрывала свою щедрую руку, полностью обезпечивая малую общинку имяславцев при станции Бабино. Скорбь о гонимых 1500 иноков все больше и больше обнимала ее благородную душу. В то же время она весьма дивилась мужеству гонимых иноков-имяславцев, которые в простоте сердца, в мудрости же духовного разумения, ни на йоту не уступали в вере властному Правительствующему Синоду, пошли на все лишения и страдания, даже до смерти, и остаются неодолимыми для сильных мира сего. Так она рассуждала с своим благочестивым супругом-князем.

У Марии Ксаверьевны была самая близкая любимая подруга по воспитанию в Институте, происходившая из высшего аристократического круга, которая по окончании Института была приглашена к Государыне Императрице Александре Федоровне в качестве фрейлины. Встречи с нею были редки. Но по связи воспитания и дружбы, свидания были самые любвеобильные и искренние.

В наступивший 1914 год, когда изгнанникам-имяславцам с каждым днем становилось все теснее и жестче от преследования священников и полицейских властей, Мария Ксаверьевна, встретившись со своей подругой фрейлиной, в горечи сердца рассказала все об Афонской трагедии по вине Святейшего Синода и о ее причинах. Тронутая до глубины души, благочестивая по духу, вере и ревности, подруга, по близости своей к Государыне, во всей подробности передала ей о гонимых властью Святейшего Синода Афонских иноках. Государыня, взволнованная враждебным действием Синода, немедленно передала об этом самому Государю. Услышав иное об имяславцах, Государь пришел в недоумение. Ему было известно о них только то, что докладывал Ему Обер-прокурор Святейшего Синода из дел духовного ведомства, по суду Святейшего Синода, которым имяславцы, изгнанные с Афона, признаны как упорные еретики и революционеры, опасно-вредные для веры и Церкви Православной и для Государственного покоя.

Узнав о них иное, необычайное, крайне взволнованный Государь пожелал личной беседы с ними. Фрейлина сказала, что человек двадцать изгнанников Афонских приютились недалеко от Петербурга в лесных дачах при станции Бабино. Государь повелел немедленно послать придворную карету и несколько человек из них пригласить для личной беседы с ним. И вот предстали перед лицом Государя четыре инока в том поруганном виде, в котором выпустил их Одесский Бульварный участок, в заношенных холщовых рубашках, с остриженными бородами и волосами на головах, претерпевшие на Афоне от карательной экспедиции жестокое избиение и тяжелые ранения. Один из них, о. иеросхимонах Николай Иванов, замертво был брошен в кладовку к прочим десяти убитым инокам, о чем было нами сказано выше.

Слушая рассказ, Государь содрогался и плакал. А Государыня и присутствовавшая фрейлина истерично рыдали. Беседа длилась около трех часов. Во-первых, был объяснен спорный вопрос об Имени Божием. О чем, собственно, нечего было и спорить. Святой отец Иоанн Кронштадтский, Духоносный и благодатный Духовник Руси, в своем известном труде: «Моя жизнь во Христе», многократно твердил, что Имя Божие есть Сам Бог; имя Богоматери — Сама Богоматерь; имя Ангела, сам Ангел; имя Святого, сам Святой. Он, великий прозорливец, предвидел, что в начале двадцатого века враг спасения рода человеческого откроет лютую богоборческую ересь против Святейшего имени Божия. А поэтому, в укрепление в остатке истинных христиан веры во Имя Божие и во Имя Господа нашего Иисуса Христа, заповеданной Отцом Небесным (1 Ин. 3, 23; Ин. 1, 12; 3, 18), на весь мир возвестил истинное святоотеческое, церковное учение об Имени Господнем. Кто искренно и нелицемерно верит в святость о. Иоанна Кронштадтского, тот непременно должен доверять и его учению. А кто признает его Святым, а учение его отвергает или противопоставляет ему собственное мудрование, интерпретирует его учение по собственному разуму, или же причисляет этого Светильника Веры и Церкви Христовой к имяборческой стороне, тот верит в его святость притворно и лицемерно.

Сам Бог пребывает в Своем Имени, по неотделимости Имени от именуемого Бога. Сия вера зиждется на учении святых отцов Церкви и на основании всего Священного Писания. И сам молитвенный дух молящегося, искренно верующего христианина свидетельствует эту непреложную истину.

При сем объяснении Государь приложил свою руку к сердцу и с умилением воскликнул: «Отцы, я тоже верую во Имя Божие так же, как и вы!»

«Ваше Величество, — продолжали иноки свой рассказ, — начальствующие старцы нашего Пантелеимоновского монастыря, низводя Имя Божие на степень простых человеческих имен, Имя Творца твари — на степень твари, наше благочестивое исповедание веры во Имя Божие признали ересью и восхулили Имя Господне. Двухтысячное братство нашего Пантелеимоновского монастыря возмутилось. Внешний порядок монастыря оставался нерушимым и не изменялся. А внутренно, духовно братство разделилось на две неравные стороны, из которых меньшая половина пошла за старцами, хулителями Имени Божия, а большая мужественно стала на защиту славы Имени Господня. Начальствующие старцы, при всем своем старании склонить на свою сторону защитников Имени Божия, обостряли спорный вопрос.

Ильинский скит, с братством численностью в 400 человек во главе с своим игуменом, полностью присоединился к мнению пантелеимоновских старцев-хулителей Имени Божия, чем придал им силу к богоборству.

В Андреевском же скиту сторону Пантелеимоновских хулителей Имени Божия принял игумен Иероним со своими соборными старцами. А братство этой же обители в 500 человек отвергло нечестивое согласие своего игумена и в ревности своей о благочестии сменило впавшего в ересь игумена на основании имеющихся на Афоне прав свободного избрания и смены настоятелей большинством голосов при голосовании. Это действие враги Имени Божия назвали «революцией», а братство — «революционерами». В дальнейшем иноческий мир на Святой Горе Афонской был нарушен. Яд богохульной имяборческой ереси был перелит в русскую духовную среду афонскими ересиархами, первыми изрыгнувшими тяжкую хулу на Имя Божие; это: Алексей Киреевский из братства Пантелеимоновского монастыря и схимонах Хрисанф из братства Ильинского скита, оба славившиеся на Афоне высоким образованием. Эти ученые были в дружбе с Архиепископом Антонием Волынским (Храповицким), издателем Журнала «Русский Инок», и пописывали статеечки для его журнала. Они подсунули ему богомерзкую статью с хулами на Имя Божие, которую архиеп. Антоний напечатал в «Русском Иноке». Тогда наши противники, хулители Имени Божия, возымели большую дерзость и наглость. Укоряя нас и похваляясь, заявляли: «Вот, сам Святейший Синод в единстве с нами, а вы противитесь. Значит, вы против Синода». Всем было известно, что Архиепископ Антоний, как член Синода, имеет большие преимущества и значение в его составе. Имея в виду его выдающуюся роль в правлении Синода, Афонские богохульники надеялись на запрет нашей защиты славы имени Божия властью Правительствующего Сvинода.

Противники наши не ошиблись в поддержке их ереси со стороны Волынского Антония. По доносу их Антоний в лице нас встретил противников своей статьи в журнале «Русский Инок» и обличителей его богохульной имяборческой ереси, чем крайне оскорбился, но и покорить нас своей воле, подчинить своему мнению, воздействовать на нас единолично не надеялся.

Из членов Синода был у архиеп. Антония друг и приятель, во всем единонравный ему, архиепископ Сергий Финляндский, который вседушно присоединился к его мнению об Имени Божием. Нашлись из состава Синода и другие члены, последователи богохульной статьи. Таким образом образовался семичисленный архиерейский кружок богомерзкой имяборческой ереси в недрах самого Святейшего Правительствующего Синода. От его имени этот кружок стал посылать нам на Афон прещения и угрозы.

Для исповедников благочестия, по учению Самого Господа нашего Иисуса Христа, путь один — путь изгнаний, страданий, всякого рода лишений за Истину. Итак, вооруженные этим духовным всеоружием — напутствием Самого Господа — исповедники решились умереть за Имя Его Святое. Нечестивый кружок Волынского архиепископа Антония нимало не поколебал нашего исповедания и твердой решимости страдать за Истину.

С самого начала этой брани на Св. Горе Афонской и доныне, в изгнании, наша ревность не умаляется, а возрастает. Под мечами сопротивников наших на Афоне уже умирали члены нашего ополчения. Готовы и в дальнейшем умирать за защиту славы Имени Спасителя нашего, крепко держа знамя исповедничества, неся его к престолу Того Самого, Чье Имя противники наши тяжко хулят, а мы за Его защиту души свои полагаем.

Мы уверены, что есть Преосвященные Архипастыри, православно исповедующие Имя Божие, как и мы, изгнанники. Но враждебный нам кружок Антония Волынского, несправедливо восхитивший преимущества в Синоде, своим давлением не допускает им открыто выступить в защиту славы Имени Божия и с обличением тяжких хулений, выраженных Антонием в его журнале «Русский Инок».

Сила несправедливых преимуществ семиглавого кружка Волынского Антония заключается в одном лице, которое не из числа его, не является оно и восьмым. Это лицо не иерархическое, мирское, но служит фундаментальным основанием и душой заговорщицкой группы. Это — Обер-прокурор Святейшего Синода Владимир Карлович Саблер.

При выявлении этого имени Государь вздрогнул. Ибо Саблер был самым ответственным лицом, посредником между властью Государя и властью церковной – Святейшим Синодом. Саблер доносил Государю о судебных делах Синода, по вопросу об афонских имяславцах не в истинном свете, а наперекор истине, которую сейчас выслушал сам Царь от исповедников Истины. Перед Государем раскрылась ложь и насилие обозначенного Синодского кружка, а не всего состава Синода, безстыдный обман самого Государя, имевшего доверие Синоду как соборному лицу архипастырей. И вдруг такое несогласие, разделение в среде священных лиц, неправда и оклеветание правоверующих иноков, тогда как эти самые насильники-архиереи обнаружили свое богоборство в хулении Имени Божия. Виновные онеправдовали защитников правды, произвели над ними небывалое доселе насилие.

В продолжительной беседе наши четыре имяславца поведали Государю все главные преступные действия, причиненные нам, имяславцам, со стороны семиглавого Синодского кружка.

Саблер докладывал Царю о нас, как о бунтовщиках, революционерах и еретиках, в своем упорстве добровольно отрекшихся от монашества, добровольно бросивших свои Афонские обители и вернувшихся в свое прежнее мирское состояние.

Такая ложь и клевета Синодских безсовестных судей вызвали крайнее негодование в Государе. Перед ним стояли представители полуторатысячного сонма афонских изгнанников, имяславцев. Внешний вид их — поруганный, обезчещенный. На них острижены головы, бороды. Одеты они по-мирскому, в одни рубашки. Вид пречестных старцев, схимников, подвижников Св. Горы Афонской, со знаками тяжелых ранений от карательной экспедиции, приводил в содрогание семью Государя. Он горько плакал и сокрушался, а супруга и фрейлина рыдали, до истерики. Мужественное, непреклонное стояние за истину, твердая и решительная неуступчивость врагам, хулителям Имени Божия, решимость бранного ополчения стоять за Истину в защите Славы Имени Божия, в самом Государе и его семье вызывали глубочайшее уважение к имяславцам, претерпевающим горчайшие последствия беззаконных действий над ними враждебного кружка Синодского.

«Какая несправедливость!» — воскликнул Государь. — Вы имеете с ними спор, они же вас и судят, конечно, вы будете у них виноваты». В лице Государя выразилось решительное намерение дать иное направление курсу судебного дела об имяславцах.

Наконец, после долгой плачевной беседы, наши утешенные старцы от любви к Государю и его семье выразили желание увидеть Наследника Цесаревича. Его позвали. Вошел мальчик с красивым девичьим лицом, веселый, скромный. Августейшая мама, Государыня, объяснила ему, кто эти четыре обстриженные старцы в холщовых обношенных рубашках, и много дивился мальчик: они монахи? Он много видал по монастырям монахов, одетых в пышные широкие рясы и с большими волосами, а сейчас увидел ощипанных, в жалком виде. Но, несмотря на это, он усмотрел в лицах их любовь к себе, протянул им свою ручку. Монахи целовали его детскую ручку от полноты любви своей. Августейшие же родители, видя это, снова умиленно плакали.

Саблер докладывал об имяславцах, как о революционерах, а они засвидетельствовали верноподданническую любовь. На прощание, семья Государева щедро одарила наших старцев-имяславцев, утешенных беседой, уверив, что результат рассмотрения дела об афонских изгнанниках будет иной.

Прощаясь с представителями полуторатысячного сонма афонских иноков-имяславцев, изгнанников, и обозревая мысленно все, рассказанное ими от начала и до конца, Государь в кратких словах справедливо выразил свое определение в следующих словах:

«Из-за низкого и постыдного каприза пантелеимоновских соборных старцев, возникла такая тонкая, но по сути страшная, погибельная ересь, с потрясающими последствиями».

При этом в лице Государя выражалась глубокая, болезненная скорбь. Искренно, ласково, смиренно просил старцев сообщить ему письменно все о своих нуждах, требующих его помощи, обещая принимать к сердцу все просимое ими к исполнению. И опять, в той же придворной карете, старцы были возвращены на свое место при станции Бабино.

Глава 68. Наше впечатление от рассказа старцев, возвратившихся из Дворца

Прощаясь с Государем, мы читали в его лице затаенную болезненную скорбь. Вникнув в его личное положение, мы тоже сугубо скорбели о нем, обиженном треклятой сатанинской кучей Синодской. Высоко ценя и благочестиво храня святую веру Христову и благочестно почитая Богоустановленную церковную иерархию, право правящую слово истины, вверяя ей себя в окормление духовное, хотя и диадему царскую нося на главе своей, по закону же Церкви Христовой Помазанник Божий свято пребывал в послушании ей. Но вот вдруг, внезапно и неожиданно, из беседы с четырьмя нашими старцами-имяславцами, духовному взору Государя открываются лица не Архипастырей Церкви Христовой, но хищных волков в одежде овчей, лютые терзатели стада Христова, дикие звери, прокравшиеся в недра Церкви Христовой на ее разорение. Посему есть о чем скорбеть Государю. Есть о чем страдать и сокрушаться, ибо сии губители, воры и разбойники, проныры, лицемерно показав ему себя ревнителями веры православной и радетелями государственного покоя, скрытно же, по-диавольски коварно и лукаво, окрали его доверчивость, внушив ему свой драконовский план. Под видом ревности о вере они решили использовать его доверие, и царскую власть и от имени Царя снарядить боевой карательный отряд, пропустить его в третье государство, и извлечь из Афона непокорных «еретиков» и опасных для государства «революционеров».

Заговор Синодской кучи против исповедников Божества Имени Божия — это точная аналогия Каиафиного сонмища, которое, клевеща на ненавистного ему Иисуса, Понтийскому Пилату, игемону, предъявило требование распять Его. Так и куча Синодская, в лице защитников Славы имени Иисусова, Самое Имя Его дерзко предала на похудение и в ярости диавольской силилась задушить имяславие как ересь. Сладчайшее Имя Иисуса Христа назвала «номинальным». Защитников Славы Его назвала революционерами, опасными для государственного покоя. Все точно так же, как во времена предательства Спасителя...

Пилат — язычник. Он хотя и умыл руки свои перед народом, говоря: Неповинен я в крови Праведника сего, — но все же исполнил волю врагов Иисусовых, предал Его на распятие. Ныне же Синодская треклятая куча, истребляя самое Имя Иисусово из сердец православных, воровски обокрав власть благочестивого Государя, сделала его непосредственным участником всего афонского разбоя, облив иноческой кровью земной жребий Богоматерний, предала смерти десять иноков — мучеников за имя Господне.

Итак, было о чем сокрушаться Государю после открытия ему нашими старцами-имяславцами тайны беззакония, предсказанной св. апостолом Павлом (2-е Фес. 2 гл.), содеянной в недрах Церкви Российской. Царь уразумел, что и его державная рука там... И хотя он был обманут, но полностью вина с него не снимается.

По праву своей самодержавной власти Государь, в покаянных чувствах, вопрос об имяславцах передал решению Московской Синодальной Конторы, под председательством Московского Митрополита Макария, и тем освободился из кольца змеиной кучи Волынского Антония, очистился от безмерной тяжести греховного соучастия в заговоре богоборной кучи.

В неожиданном для нас приглашении во Дворец мы видим дивный Промысл Божий к раскрытию тайны беззакония, которая гнездится в семиглавой куче Антония Волынского. А что представляет собою эта куча, мы увидим потом. Сейчас же мы видим ее празднующей и ликующей о победе, над ненавистными для них имяславцами, а Государя — прегорько плачущим и в слезах глубокого раскаяния.

Итак, чего не могла допытать Государственная Дума запросами министерств, теперь судьбами Божиими кознь диавольской кучи обнаружена. Раскаявшийся Государь взял под свою защиту афонских страдальцев.

Глава 69. Иное направление об имяславцах

Высокопреосвященнейший митрополит Макарий, получив полномочие, потребовал немедленно освободить имяславцев, заключенных в Одесской тюрьме, — пятьдесят человек, и двадцать пять человек, содержащихся в заключении на подворье Андреевского скита в Одессе, и желал прибытия их в Москву.

Освобожденные имяславцы не знали, для чего их вызывают в Москву. Они подумали, что опять на суд, где потребуют подписку на отречение от исповедания Имени Божия, и решили укрыться в горные пустыни Кавказа. Из 75 человек в Москву поехали только семь человек. Эта горсточка — из 1500 иноков — была, естественно, недостаточна. А как вызвать из них большее количество, — в этом вопросе митрополит Макарий был в затруднении. Ибо все имяславцы разбросаны по России, лишены адресов и всяких личных документов и по распоряжению синодской кучи содержались под строгим надзором полиции. При таких трудных обстоятельствах создалась отсрочка рассмотрения дела для Синодальной Конторы в Москве. Эта отсрочка развязывала руки «кучи» вымещать свою злобу посредством печатания Синодального еженедельника «Церковные Ведомости» и газеты «Колокол». То и другое выписывалось всеми монастырями и всеми приходами Российской Церкви. Страницы этих изданий заполнялись статьями архиепископов: Антония Волынского, Сергия Финляндского и профессора Троицкого, который сопутствовал архиеп. Никону на Афоне при разгроме Афонских обителей. Самое дело об имяславцах у кучи было отнято. Но зато в печатных изданиях кучи раздались громы и молнии в адрес имяславцев.

Глава 70. В. М. Скворцов, издатель «Колокола», вразумлен к имяславию епископом Феофаном Полтавским

Ответственным редактором и издателем газеты «Колокол» был некто Василий Михайлович Скворцов. По духовному укладу он — православный христианин, человек искренний, простой и нелукавый, но духовно близорукий. До имяборческой ереси выпускаемая им газета была его личным частным изданием. А когда имяборческая ересь выросла в большую гидру и ей потребовалась раздельная, широкая проповедь, тогда она решила использовать, как свое орудие, газету «Колокол». Своим названием эта газета соответствовала Церковному Благовесту. Самого издателя В. М. Скворцова, приобщив в свои сотрудники, куча возвела в звание Синодального миссионера, хотя по своей не способности он никогда и нигде не выступал с проповедью. Однако, по назначению его органа, куча наименовала его Синодальным миссионером. Конечно, за услуги свои он щедро вознаграждался от Правительствующего Синода оплатой. Через такое свое соучастие он являлся популярным среди духовного ведомства. Обольщенный лукавством кучи, под чарами льстивой имяборческой речи, Скворцов, служа куче Антония Волынского, воображал, что этим приносит службу Богу. При содействии его «Колокола» Афонские изгнанники-имяславцы по всей России объявлены как опасные враги Церкви и Государства. По своему неведению и простоте Скворцов не понимал своего плена и угрожающей пагубы. Наконец эта опасность открылась ему случайно следующим образом. Когда он возвращался в Петербург из Крыма, где был на курортах, по пути заехал повидать ся с Полтавским епископом Феофаном. Скворцов весьма чтил его как великого подвижника и друга приснопамятного о. Иоанна Кронштадтского. Между иерархами Российской Церкви епископ Феофан был выдающимся Архипастырем. Его глубоко чтили все епископы. При свидании с ним, Владыка Феофан счел необходимым раскрыть Скворцову вопрос об Имени Божием так:

«Василий Михайлович, ты своей газетой вступил на службу Святой Церкви. Это похвально. Но тебе положительно неведомо, как используется твое издание, исходящее от твоего имени. На страницах твоего «Колокола» пишут враги Святой Церкви, и звон твоего колокола разносится по всему лицу земли Российской на развращение умов, на пагубу читающих твою газету. Ты смотришь на меня и недоумеваешь, в чем заключается этот вред.

Слушай и прими к сердцу в твое спасение. На Святой Горе Афонской возник богословский спор по вопросу об Имени Божием. Старцы и начальствующие лица Пантелеимоновской обители восхулили Имя Божие. Многочисленное братство этой обители разделилось на две стороны. Одна сторона в согласии с соборными старцами Афонской Пантелеимоновской обители восхулила Имя Божие. А другая сторона мужественно стала на защиту славы Имени Божия. Еретический яд имяборческой ереси разлился по всей Святой Горе Афонской. Действием сатаны он перелился и в Российскую Церковь. Богохульную ересь афонских старцев взяли под свою защиту некоторые члены Российского Синода, но не весь Синод. Вопрос усугубился. Воздействием членов Синода, т. е. кружка Антония Волынского, повинные еретическому греху союзники Афонских старцев, действовавших якобы с соизволения всего Святейшего Синода, защитников Божественной Истины, 1500 иноков, с поруганием изгнали из двух русских Афонских обителей в мир и подвергли лютому гонению. Беззаконные лица, восставшие на Божественную Истину и разгромившие Афонское монашество, тебе известны, они пишут в твоей газете.

Вопрос, воздвигший грозную бурю и потрясающий все здание Святой Церкви Христовой, заключается в духовной брани двух сторон. Правая сторона — иноки-исповедники, названные имяславцами, — пошли на все страдания, крепко держа в своих руках знамя защиты славы Имени Божия даже до смерти. И они понесут его к Престолу Страшного в Славе своей Судии, за Чье Имя полагают свои души, странствуя в изгнании на земле. Другая сторона — гонители правых, держащие свое лютое оружие, в ожесточении до самой смерти. Они же и пишут на страницах твоей газеты».

Продолжительная и вразумительная беседа Преосвященного епископа Феофана раскрыла глаза Скворцову. Он уразумел, что своей газетой служит богохульной имяборческой ереси. Как искренний христианин, с простым и нелукавым сердцем, по своему неведению он подпал под влияние губителей-еретиков, которые заполняли его газету материалом, исполненным страшного хуления на Имя Божие, преследующим защитников его. Поэтому, искренне раскаявшись, тут же, на приеме у Преосвященного Феофа на, он написал и послал телеграмму в Петербург, в редакцию своей газеты «Колокол», следующего содержания:

«До моего приезда да не преступают ноги в редакцию Колокола епископов: Антония Волынского, Сергия Финляндского и профессора Троицкого».

Из Полтавы, по совету Преосвященнейшего Феофана, Василий Михайлович Скворцов заехал в Киев повидаться с афонскими изгнанниками-имяславцами и лично от них услышать истину, за которую подверглись гонению 1500 исповедников от Синодальных епископов.

Глава 71. Скворцов в Киеве на беседе с имяславцами

Проживавшие в Киеве изгнанники-имяславцы, разъясняя вопрос, заявили Скворцову: «Мы защищаем славу имени Господа нашего Иисуса Христа. «Иисус» — знаменует наше спасение от мучительства и власти диавола, возведение рода нашего в первое блаженство. Имя Божие есть Сила Божия, Животворящая и Спасительная. Имя Божие есть Слава Божия. Сила и Слава Божия, неотделимы от Сущности Божией. Сам Бог пребывает в Своем имени. Эту именно Истину и выражает приснопамятный пастырь о. Иоанн Кронштадтский, говоря: «Имя Божие есть Сам Бог». Эту Истину мы, иноки Афонские, исповедуем и защищаем от хулителей Имени Божия, которые Всесвятое и Божественное Имя Господа Иисуса в своих хулах низвели на степень своего тварного рабского имени. Нас, 1500 иноков-имяславцев, изгнали из наших Афонских обителей и бросили на растерзание в злобный мир. Синодская беззаконная кучка архиереев учинила над нами иезуитский разбой, действуя от имени всего Синода, тогда как большая часть членов Синода этому греху непричастна. Вы, Василий Михайлович, своей газетой «Колокол» служите службу этой еретической кучке и несете тот же грех перед Судом Божиим». Этот укор страдальцев иноков, после беседы Скворцова с епископом Феофаном, привел его еще к большему вразумлению и к глубочайшему раскаянию. Он поспешил вернуться в Петербург и свою газету «Колокол» обратил на защиту страдающих иноков Афонских, в которой живое участие приняли защитники славы Имени Божия, знаменитые профессора Московской Духовной Академии: М. Д. Муретов, М. А. Новоселов и другие.

Такой оборот дела был смертельным ударом в голову адской змеи — беззаконной сатанинской кучи, а для Скворцова послужил лишением чести и звания Синодального миссионера, отстранением его от сотрудничества с ней. Освободившись от греховного союза с богохульной кучей, Скворцов обрадовался и почувствовал духовное облегчение.

С изменением направления газеты «Колокол» по Афонскому вопросу изменился и взгляд у читающих иное содержание других, неимяборческих писателей, которые в первых строках своих статей ясно и подробно излагали всю суть дела, смело обличали погибельную имяборческую ересь нечестивой архиерейской кучи — членов Синода, сумевших в глазах верующего общества зарекомендовать себя учеными богословами, однако — по подобию прежде бывших ересеначальников, тоже ученых: Ария, Нестория, Македония и множества других богомерзких еретиков. Как древние, так и нынешние ученые, изрыгнули тяжкую хулу на имя Божие. Страницы газеты «Колокол» заполнялись ложной информацией. Истина извращалась, в душах верующих насаждалась пагубнейшая имяборческая ересь. Но злоба их обнаружена, ложь и клевета на истину обличились. Оружие печати, посредством которой они вводили в заблуждение души простых верующих, у них отнято.

Теперь «Колокол» начал звон благовеста исповедания в защиту славы Имени Божия. А так как еретическая кучка Синода с самого начала брани льстиво и обманным путем действовала от имени всего Синода, то, в силу канонических законоположений, подвластное Синоду приходское духовенство и их благочинные, являясь слепым орудием Синодской кучи, выполняли ее предписания, мстили имяславцам при содействии полицейских властей и урядников. Такое положение особенно обострилось в последние дни, когда Московский Митрополит Макарий замедлил рассмотрение нашего имяславческого дела. И вот, под давлением такого насилия над нами, мы, имяславцы, решили отложиться от Синода, впредь до опровержения им имяборческой богохульной ереси и до прославления похуленного Имени Божия.

Братство наше, проживающее в лесных дачах при станции Бабино, являлось нашим средоточием. Собраться там всем нам было невозможно. Велась лишь только переписка с жалобами. Туда и были направлены наши подписи. Нам отечески покровительствовал архиепископ Арсений Новгородский.

Такой оборот дела крайне встревожил Митрополита Макария, ибо вся Москва, внимавшая афонскому вопросу, взволновалась против Синода, оказывая сочувствие имяславцам. Поэтому Митрополит Макарий поспешил послать епископа Модеста Верейского, викария Московского, на переговоры с имяславцами в лесные дачи при ст. Бабино, убедить нас оставить дело отложения от Синода. При этом открылась возможность пригласить нас в большем количестве на заседание Московской Синодальной Конторы для решения нашего Афонского вопроса.

Присутственное заседание Московской Синодальной Конторы состоялось под председательством Митрополита Макария, в присутствии всех викарных епископов Московской епархии, всего духовенства города Москвы, настоятелей Московских монастырей и представителей Троице-Сергиевой Лавры. Так что состоялся немалый собор, на котором имяславцы исповедали свою веру во Имя Божие. А согласно нашему исповеданию, и самый суд всего собрания заявил свое единомыслие с нами, и все члены собрания просили не делать церковного разделения отложением от Синода, ибо куча Антония Волынского не есть Синод, а лишь от имени его произвела беззаконное насилие над нами.

На этом суде Московской Синодальной Конторы были восстановлены все наши права монашеские, священнические, в каких мы были на Св. Горе Афонской, и открыты были нам права поступать в любой монастырь по всей России. На Афон же возвратить нас было немыслимо, ибо Св. Гора Афонская находится в третьем государстве, в Греции.

Итак, Московская Синодальная Контора даровала нам оправдание. В те самые дни скончался Киевский Митрополит Флавиан, обрадованный правым судом над нами, при посредстве Митрополита Макария. Оба эти иерарха — усерднейшие защитники нас, афонских изгнанников.

На место покойного Митрополита Киевского Флавиана волею Государя был переведен Митрополит Владимир, Санкт-Петербургский, в качестве его понижения. Петербургская митрополия почиталась тогда первенствующей. Второй была Московская, а третьей — Киевская. Антоний Волынский (Храповицкий), волею Государя, с высшей, Волынской, переведен на низшую, Харьковскую, епархию. Но этот перевод на низшие епархии не смирил, но еще более раздражил зверя, и семиглавие осталось то же самое.

Определением суда Московской Синодальной Конторы мы, афонские изгнанники, получили право свободно устраиваться в Российских обителях. Всех нас 1500 иноков. Среди нас очень много стариков. Все мы имеем и храним силу любви. По связи и чину Афонского жительства нерушимо проявляем заботу и попечение друг о друге. В силу этой духовной связи желательно было всем нам собраться в единое братство и жить по нашему Афонскому уставу и чиноположению. Преосвященнейший Московский Митрополит Макарий одобрил и благословил наше намерение.

На Кавказе, на берегу Черного моря, есть древний пустынный полуразрушенный храм «Пицундский», место назначения ссылки и заточения великого пастыря и святителя Иоанна Златоуста. Место пустынное. Вот мы его и избрали с целью собраться при сей святыне воедино всем изгнанникам афонским имяславцам с условием: личным трудом всего нашего братства восстановить сию древнюю заброшенную святыню, основать при нем святую обитель, во всем подобную нашим Афонским обителям. По этому вопросу мы обратились к Государю, прося его разрешения. С большой радостью он разрешил, обещая оказать материальную помощь на устройство святой обители. Когда мы уже готовы были приступить к святому делу, Синодская куча, наперекор власти Государевой, расстроила наши планы и не допустила нас к основанию обители.

Тогда мы стали просить готовую обитель в Крыму, по названию «Балаклава», которая имела небольшое число своего братства. Государь, огорченный упорством кучи, нежелавшей отдавать нам «Пицундский» храм, дает свое согласие на наше вселение в Балаклавскую обитель. Но раздраженная на нас и на самого Государя куча проявила дерзость и не допустила нас в Балаклаву. После второй неудачной попытки найти себе приют в стране нашего изгнания, мы останавливаемся на вопросе: откуда, на самом деле, такая наглость, не у Правительствующего Синода, а у пресквернейшей диавольской кучи разбойников, связывающей руки Самодержавного Государя Императора?

В журнале «Воскресный день» № 27, 1901 г. мы читаем: «В 1881 году, Константинопольский Патриарх Иоаким II обратился с ходатайством к Государю Императору Александру III о даровании в Москве для Константинопольской Церкви подворья, и по Высочайшему повелению оно было дано при Церкви Св. Сергия, что в «Крапивках». Доходы с подворья предназначены были на содержание построенной им, т. е. патриархом Иоакимом? семинарии на острове Халки. О Святейшем Синоде тут и помину нет, он и языком не пошевелил, ему, конечно, и на ум не приходило вмешательство в волю и повеление Государя, несмотря на то, что дар предназначался иностранной Церкви.

Настоящая история начинается сказанием об основании обители Нового Афона. Тогдашние благочестивые старцы Пантелеимоновские, Старого Афона, с предложением этого вопроса обратились к Русскому Правительству, главой которого был самодержавный Государь Император Александр III. И по воле Государя воздвигалась славная обитель «Новый Афон» на глухом пустынном побережье Черного моря, на месте полуразрушенного храма Симона Канонита. О Синоде здесь тоже и помину нет.

На станции Борки, недалеко от Харькова, на месте крушения царского поезда и чудесного спасения самого Государя Александра 3-го и всего царского семейства его, сам Царь сей повелел воздвигнуть величественный храм и при нем основать святую обитель. И здесь не было места голосу Синода, ибо он был не более как верноподданный Самодержавному Императору служитель Святой Церкви Российской, ее Высшим духовным управлением. Власть же создания святых храмов и обителей, время и место их — издревле полностью принадлежала князьям и царям. Это мы видим и в Киеве, где много созданных храмов св. Князем Владимиром.

Довольно одного этого указания на все времена минувшего христианского благочестия, чтобы уразуметь — кому принадлежала власть созидать святые храмы и обители. В благоговейных чувствах к храмозданию обратим наш духовный взор в самую глубину древности первых веков христианства, к началу торжества и господства святой веры Христовой. Когда после языческих царей — гонителей христианства действием дивного промысла уверовали во Христа Царь Константин и матерь его Елена, то Царица Елена в своей святой ревности отправилась в Иерусалим на взыскание Животворящего Креста Христова и, после многих трудов обретши его, создала первый величественный храм во имя Воскресения Христова на месте Голгофы и Живоносного гроба Господня. Сопутствовавший ей святой Сильвестр, папа Римский, освятил сей первый храм. После этого святая Елена воздвигла многие другие храмы, там же в Иерусалиме, а святитель Христов Сильвестр освящал их.

Да и сколь великое множество отшельников, пустынножителей, основателей обителей и храмов Божиих у нас на Руси и во всем христианском мире, которые не спрашивали разрешения ни у Патриархов, ни у Синода, но вольно и свободно, движимые любовью к Богу, созидали храмы и обители там, где облюбовал их духовный взор, на месте их подвигов.

Из всех времен христианства — только один гнусный пример: куча Волынского Антония. Она связала руки Императора и не допустила его создать святую обитель при Пицундском полуразрушенном храме, воспретила ему дать покой имяславцам в Крыму, в Балаклавской обители. Один только сатана — враг строительства святых обителей и храмов Божиих. Ему свойственны вражда и ненависть к Богу и к подвижникам Его.

После этого, кто из верующих, искренно любящих Бога, не убедится, что куча Волынского Антония вдохновляется и движется этим самым духом сатаны, который в ней гнездится и составляет одно ядро зла, направленного против Имени Божия и его защитников — имяславцев.

Посмотрим, как снеслось это адово яичко, и увидим, что раскол Святейшего Правительствующего Синода и засилие в нем разбойников получились по вине самого Государя Николая II. В чем же виноват кроткий Государь? В том, что был неосторожно доверчив стоящим у кормила духовного. Он полагал, что все там ангельски свято, не представлял себе Евангельского сказания, что и в среде 12-ти Апостолов Христовых один из них был диавол.

Император Петр I Великий по своей самодержавной власти, а главное, по ревности о благочестии, имел оенование при важнейших вопросах церковных лично находиться в присутственном месте заседания Святейшего Синода и принимать участие в рассмотрении их. В житии святителя Митрофана Воронежского и в истории Русской Церкви рассказывается, как Петр, еще малым отроком-подростком, на Церковном Соборе в Москве проявил сильную волю и ревность о благочестии против раскольников, старообрядцев, хуливших православную веру Российской Церкви, и таким же ревнителем он остался до самой смерти. Итак, еще в отрочестве своем столкнувшись с врагами православия и благочестия, пришедши в возраст самодержца, он не остался в стороне от дел правления Церковного. Он не управлял Церковью, но благочестно наблюдал справедливость церковного правления. А это является законным и похвальным покровительством и ограждением Святой Веры Православной, по подобию древних греческих императоров: равноапостольного Константина, Феодосия Великого и других. Ради этого он учредил свое «царское кресло» в присутственном месте заседания Святейшего Правительствующего Синода на все времена, для последующих Государей, и тем самым обязывал их внимать вопросам Церкви Христовой, лично выслушивать о важнейших делах в вопросах Церкви. О прочих же, меньших делах Церковных, наблюдать он установил должностное лицо в чине Обер-прокурора при Святейшем Синоде. Это лицо положительно не имело никакой власти, а всего только уполномочивалось от имени Государя, присутствуя на заседаниях Синода, выслушивать дела правления Церковного, дабы, по докладам сего лица, Государь мог постоянно осведомляться о деяниях Синода. Русские Государи от самого Князя Владимира Святого, по преемству, были благочестивыми ревнителями святой Веры Христовой. Царское же Петрово кресло в присутственном месте Церковного правления учредилось вследствие спорных столкновений православия со старообрядческим расколом. Контрольное Царское кресло в Синоде было всегда ненавистно всем врагам Святой Веры Христовой.

Но вот, в наши дни, в начале 20-го века, а именно в 1911 году, возник на Святой Горе Афонской спорный вопрос, несравненно важнейший старообрядческого раскола. Последний выражался в безпорядочности внешних церковных обрядов и обычаев, нарушавших чин и благолепие Церковных Богослужений, в грубом искажении и ошибках старообрядческих книг церковных, вошедших вследствие малограмотности переписчиков этих книг. Множество и других грубых несогласий мутило строй и единение церковного православия, подробности которых описывает святитель Димитрий Ростовский в своей книге: «Розыск о раскольническом учении». Так что грубые заблуждения старообрядчества являются для него обличением и укоризной.

Афонский же потрясающий вопрос явился тонкой лукавой ересью, тяжким хулением Имени Божия, и он есть тот самый, о котором святой тайновидец Иоанн Богослов пишет в 13-й главе Откровения. Когда эта хула со Святой Горы Афонской перебросилась в Российский Правительствующий Синод, сей апокалиптический семиглавый зверь — хулитель Имени Божия — быстро нашел в Синоде свое гнездилище по числу своему в семи архиерейских душах, членов Синода. Звериная семерка обособилась в Синоде в свою отдельную кучу и действием вселившегося в нее адского зверя, лукаво скрыв свою личину, святотатственно и воровски присвоила себе наименование Синода. Но она отнюдь не Синод. Ее мы в нашей истории именуем «куча бесовская». Вот эта самая куча, под именем Синода, с самого начала вражды на имяславцев, угрозами и действиями готовясь раздавить их военной силой, копала ров кроткому, доверчивому Государю Николаю II, и всей Державе его. Должностное лицо Обер-прокурора, установленное еще Петром I, в дни засилья в Синоде семи главого зверя, было немцем из лютеран, действием сатаны пронырившим на должность докладчика Государю Николаю II о делах Синода. Но служил он не Государю, а богомерзкой куче Волынского. Он диавольски докладывал Царю ложь и клевету на имяславцев, чтобы ввести его в заблуждение, возбудить в нем негодование на имяславцев как еретиков, пагубных для православной веры, и как революционеров, опасных для государства. Вот в чем падает вина на голову Государя. В том, что, наивно веря такому докладу, он не побудился Петровой ревностью войти в присутственное место заседания Синода, воссесть в Царское кресло и лично убедиться в истинности грозных извещений об Афонских иноках-имяславцах, как докладывал ему Саблер. Если бы он выполнил свою обязанность и лично проверил то, о чем докладывал ему Обер-прокурор, тогда куча, а с нею ложь, клевета и неправда, в присутствии полного собрания Синода, как дым, исчезли бы с посрамлением, а истина воссияла и прославилась бы во славу Божию.

Обозревая эти последствия и обнаружив виновного, мы падем в великий грех, если дерзнем бросать камни в виновного, не ведая судеб Божиих, почему сей последний Государь не подвигся ревностью первых Государей лично проверить выслушиваемое из Синода дело афонское, по докладу и доносам Саблера, которые по существу ложные. Если мы, последний остаток верных христиан, уже полстолетия кипя в мировом омуте посреди разлившегося зла, родившегося на Св. Горе Афонской и разлитого по лицу всей земли, видим его последствия в анархическом хаосе, сотрясающем вселенную, то должны уразуметь, что не без попущения Божия подверглась небывалым бедствиям вся поднебесная.

Время пришло! И дни предконечные уже настали, предреченные Самим Господом Иисусом Христом в Св. Евангелии, с страшными событиями, имеющими совершиться неизбежно перед Вторым Пришествием Христовым, Судии живых и мертвых! Это о наших, текущих ныне днях, сии предречения Господни!

Нас достигло время исполниться концу совершенства и полноты строительства Церкви Христовой, воинствующей на земле, да воссоединится Всемирным Судом Христовым с Небесной, Торжествующей!!! Да, Церковь земная, воинствующая и теперь в неразрывной связи с Церковью Небесной, торжествующей. Но эта связь, если так можно выразиться, духовно-мистическая. А тогда, после Всемирного Суда Христова, обе Церкви будут соединены непосредственно, лицом к лицу...

А если так, то и царское контрольное кресло упразднилось в Синоде, давая место злу. Ибо пришло время попущения от ступлению и действу области темной, во испытание последним, предконечным искушением живущих на земле, о нем же глаголет св. апостол Павел: «Не спешите колебаться умом... будто уже наступает день Христов... ибо день тот не придет, доколе не придет прежде отступление» (2 Сол. 2 гл.). Св. апостол Павел писал это в свои апостольские времена к жителям Солунским. Наши же дни, когда уже на исходе второе тысячелетие со времен апостольских, видим исполнение зрелости предреченных времен полного всемирного отступления, о котором говорят и другие святые Апостолы. Но, дабы еще более утвердить себя в этой истине, вонмем, что глаголет Сам Господь наш Иисус Христос в Святом Евангелии: ...обаче Сын Человеческий пришед убо, обрящет ли веру на земле? (Лк. 18, 8). Вот это и есть предсказание о наших днях.

Вниманию малого остатка благочестивых христиан вполне должно быть уразумеваемо, что небывалому нынешнему отступлению и тяжкому богохульству положила начало богохульная имяборческая ересь. Св. апостол Петр говорит: ...будут лжеучители, которые введут пагубные ереси, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель. И многие после дуют их разврату, и через них путь истины будет в поношении (2 Пет. 2, 1-2). Это предсказание Апостола, очевидно, исполнилось на нашем времени. Кто первый открыто похулил Имя Божие в России? — Имяборцы. Вскоре после официального похуления Имени Божия большинством иерархов, духовенства и христиан совершилась безбожная революция — попущенное Богом отступление, — которая дала широкую дорогу к безбожию и открытому богохульству. — Имя Божие стало произноситься только в ругательствах, без всякого запрета со стороны безбожных властей. И повинна в этом семиглавая гидра, куча Синодская. Это о ней сказано в Апокалипсисе: ...и отверз он (зверь), уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе (13, 1-6). Из этих слов весьма очевидно, что хула на Имя Божие есть хула на Бога, а хула на Бога есть хула и на Имя Его Св. апостол Павел говорит: Подобает бо и ересем в вас быти, да искусные явлени бывают в вас (1 Кор. 11, 19), то есть умудренные благодатью Божией к борьбе против ересей, возникавших в разные века христианства. А в наши дни против ереси имяборческой, тяжко восхулившей Державное Имя Божие.

Мировые перевороты не дали времени к рассмотрению и обсуждению важнейшего Афонского вопроса. А он-то, собственно, и есть причина всему ныне происходящему, потрясающему и колеблющему все мироздание. Ныне он забыт, отброшен в сторону, ни во что вменен осатанелым миром. Но зато он объявится первейшим грехом для гордой твари, поругавшей Славу Божию, когда труба Архангела призовет хулителей к ответу перед Страшным Престолом Того, Чье Имя низвели на степень своего рабского имени.

На земле в этом веке не нашлось ни времени к рассмотрению вины, ни самой ревности по Истине, требующей Соборного Суда Церковного для определения достойного наказания дерзким хулителям Имени Божия. Суд Московской Синодальной Конторы не есть окончательное решение вопроса. Однако оправданием имяславцев он, можно сказать, засвидетельствовал тяжкую греховность хулителей Величия Имени Божия. И это служит достаточным обличением скрытого буйства против Бога номинальных лжеархиереев, обманувших Государя и обольстивших миллионы народной массы. Об этом есть предсказание старца Глинской пустыни о. Порфирия: «Со временем падет вера в России. Блеск земной славы ослепит разум. Слова истины будут в поношении. Но за веру восстанут из народа неизвестные миру и восстановят попранную истину». Это сбылось на событиях афонских. Истина есть Имя Божие. Имяборческая ересь хулами своими подвергла тяжкому поношению славу Имени Божия, низвела его на степень тварного имени. Защитники же его имяславцы, «необразованные монахи», ничтожные, презренные, «грубые мужики-лапотники», «неизвестные миру», мужественно пошли в изгнание, на лишения и страдания, тяжесть и лютость которых ведома Единому Богу, и в непоколебимой ревности своей засвидетельствовали православное свое исповедание Имени Божия на соборном Суде, на котором были оправданы Судом Московской Синодальной Конторы. От тех грозных дней изгнания с Афона защитников славы Имени Божия в 1913 году прошло уже полвека. Если ненашлось времени и ревнителей для рассмотрения сего вопроса, то опять же мы, имяславцы, во весь голос возглашаем: внимай и услышь, Вселенная!

Не нашлось ревнителей потому, что на земле нет достойных рассуждать о нем!!! В имяборчестве повинны, за немногим, все пастыри Церкви Христовой.

Во-первых, Вселенский Константинопольский патриарх Иоаким 3-й осудил нас, имяславцев, как еретиков. Каратель и убийца Никон, везя нас с Афона избитых, израненных, постарался мимоходом повидаться с ним. Хвалясь своей победой над нами, Никон лично от него удостоился одобрения и похвалы: «Кала! кала! кала!» — за разгром и арест имяславцев (т. е. хорошо, хорошо, хорошо!).

Посему, если Вселенский Патриарх погряз в богохульной имяборческой ереси, то кто правомочен созвать Вселенский Собор Церковный? Где найти Константина, Апостолам равного, где найти пастырей на Вселенский Собор, подобных пастырям, собравшимся против еретика Ария? Были, конечно, скрытые защитники Славы Имени Божия, такие, как Московский Митрополит Макарий, Киевский Митрополит Флавиан, архиепископ Феофан Полтавский (Быстров), епископ Феодор Поздеевский и другие святители. Но они, наподобие Иосифа и Никодима — советников жидовского сонмища, тайных учеников Христовых — настолько тихи и кротки, что не могли открыто выступить вопреки Синодской куче, не смели и языком пошевелить в защиту Славы Имени Божия. Откуда была такая придавленность? Перед кем страх? Кто овладел их душами христианскими?

Втайне и ныне живет малый остаток христианский в боязни и трепете. Вот к этому остатку обращаясь и взывая, спрашиваем: кто не поймет, что куча Волынского Антония — есть тот самый семиглавый зверь, о котором в Апокалипсисе пишет святой тайновидец Иоанн Богослов?

Братья христиане! Не зверь этот страшен. Страшно потерять веру и любовь к Богу и не иметь надежды на Него. Пробудись от сна невеста, се в полунощи Жених, от небес грядет безвестно, с мертвыми судить живых! Близок есть, при дверях, час сей! Семиглавый зверь — самый яркий признак предконечного времени. Это мы видим от самой его хулы на Имя Божие с 1911 года. Окончательно же обнаружил он свои звериные рога в 1913 году, когда изгнал с Афона исповедников славы Имени Божия. Брань с ним состоит в том, чтобы при всех его диавольских угрозах и кознях ни на йоту не уступить ему, в какой бы вид он ни преображал свое лукавство, которое усматриваем с самого начала описываемой нами истории. С нашей стороны необходимо нужны вера и любовь к Богу и крепкая надежда на Него, всецелая преданность Ему, сила, мужество, терпение, мудрость, решимость страдать за Истину и прочие духовные дарования, которые отнюдь не наши, но Божий дар. О себе мы знаем, что крайне немощны, слепы духовно, всегда в опасности грехопадений, согрешаем на всех путях нашей жизни делом, словом, помышлением и без помощи Божьей ничего не можем сделать доброго. Сего ради, всей стороной духа нашего, мы должны быть обращены к Богу молитвенно, в покаянии, постоянно поучаться в Священном Писании, учении святых отцов и святой Псалтири. Только живущие в помощи Бога Вышняго, в селениях Его водворятся.

На протяжении всей описываемой нами истории, часто повторяется о нас самих: «мы имяславцы», «мы защитники Славы Имени Божия». Все мы, да мы... Читатели нашей истории могут вменить нам это в порок самохвальства, высокого о себе мнения, поставить нам это в укоризну. Но такой суд о нас будет неоправданным. Выражение «мы» да «мы» образовалось с самого начала по существу нашей брани со вратами ада, с первых дней нашего выступления в защиту славы Имени Божия на Святой Горе Афонской. Еретики-имяборцы, враги Божии и наши, хулят Имя Божие. А мы, рабы Божии, имяславцы, при помощи Божией утвердили себя в непоколебимой решимости умереть за Честь и Славу Имени Божия. Не нам, Господи, не нам, но Имени Твоему даждъ славу, — воспевает святой царепророк Давид.

Наша духовная брань состоит из двух сторон. Еретики-имяборцы, хулящие Имя Господне, — это левая сторона, враждебная Богу и нам. А мы, исповедники Божества Имени Божия, — правая сторона. Мы, имяславцы, тверды в решимости до самой смерти ни на йоту не уступать хулителям Имени Божия в нашем исповедании. Сторона, враждебная Богу, выросла в семиглавого дракона и слилась в союз со всеми силами ада.

А мы, горсточка, всего тысяча пятьсот иноков со Святой Горы Афонской, облекшись силою Имени Божия, стоим за истину даже до смерти.

Имя Божие есть Сила Божия. Сего ради, кто — на нас, если с нами Бог, во Имени Своем?! Облеченные непобедимым оружием — силою Имени Божия, — утверждаем: «Мы — защитники Славы Божией! Этими последними строками о себе мы стараемся уяснить способность, потребную для защиты Славы Имени Божия, которая (способность, или ревность) не усматривается в последнем роде христианском даже у тех, которые стоят у кормила Церковного. Посему и остался вопрос имяборчества без соборного рассмотрения и суда. И до сих пор Имя Господне, похуленное имяборцами, не прославлено ни Вселенским, ни Поместным Церковным Собором, и до сих пор «имя Божие хулится во языцех» (Пс. 73, 18; Плач. 3, 61; Ис. 28, 14-18; 52, 5; Иез. 36, 20-21; Рим. 2, 24).

Теперь рассудим, почему не нашлось времени на рассмотрение сего вопроса. Тяжесть греха имяборческой ереси так велика, что сразу же после изгнания защитников Славы Имени Божия в тяжкое заточение был снят покров Божий от земли за хулу на Имя Господне и предана она сатане. И возмутилась вся поднебесная. Ровно через год загремели тысячи смертоносных орудий, обнажились мечи к убиению друг друга, восстали брат на брата, обезглавились земные царства, внедрился анархический хаос.

В 1913 году кровь защитников Славы Имени Божия, прежде всего, пролита на Святой Горе Афонской рукой лжеархиерея Никона, во время молитвы монахов-исповедников.

В следующем 1914-м, ровно через год, вспыхнула мировая война, и потекли потоки крови во всей поднебесной. Вот и времена!.. Война помрачила умы, озлобила сердца. Где же тут рассуждать об Имени Божием, когда, надрываясь злобой, человечество завопило: «Бога нет!»

Не страшно ли тем, у кого уцелел разум?.. И вот мы, афониты, видим исполнение заголовка видения незабвенного нашего старца миссионера отца Арсения: Гнев Божий грядет на вселенную, земля обольется кровью, — 46 лет тому назад, как это сказано было нами. И в событиях последующих лет мы читаем исполнение того видения.

В пустынных горах Кавказа подвизался другой старец — Иларион, соименный автору книги «На горах Кавказа». И вот старец оный Иларион, имея под своим руководством большое число учеников-пустынников, рассыпанных по горам, восхотел объединить их в одно братство по уставу скитских обителей древнего монашества. Для сего необходимо было построить соборный скитский храм, а вокруг него разместить маленькие келейки для учеников, чтобы каждый жил в уединении, а в субботу и воскресенье всем собираться в храм на общее Богослужение. Такие скиты были и на Св. Горе Афонской. Желанию сего старца Илариона соизволяли все его ученики. Для устройства в пустынных горах храма для начинающейся обители скитской у старца Илариона было много доброжелателей мирян в Москве и Петербурге. Иларион усердно молился в своих подвигах, испрашивая на то Божие соизволение и благословение.

В 1912 г. он проявил особенное усердие к скорейшему исполнению своего святого намерения. И вот, во время молитвы, мгновенно предстал пред ним светоносный Ангел Божий и в ответ на его усердную молитву воскликнул: «Поздно строить монастыри!» — И стал невидим.

Глава 72. Видение звезд старцем Порфирием

Час кончины преп. Серафима Саровского был открыт сему старцу Порфирию, который видел душу Серафимову, возносимую на небо Ангелами Божиими.

У старца Порфирия под его руководством были ученики, той же Глинской пустыни иноки. Однажды они, по обычаю, собрались к нему на вечернюю беседу духовную и увидели его весьма печальным, со слезами на глазах. С полчаса старец молчал. Тяжело было ученикам смотреть на своего опечаленного старца. Наконец, он вздохнул и промолвил: «Чадца! Вы видите меня скорбным и печальным. Внимайте, что аз поведаю вам. Окончив чтение Божественного Апокалипсиса св. Иоанна Богослова, я, умиленной молитвой, воззвал: «Господи, каковы же наши текущие дни, и что грядет на главы наши?» И се вижу восходящую звезду с востока, зело великую, светлую и славную, светом своим озаряющую всю поднебесную, ее окружали сопутствующие ей звезды, достойные ее — светлые и славные. И дошла звезда сия до своего запада, и бысть мне глас: «Се звезда Императора Александра Первого Благословенного» (| 1825. — Сост.).

По сем вижу вторую звезду, восходящую с востока, светлую, славную и еще величественнее первой звезды, и сопутствовали ей меньшие звезды, достойные славы ее, светлые и славные. И дошла звезда сия до своего запада, и был глас мне: «Се звезда Императора Николая Первого» (Павловича, | 19.02.1855, — Сост.).

По сем вижу третью восходящую звезду с востока, еще более величественнейшую и превосходнейшую предыдущих звезд, и сопутствовали ей окружавшие звезды, достойные ее, светлые и славные. Но, о, чадца мои! Звезда сия величайшая цвета кровавого! Дошла звезда сия до полпути к западу, вздрогнула и упала. И бысть глас мне: «Се звезда Императора Александра Второго». «Убит будет царь среди своей столицы, рукою освобожденного раба» (| 1.03.1881 скончался в муках. — Сост.).

Затем вижу четвертую восходящую с востока звезду, превосходящую все первые звезды величием и славою и яко солнце сияющую, и сопутствовали ей славные, великие, достойные ее чести и славы меньшие, окружавшие ее звезды. Но не дошла до запада и сия звезда, на полпути к западу угасла. И слышу глас: «Се звезда Императора Александра Третьего». — Вывод из это го для нас ясный — время сократилось взятием с земли Царя-Миротворца (| 1894. — Сост.).

По сем вижу пятую звезду, восходящую с востока — и не сказал старец о звезде сей, какова она и в каком окружении, но воскликнул: «О чадца мои!» — закрыл лицо руками и прегорько зарыдал, и, не наименовав пятую звезду, сквозь рыдания возглаголал о близости кончины мира и заповедал: «Бдите, чадца, и молитесь!..»

Старец видел, в каком окружении эта звезда, но не сказал (промыслительно) даже имени сей звезды. Нам же, остатку христианскому, ныне ясно и разумно, что последняя звезда — Императора Николая Второго, в окружении кольца змеи, семиглавой кучи Волынского Антония и множества лютых диких кровожадных зверей, скверных и гнусных гадов пресмыкающихся.

Спутники славных и пресветлых звезд — это верные государственные мужи, мудрые и благочестивые советники, министры, соправители Императора.

Знаменитый Император Александр Третий Миротворец почил о Господе в 1892 году на руках блаженной памяти всемирного молитвенника, протопресвитера, отца Иоанна Кронштадтского. Так объявлялось в Манифесте Николаем Вторым о смерти Родителя.

Почивший Государь Император Александр Третий попремногу чтил и любил о. Иоанна Кронштадтского, которого вызвал к смертному одру своему, и о. Иоанн неотлучно пребывал у изголовья Императора в последние предсмертные часы его. «Отец Иоанн, держите руку вашу на голове моей. Мне бывает легче, когда вы кладете руку вашу на мою голову». — Это последние слова умирающего царя земного, отходящего душой к Царю Небесному.

Почивший Государь Император по всей правде был благочестив и праведен пред Господом, он был живым примером всему народу русскому. Своей праведностью он уподобился Израильскому Царю Давиду, мудростью — Соломону, сыну Давида. По кончине Александра Третьего, Царя-Миротворца, кончился и мир на земле.

Читатель! Берегись осуждать последнюю звезду, знаменующую Императора Николая Второго. Не он причиной земных бедствий является, ибо он — Помазанник Божий и был высоко благочестив. Но время пришло к концу, который неизбежно должен совершиться. Николаю Второму дан жребий от Бога быть последним Государем. Все, что деется на земле безумного, готовилось за много-много лет раньше, годами, десятилетиями, но было удерживаемо Державным Именем Божиим (небесный Держай). Ныне же настало время, предреченное Богом в Святом Евангелии: войны, глады, моры, землетрясения, восстал народ на народ и царство на царство; вражда, народные смятения, другие бедствия, а главное — безбожие, отступление от Бога и все прочее безумное, богохульное. Всему этому отнюдь не Царь Николай Второй является причиной, но в его царствование взят мир от земли, и сам он стал признаком близости Второго Пришествия Христова. Конец его Царского поприща увенчан венцом мученическим. Его восход на царский престол был безчестен, день его коронования обагрился кровью, и кровью закончились царство и жизнь его. У Государя не было близких друзей. Напротив, в его окружении был самый злой и коварный, подлый и жестокий враг — куча Синодская, змея адова. Но дух его благочестия не угасал даже в страшную для него годину напора всех сил ада.

Мы почитаем его как мученика. В его царствование благоволил Господь прославить трех Своих святых угодников: святителя Феодосия Углицкого, святителя Иоасафа Белгородского и преподобного Серафима Саровского, — открытием святых мощей их.

Глава 73. Толкование о звездах

Восходящие звезды с востока знаменуют великих и славных Государей земли Русской. А сопутствующие звезды сии суть — мужи государственные, мудрые министры, верные соправители и советники. Так было во все дни четырех звезд. Но третья из них, звезда цвета кровавого, на полпути к западу, от злодейской руки, упала. В дни 4-й звезды — Александра 3-го Миротворца, с успением его, — по Апокалипсису, — видимо, был взят мир от земли, к сокрушению века сего.

Пятую звезду старец Порфирий не наименовал, но, закрыв лицо руками, прегорько рыдал. Люты дни на первых шагах этой звезды. В день его коронования, во время раздачи памятных царских подарков, произошла сумятица, и в огромной лавине народа задавлены были тысячи человек в яме Куликова поля, где происходила эта раздача — тут же, у Кремля Москвы. И в день торжества своего коронования Царь Николай 2-й прегорько рыдал о гибели множества людей. Так что на крови своего верноподданного народа совершилось таинство коронования Императора Николая Второго, в мае 1894 года.

А спустя девятнадцать лет, в 1913 году, церковное правительство столкнуло его самого в ров глубины безмерной разгромом монашества двух русских афонских монастырей, — о чем мы выше уже сказали, — и уподобило его царям первых веков христианства: Нерону, Диоклитиану, Максимилиану, Декию и другимязыческим царям, обагрившим землю кровью христианских мучеников — исповедников Имени Христова. Защитниками этого славного, державного и всеспасительного Имени Иисусова явились мы, иноки Святой Горы Афонской, двух обителей: Пантелеимоновской и Андреевской. И защитили его от похудения вратами ада, в лице имяборческой кучи Антония Волынского из Церковного правительства, внушением которой Государь Николай II послал три роты солдат Белостокского полка на военном судне, вооруженном до зубов, для разгрома нас, безоружных имяславцев, стоявших до смерти за честь и славу Имени Иисусова. Таким образом, русское войско, командированное Государем, нашей монашеской кровью омыло Святую Гору Афонскую. Сие есть дело пятой звезды!

Глава 74. Об Иерониме-имяборце, из рассказа о нем родителя его. И о Копрониме, иконоборце

Не лишним будет сказание о явленных признаках в младенческом возрасте лиц, впоследствии ставших врагами Божиими. В церковной истории повествуется о лютом еретике Константине, по прозванию Копроним, греческом императоре, который младенцем при погружении в купель Святого Крещения испражнился и осквернил Таинство св. Крещения. Когда он пришел в возраст и стал императором, первый открыл иконоборческую ересь и был лютым гонителем почитателей святых икон. Многое множество православных христиан были замучены им: епископы, монашествующие, миряне. Кровь и по его смерти лилась нещадно вплоть до святого Седьмого Вселенского Собора. Иконоборческая ересь и доныне содержится сектантами. Баптисты, штундисты, молокане, адвентисты, иеговисты и прочие отщепенцы являются хулителями святых икон, последователями тех иконоборцев, которые были преданы анафеме Седьмым Вселенским Собором, которые и доныне ежегодно предаются церковной анафеме. Пострадавшие же за защиту св. икон воссияли в сонмах святых мучеников.

То же самое — по рассказу его родного отца — произошло и с бывшим нашим игуменом Андреевского скита на Афоне, Иеронимом. Отец — родитель игумена Иеронима был старец добрый и почтенный среди братства нашего Андреевского скита. Он скорбел о заблудшем своем сыне. Первоначально, при возникновении имяборческой ереси, Иероним был на имяславческой стороне. Но потом пантелеимоновские начальники монастыря и старцы, диаволопоклонники, пригрозили Иерониму и соборным старцам Андреевского скита: «Если вы не войдете в согласие с нами, то подворья ваши в Петербурге и в Одессе Синод отберет от вас, потому что Синод с нами. При такой угрозе Иероним два дня колебался. Его колебание было глубокой тайной от нашего Андреевского братства. Но его родитель-отец, по родственной близости к сыну, эту тайну узнал. Сам Иероним открыл ему, как своему отцу, о насилии и угрозе пантелеимоновских старцев и начальников. Отец стал убеждать сына отвергнуть все угрозы и твердо стоять на защите славы Имени Божия. Угрозы повторились. И не устоял Иероним со своими соборными старцами, и принял имяборческую ересь, слился в единомыслие с пантелеимоновскими старцами-диаволопоклонниками. Препирательство Иеронима со своим благочестивым родителем не было ведомо братству, и его соглашение с диаволопоклонниками было тщательно скрываемо от всего братства скита. Знал один только соборный старец, заведующий экономической канцелярией отец Сергий, о ревности которого по защите славы Имени Божия было уже сказано в нашей истории. Сейчас же имеем побуждение раскрыть признак злочестия, подобный знамению при крещении иконоборца Копронима. Огорченный старец-родитель от своего же сына Иеронима стал подвергаться притеснениям и гонению, вплоть до насильственного заключения его в затвор, чтобы отец не выходил из своей келлии даже в собор на молитву и в братскую трапезу. Иероним через своего келейника доставлял ему в келью трапезный обед и чай. Нам было непонятно, почему игумен подверг такому жестокому преследованию своего родного отца. Это выяснилось, когда еретик игумен Иероним собором всего братства был сменен за ересь и удален из обители. Тогда и получил свободу почтенный старец, родитель Иеронима, и поведал нам свою скорбь о родном сыне, павшем в жесточайшую имяборческую ересь. Тут же он поведал и о предзнаменовании при св. Таинстве Крещения, когда, погруженный в купель, Иероним подобно иконоборцу Копрониму испражнился. Ставшие уже взрослыми, Копроним был лютым еретиком-иконоборцем, а Иероним — лютым еретиком-имяборцем.

После изгнания нас с Афона еретик Иероним решил заполнить нашу опустевшую обитель пустынниками монахами-отшель никами, жившими в горах Афона. Приглашенные пустынники, не прожив и одного года, опять ушли в свои пустынные кельи.

Мы были изгнаны 8-го июля 1913 года. После нас в обители остался дорогой наш старец, знаменитый миссионер, отец Арсений.

Глава 75. О последних днях жизни отца Арсения

Отец Арсений успел тогда пророчески открыть нам заголовок своего таинственного грозного видения: «ГНЕВ БОЖИЙ ГРЯДЕТ НА ВСЕЛЕННУЮ, ЗЕМЛЯ ОБОЛЬЕТСЯ КРОВЬЮ». Самое видение он обещал открыть нам после повечерия. Но после оглашения сего заголовка в обещанное время уста его замолчали навсегда... У о. Арсения отнялась речь.

При изгнании нашем из Афона, оставляя свою обитель, мы со слезами прощались с отцом Арсением. Он, лежа на своем болезненном одре, безмолвно благословлял нас на проповедь его грозного видения, бывшего в часе временне, во время Божественной литургии, в св. Алтаре, в день воскресный, дабы содержание заголовка его видения мы несли в мир в прегорчайшем нашем изгнании и проповедовали бы о нем всей вселенной. С рыданиями мы простились с дорогим нашим отцом Арсением 8-го июля 1913 года.

В августе того же года о. Арсений приготовился к исходу в загробный мир. Еретик игумен Иероним покусился перед кончиной о. Арсения приобщить его к своему нечестию. Для этого он пришел к нему в келью и настоятельно принуждал его причаститься мерзких еретических таинств из рук Иеронима. Изнемогавший телесно, но крепкий духом исповедническим, старец проявил мужество и непоколебимое стояние за истину до самой смерти, он отверг Иеронимово искушение.

Свидетелем сего последнего исповеднического подвига о. Арсения оставался при нем послушник его, приехавший с ним вместе на Афон из России. Не одолев умирающего мужественного борца за святую Веру исповедника имени Христова, еретик Иероним ушел посрамленный.

По уходе еретика о. Арсений предал свою душу в руки Господни и перешел в сонмы святых исповедников, положивших души свои за честь и славу Имени Божия.

В отмщение о. Арсению еретик Иероним приказал извлечь безжизненное тело страдальца, привязать к конскому хвосту, с поруганием влечь из скита и бросить святого исповедника в глубокий гурман за скитом, что и было исполнено.

Имяборец Иероним буквально во всем явился подобным еретику иконоборцу греческому императору Копрониму. Они оба одинаково знаменовали свое нечестие при Таинстве св. Крещения... Копроним, гонитель благочестия, умертвил в муках безчисленное множество благочестивых епископов, монахов и мирян, бросая их в огонь и в воду, и в пропасти земные, о чем свидетельствует Св. Церковь Христова в описаниях страданий исповедников православного почитания святых икон. Копроним — иконоборец, хулитель образа Спасителя. А Иероним-имяборец — хулитель Самого Божества Имени Божия. Оба они ругатели Бога Всевышнего.

Глава 76. Суд Божий над еретиком Иеронимом

Мы сказали, что приглашенные Иеронимом в наш Андреевский скит пустынники афонские менее чем через год снова разошлись по своим пустынным кельям. Сам Иероним пошел на разные послушания, ибо некому было работать. Работая по заготовке дров на кухню, пришел он в свою келью, чтобы отдохнуть, но его поразил суд Божий — он внезапно шлепнулся на пол и изверг свою богомерзкую душу.

Подобно ему и все его соборные старцы-еретики, враги Божий и наши, скоропостижно скончались один за другим.

Наконец опустела и вся наша обитель Андреевская и закрылась навсегда... А затем закрылись поочередно Пантелеимоновский монастырь и Ильинский скит. На Афоне совсем русских не стало. Похулили еретики Имя Божие; оставшиеся на Афоне имяборцы отпраздновали изгнание имяславцев пушечным салютом. И «погибла с шумом» память имяборцев на Св. Горе Афонской. Господь в гневе Своем разметал всех хулителей Своего Имени — русских продажных иноков, и Св. Гору Афонскую опять стали заселять греки семьями. И воцарилась на Св. Горе Афонской царица погибели — «мерзость и запустение на месте святе».

Глава 77. Состав врат адовых

Врата адовы состоят из разумных существ, невидимых и видимых тварей. Главный вождь врат адовых — сатана, бывший Денница, т. е. светоносный Архангел до своего падения, а после падения он сделался мраком и тьмою и злобным диаволом. Все подчинившиеся и последовавшие за ним духи, бывшие светлые ангелы, соделались мрачными злыми демонами — бесами. Это сторона врат адовых — духовная, невидимая чувственными плотскими глазами.

Видимая же, чувственная сторона врат адовых — человеки, враждующие на Бога, отступившие от Него, отвергшие закон Его, живущие по воле падших духов в угождение самолюбию и плотским страстям. И по гордости своей, и по всем злым страстям своим они составляют один союз с падшими злыми духами.

Это и есть врата адовы, которые всегда воюют на церковь Божию, как в Ветхом (до Христа), так и в Новом Завете. Эта брань на Церковь Христову описывается в книге «Деяний апостольских», и выражается она в гонении жидовским синедрионом на святых апостолов Христовых и на уверовавших во Христа через апостольскую проповедь в Иерусалиме. Но силою свыше облеченные, святые апостолы были посланы Христом на Евангельскую проповедь во вселенную, во все языки, к призванию в число спасающихся — в Церковь Христову — всех народов. Принявшие святую Евангельскую проповедь и уверовавшие во Христа крестились во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. И созидалась, возрастала Благодатию Божией Церковь Божия. С самого ее начала она была гонима вратами ада. Это гонение исходило от языческих царей и народов, которые держались языческих заблуждений и поклонялись идолам. В идолах жили бесы-демоны, обольщавшие своих поклонников. Бесы и их поклонники и составляют врата адовы. В первые века христианства цари Нерон, Диоклетиан, Максимилиан, Декий и другие правители народные проявляли жесточайшую ярость в гонении на Церковь Божию. Но святая вера Христова превозмогла всю свирепость диких гонений. В крови мученической она возрастала, крепла, умножала чад своих. Наконец, прекратилось гонение при равноапостольном Царе Константине, который, действием Благодати Божией, сам уверовал во Христа и стал ревностным пособником и распространителем святой веры христианской. Его мать, святая Елена, обрела в Иерусалиме Честный и Животворящий Крест Христов. И восторжествовала Святая Церковь Христова победой над вратами ада!

Посрамленный же сатана, вождь врат адовых, видя себя побежденным, начал измышлять иной способ брани на Святую Церковь, он воровски пробирался в среду верующих, извращал догматы веры Христовой. Появились лжеучители, сеятели богохульных ересей. Первый из них, еще при самом царе Константине, Арий, возмутил Церковь Божию богохульным учением о Лице Господа нашего Иисуса Христа, низводя Его на степень твари. Святой Царь Константин созвал 1-й Вселенский Собор, который предал анафеме ересеначальника Ария с его еретическим учением. Затем, один за другим, как грибы после дождя, стали появляться иные ересеначальники: Несторий, Евномий, Македоний, Диоскор, Савелий, Ориген и другие. Затем возникла ересь иконоборческая и прочие. Но все они посекались мечом веры Христовой, и Судом Святых Церковных Соборов предавались анафеме все еретические восстания врат адовых.

Теперь ясно, что такое врата адовы и брань их на Церковь Божию. В наши дни, в начале двадцатого века, а именно в 1911 году, возникла новая и весьма тонкая ересь имяборческая, о которой и идет наше сказание. Сатана проник в самый оплот Православия — во Святую Гору Афонскую, а затем и в недра Церкви Российской — в Святейший Правительствующий Синод в лице Синодальной кучи Волынского Антония. Наше сказание достаточно уясняет, что наделала эта треклятая ересь имяборческая, во что обратила она земной жребий Царицы Небесной, какое потрясение и бурю произвела она в тихом пристанище спасения, земном уделе Богоматери, какому поруганию подвергла она Святую Гору Афонскую, где на месте святом воцарились мерзость, и запустение.

Глава 78. Как царь уделил град матери своей. Измена граждан

Царь царствующих устроил для нас страшную и неприступную крепость (Св. Гору Афонскую), а царствовать над нею и над окрестностями ее поставил Матерь Свою. И возсела Матерь Царя на престол крепости той; бояре крепости приходили поклониться Царице, и вся крепость вместе с окрестностями возрадовались владычеству Ее, ибо не восставала никогда другая, подобная Ей Царица, ниже есть, ниже будет. Ради этого возлюбил Ее весь град вместе с окрестностями. Видит Царь оком Своим и слышит слухом Своим, что все люди крепости с окрестностями полюбили Матерь Его; тогда послал Он помощь свыше граду сему, и прислал царские грамоты, чтобы неподвергаем был град соблазну, пока там находится Матерь Его. Но следующее поколение людей начало снисходить в погибель; снизошли мало-помалу до того, что изгнали Царицу, Матерь Цареву, из градских крепостных стен таким образом: прослышали люди града о том, что есть одна сильная женщина, угодная их погибельному и злому нраву, послали ей тайно грамоту, призывая ее на царство; после многих писем, которые посылали ей, принудили они к тому, что она пришла. И воссела она на престол, сия царица-блудница, развратная женщина, и воцарилась. Изгнали тогда высшую всех Царицу, Матерь Небеснаго Царя, Которая была и есть одна Жена Святая, Чистейшая, Премудрейшая, Благая, Благословенная, Преблагословенная и Благодатная.

Видит Всеблаженнейшая Царица и Хранительница града сего, что изгнали Ее люди городские с Царского престола, сделав своей царицей другую, жену злонравную, превратную, отступницу, развратную, обидчицу, хищницу, лгунью, недостойную и проклятую, имеющую на себе все виды зла; видит, что посадили сию, треклятейшую, на престол царский (говорим: на престол жизни монашеской). Долго терпела и долго терпит Всесвятая Царица, убежище града и Покров, не раскаются ли люди града и не прибег нут ли в покаянии к Ней, чтобы раскаяться. Ибо Милосердая Царица жалеет град сей, который был град благодатный, ныне же есть град беззаконнующий; говорим, жалеет удел Свой, который был уделом для спасения человеческого, а ныне стал уделом для погибели его.

Вопрошаю я вас, священники, священномонахи и вас, досточтимейшие монахи! Когда в городе сойдутся две царицы, будут ли они обе царствовать? Или воцарится лишь одна из них? Ясно, что будет царствовать одна, — но которая, прежняя ли царица или вновь приглашенная? — Царствовать будет приглашенная. Когда же воцарится вновь приглашенный царь, что остается делать прежнему? Удалится ли он из града — или нет? Ясно, что удалится он из града сего. Но когда удалится Всесвятейшая Царица спасения, придет к Сыну Своему, и Он увидит, что пришла Матерь, изгнанная из царства Своего, тогда не разгневается ли Он на град сей и не разорит ли стены городские?

О, несчастные граждане, говорим, святогорцы, каким разорением разорит Царь стены града сего?!

О, несчастные граждане! какой страшный слух о граде сем прослышится до концов вселенной, и иссохнут реки, которые текут во град сей (т. е. милостыни от христолюбивых христиан).

О, несчастные граждане! какой набег нашлет Царь на град сей, да поругаются над градом сим!

О, как попран град сей, по коварству царицы погибели!

О, какие художества, т. е. тонкие козни, устроила и восгосподствовала над градом сим треклятейшая ЦАРИЦА ПОГИБЕЛИ!

Глава 79. Плачь преп. Нила о Святой Горе. Воззвание к праотцам

О, несчастные святогорцы! что это за бедствие постигло вас? Вы уязвились стрелою лука, от каковой стрелы душа ваша стала, как прокаженная, вы уязвились многозаботливым попечением. Как могли вы предпочесть женщину-блудницу, развратную, и уничижить путь спасения, тот путь спасения, который открыли вам праотцы?!

Восстаньте, вселенские праотцы, просиявшие в монашеской жизни, как добрые воины, Амалика победившие и столиким трудом и потом путь монашеской жизни открывшие!

Восстаньте, все праотцы, монашеской жизни светом сиявшие, да видите, что стало на Афоне с монашеской жизнью.

Восстаньте, праотцы, аскетов похвала! (т. е. постники, здесь подвизавшиеся).

Восстаньте, праотцы, хотящих спасения отцы! (т. е. мудрые старцы-наставники).

Восстаньте, праотцы, древних покой! (т. е. безмолвники).

Восстаньте, праотцы общежитий! (т. е. киновиархи).

Восстаньте, праотцы, пустынников воздержание, т. е. терпеливодушные пустынники, девства главизна, т. е. предстоятели лика девственников, сокрушившие семиглавого дракона беззакония!

Восстаньте ныне, все праотцы, чтобы увидеть ваших потомков, как они оживляют и воскрешают семиглавое беззаконие погибельной многосуетностью!

Восстань, отче Афанасие, и виждь потомков твоих, как погубили они руководство твое спасительное и отстранились от заповеди, которую ты передал им, отстранились от пути спасения, пути покоя, пути мира, стали на путь безстрашия, смущения, которым смущают друг друга, говоря: «что еси ты, и что есмь аз?» — как будто не твои они потомки, как будто не твои они чада, сии детоубийцы, убивающие чад спасения и воскрешающие чад погибели!

Восстани, преподобие Петре, богоугодно монашествовавший пустынным подвигом, пустынный цвет пещер спасения, стяжавший Господа и носивший в сердце своем, как бисер, это неокраденное Сокровище.

Восстань, чтоб видеть сподвижников твоих, которым ты открыл этот путь спасительного подвига; восстань и виждь сие житие, таково ли оно есть, каким ты передал его им? Или не осталось от него и следа? Похвала подвижников, жизнь пустынная, гора, возносящая к Божественным желаниям, любовью благодатною окрыляющая... Говорим, осталась ли подобная жизнь, и ублажается ли она ныне?

Ныне

СТРАШНАЯ ИМЯБОРЧЕСКАЯ ЕРЕСЬ РАЗРУШИВШАЯ РУССКУЮ ПРАВОСЛАВНУЮ ЦЕРКОВЬ И РУССКОЕ ПРАВОСЛАВНОЕ ГОСУДАРСТВО.

ЕРЕТИЧЕСКОЕ ПОСЛАНИЕ СВЯТЕЙШЕГО СИНОДА 1913 ГОДА.

Православное же мудрование об Именах Божиих таково:

1.Имя Божие свято, и достопокланяемо, и вожделенно, потому что оно служит для нас словесным обозначением самого превожделенного и святейшего существа – Бога, Источника всяких благ. Имя это божественно, потому что открыто нам Богом, говорит нам о Боге, возносит наш ум к Богу и проч. В молитве ( особенно Исусовой) Имя Божие и Сам Бог сознаются нами нераздельно, как бы отождествляются, даже не могут и не должны быть отделены и противопоставлены одно другому; но это только в молитве и только для нашего сердца, в богословствовании же, как и на деле, Имя Божие есть только имя, а не Сам Бог и не Его свойство, название предмета, а не сам предмет, и потому не может быть признано или называемо не Богом (что было бы безсмысленно и богохульно), ни Божеством, потому что оно не есть и энергия Божия.

2.Имя Божие, когда произносится в молитве с верою, может творить и чудеса, но не само собою, не вследствие некоей навсегда как бы заключённой в нём или к нему прикреплённой Божественной силы, которая бы действовала уже механически, - а так, что Господь, видя веру нашу (Мф.9, 2) и в силу Своего неложного обещания, посылает Свою благодать и ею совершает чудо.

3. В частности, святые таинства совершаются не по вере совершающего, не по вере приемлющего, но и не в силу произнесения или изображения Имени Божия; а по молитве и вере Св. Церкви, от лица которой они совершаются, и в силу данного ей Господом обетования.

Владимир, митрополит С.- Петербургский; Сергий, архиепископ Финляндский (Страгородский); Антоний, архиепископ Волынский (Храповицкий); Никон, архиепископ, бывший Вологодский; Евсевий, архиепископ Владивостокский; Михаил, архиепископ Гродненский; Агапит, архиепископ Екатеринославский. 1913 год.

Эта грамота «Послание» Синода от 18 мая 1913 года помещена на стр. 277-286 Церковных Ведомостей № 20 и на стр. 853-909 в прибавлении к этому номеру Церковных Ведомостей; это Послание Синода подписывалось как белым, так и чёрным духовенством по всем монастырям России и за её пределами.

Послесловие митрополита Дамаскина на творение о. Паисия

Труд отца Паисия «История Афонской смуты» широкому кругу читателей мало знаком. К стыду своему, не знал о нём и аз многогрешный. И меня не оправдывает, то, что уж слишком много написано и много говорено об Афонском погроме лета 1913 года, о гонениях имяславцев на просторах Российской Империи, понаписано в богословских трудах - как противников, так и исповедников славы Имени Божия. Столько написано и столько говорено, что в этой словесной круговерти можно было и пропустить или как-то не заметить творение отца Паисия. Повторюсь, выше сказанное меня ничуть не оправдывает. Потому и публично каюсь в своей ленности и невнимательности. Слава Богу, что хоть теперь я с этим творением полностью ознакомился и внимательно его прочитал. Проникся и как будто сам поучаствовал в тех печальных событиях Русской Православной Церкви, отголоски которых и до сего дня не дают нам покоя – разделяют людей на противников и сторонников славы Имени Божия.

Отец Паисий прожил на этом свете 105 лет. Писал он «Историю Афонской смуты» в свои последние годы. Отсюда - многие повторения, возможно, ещё не до конца изжитая личная обида на попранную (и на то время, невостановленную) справедливость, отсюда - допустимая предвзятость и кажущаяся жёстскость слога и слова. Всё это простительно и вполне обоснованно, объяснимо и допустимо, ибо речь идёт не о житейском благополучии самого отца Паисия, не об его личных каких-то устремлениях и делах, речь идёт о чистоте Православного Вероисповедания – с одной стороны. И с другой - об утверждении и воцарении имяборческой ереси – царицы погибели на канонических территориях тогдашних и сегодняшних патриархатов (и прочих церковных образований), так называемых, официальных церквей. В отличии от отца Паисия и нас многорешных, официальные церкви живут (в том числе) в имяборческой ереси, продолжая ткать свою дьявольскую паутину для уловления верующих людей, связывая и приводя их к царице погибели.

Как и любая ересь, имяборческая ересь вытекает из человеческой гордыни, маловерия и в конечном итоге – осатанения. Книга отца Паисия это ещё раз наглядно и убедительно подтверждает.

Архиерейский Собор Российской Православной Церкви 2/15 сентября 2016 года ниспроверг еретическое «Послание» Святейшего Синода от 18 мая 1913 года, подтвердил анафему Константинопольского Собора 1351 года на имяборцев:

Священное Писание и Предание, Святые Отцы Церкви Христовой учат, что Имя Божие есть сила и энергия Божия. Всякая энергия Божия неотделима от существа Божия и потому есть сам Бог, хотя Бог Сам по Себе и не есть ни имя вообще, ни Его собственное Имя.

Подтвердить анафему Константинопольского собора 1351 года (в частности) на имяборцев.

Имя «Божество» относится не только к сущности Божией, но и к энергии, то есть энергия Божия тоже есть сам Бог.

«Еще тем же самым мудрствующим и говорящим, что имя Божества говорится только о божественной сущности, и не исповедающим, согласно богодухновенному богословию святых и благочестивому мудрованию Церкви, что оно налагается не меньше и на божественную энергию, и при этих обстоятельствах опять-таки почитающим всеми способами одно [только] Божество Отца, Сына и Св. Духа, считать ли Божеством Их сущность или энергию (как и этому [почитанию] научают нас божественные тайноводцы), – анафема, анафема, анафема».

Слава Богу за всё.

С любовью о Христе Воскресшем,

+ Митрополитъ Дамаскинъ