Православный путь

«Православный Путь»! Куда зовёт это наименование? Этими словами начинали мы прошлогодний выпуск нашего ежегодника. И говорили о том, что зовёт оно не «вперёд», а к покаянному «назад», к подлинному Православию, обретаемому в Церкви, в национально-исторической Церкви. На этом последнем моменте уместно сейчас сосредоточить внимание.

Может ли «Православный путь» иметь в с е л е н с к и й облик – н е п о с р е д с т в е н н о , не будучи обличён в «поместную» форму?

Можно ли идти к Истине Христовой, воплощенной в Теле Церкви Его, не принадлежа к той или другой и с т о р и ч е с к о й отрасли ея?

Можно ли, преодолев «историчность» Церкви, ея связанность те или иным национально-государственным естеством, сойти сойти на путь «вселенскости», поглощающей, упраздняющей, делающей излишним, изжитым «историческое» явление поместных церквей?

Эти вопросы можно рассматривать в общей форме, в порядке осознания церковной значимости Истории. Но поддаются они уяснению и на примере конкретном, - прежде всего, на примере, нас непосредственно касающемся: Русской П о м е с т н о й Церкви в ея в с е л е н с к о м значении.

Без нарочитого умысла Редакции, материал, подобравшийся к настоящему, второму по счёту, выпуску нашего церковно-богословско-филосовского ежегодника, оказался, в значительной части, если не прямо устремлённым к этой проблеме, то её касающимся. Пред читателем будет раскрываться, в в разных подходах и применительно к разным явлениям, природа Русской Государственности – в ея обращенности к Церкви, а тем самым будет раскрываться и природа, духовно-церковная, Русского Православного Царства.

Проблема эта, при всей ея укорененности в прошлом, является жгуче-современной, - если ещё, к сожалению, не в смысле политической реальности, то, во всяком случае, в смысле идейной неразрывности со всеми явлениями церковной политики, русскими и нерусскими, православными и неправославными. Если «политика», в широком значении этого понятия, неизменно упирается в проблему Россiи, то от этой проблемы оторваться не может и любая широкая церковная задача.

Нельзя обойти а н т и – Р о с с i ю, современный СССР, в плане о б щ е й политики.

Нельзя обойтись без Р о с с i и п о д л и н н о й, истинной, Исторической, при разрешении любого большого вопроса касающегося Ц е р к в и.

Существенная разница в этом отношении между мiром светским и церковным. В первом Россiи Исторической сейчас нет: она заменена «оборотнем» своим, СССР. Во втором историческая преемственность остаётся в силе! В плане общей политики Советская Россия – тяжеловесная реальность, с которой можно и должно бороться, но которую нельзя игнорировать. Иное в плане политики церковной. Тут, напротив, напротив, нельзя игнорировать Историческую Россiю, ибо стоит она за реально существующей п о д л и н н о й Русской Поместной Церковью, и если кто не хочет считаться с этой р е а л ь н о с т ь ю, то попадает он в объятия к «оборотню» Исторической Россiи – собственным уже своим изволением. Светский политик н е м о ж е т игнорировать нечестивый СССР, какой бы он святой ненавистью ни горел против этого воплощения зла, и всякий оттенок его игнорирования есть уже попустительство и соглашательство по отношению к этому злу. Напротив того, церковный политик о б я з а н игнорировать так называемую Советскую Церковь, Московскую Патриархию, эту анти-Церковь, этот, находящийся на службе у Советов, фальсификат Церкви Россiйской Поместной п о д л и н н о й . Всякий оттенок п р и з н а н и я этой Церкви введёт соответствующие церковные организации уже в орбиту действий СССР, делая их сообщниками и пособниками его!

Мало кто это понимает. От этого реальность не перестаёт быть реальностью. Непонимание ея мiром – тоже реальность, сколь тягостная!

Все нарочито озабочены тем, как бы найти формулу бытия церковного такую, которая именно освободила бы от необходимости принципиально игнорировать Советскую Церковь! Попадая тем самым в объятия оборотня Исторической Россiи, все тут же естественно оказываются озабоченными тем, как бы формулу церковного бытия такую, которая освободила бы от необходимости учитывать реальность п о д л и н н о й Русской Поместной Церкви. Отсюда отсутствие у церковного мiра духовно-зрячих очей, чтобы увидеть, в подлинном ея значении, такое наглядное явление, как Русская Зарубежная Церковь, несущая высокое и трудное послушание по хранению преемственности Русской Поместной Церкви Исторической, как и отсутствие ушей, отверзтых для восприятия неимоверных свидетельств об потаённой Церкви катакомбной, под-советской – гонимой, страждущей, преследуемой, но живой и живящей кровоточащее тело Россiи, одержимое бесами и ими на службу себе так безпощадно влачимое.

Страшно, по-истине страшно за человечество, когда видишь весь ещё свободный официальный мiр в привычном общении с представителями официальными СССР, привычно уже обозначаемыми, как представители Россiи, а всё свободное общество мiра – в привычном общении с идеями СССР, с тем злом, которое источается сознательно, планомерно, методически Красной Москвой, располагающей для этой цели громадной ратью слуг и сотрудников по всему свету и ещё неизмеримо большей, уже неисчислимой массой сочувственников, в большей ли, в меньшей мере, но тронутых ядом этого идейного зла.

Но страх этот не идёт в счёт по сравнению с тем, который не может не испытывать каждая богобоязненная, не поддавшаяся ещё наваждению бесовскому, душа, когда она видит с л у ж и т е л е й Х р и с т а , чуть не во всю ширину православного мiра, в привычном общении с Московским Патриархом и его ставленниками, привычно уже воспринимаемыми, как безспорные представители Русской Православной Церкви; когда видит она и представителей всего остального христианского мiра привычно общающимся с Советской Церковью, как с законной Русской Церковью, или, во всяком случае, признающими её таковой – и д е й н о приемлющими её!

Что может быть общаго между Христом и Велиаром! Забвена эта святая истина! И куда, как не в пустыню, бежать такой богобоязненной душе пред столь демонстративным забвением о б щ е х р и с т и а н с к и м начала в е р н о с т и Х р и с т у .

И что показательно! Только разве страхом пред неодолимостью внешней силы Советского оборотня Исторической Россiи объясняется устремление в его объятия, с одновременным отвращением от подлинной Русской Православной Церкви? Нет! В какой то, трудно, конечно, определяемой, но большой, а иногда и решающей, мере, такое явление обусловливается прежде всего страхом пред возвращением к жизни п о д л и н н о й Исторической Россiи, неприятием именно ея, озлоблением именно против нея, ненавистью именно к ней!

Вот где подлинная трагедия вне-советской современности мiровой, ей присущая, ея природу характеризующая и делающая вне-советский мiр не просто холодным свидетелем физического порабощения и духовного растления Россiи, но и пособником этого злого дела, соучастие в котором придаст неизбежно характер кары Божией неизбежному в таких условиях распространению на весь вне-советский мiр обдержащаго Россiю зла.

О, если бы то была трагедия только вне-русскаго мiра! И в нашей ведь среде наблюдаются явления того же порядка! Не говорим уже о тех, кто, так сказать, выросли в атмосфере Революции и для кого Россiя Историческая погребена «февралём», ими выношенным, обретая новое свое бытие в мечтательстве их, продолжающем носить на себе печать духовного бунта против Исторической Россiи. Это – мiр «бесов»! И тут только молиться можно об освобождении от их власти тех, порою добрых и честных, русских людей, которые продолжают недюжинные свои душевные и интеллектуальные силы, порождённые и взращенные под сенью Святой Руси и в лоне Императорской Россiи, обращать против Матери своей. Обратимся мыслью к тому широкому, широчайшему, фронту борьбы, принципиальной и самоотверженной, против Советского зла, который мы привыкли обозначать именем «Белой борьбы». Редко когда борьба эта окрылялась идеей Церкви и освящалась знамением Креста! Бывали такие явления – о том свидетельствует привлекательный образ Д. В. Болдырева, извлекаемый из забвения в настоящем сборнике. Но далёк даже и этот светлый «профессор-крестоносец» от уразумения всей духовной ценности Исторической Россiи, как именно Православного Царства, вне возстановления которого не мыслимо на русской почве и возстановление Православной Церкви, в ея прежней силе славе.

А наша монархическая среда! Проникнута ли даже она в должной мере сознанием д у х о в н о й ценности проповедуемых и исповедуемых ею п о л и т и ч е с к и х идеалов? И в этом нельзя не усумниться, опираясь на опыт прошлого и настоящаго. И, наконец – сама церковно-православная русская среда, даже и она проникнута ли она вся пониманием того, что Церковь это не быт только церковно-богослужебный, не иерархия церковная сама по себе, не догматы, так или иначе толкуемые, не нравственное учение Церкви, в той или иной мере принимаемое, не дисциплина, даже подвижническая, так или иначе практикуемая, не вообще церковный «благобыт», сам по себе, какие бы привлекательные формы он не принимал, а некое конкретно-историческое Целое, некая живая Реальность; некая являемая мiру Неповторимость. Она – д у х о в н о е Тело, она – м и с т и ч е с к а я Плоть, но духовное мистическое неотрывно от и с т о р и ч е с к о й яви, впитавшей его в себя. И хранить Церковь, оставаясь Ей верным, можно только учавствуя в ея неповторимой Цельности, живя в ней, умирая в ней и – если нужно! – и за неё, нося её в себе, как мы Христа носим в себе, приобщаясь к Нему, но п р и н а д л е ж а к Ней, в ея конкретной явленности мiру. «Дробей» тут быть не может быть, а есть: или всецелая верность или в с е ц е л о е отступничество.

Или мы всецело принадлежим к Русской Церкви, неотделимо преемственно-связанной с Исторической Россiей, или мы всецело отпали от этой Церкви. Третьяго – не дано! И тут никакое соборное декретирование, никакие канонические ухищрения, никакие конкордаты с кем бы то ни было – ничего изменить не могут.

Пока Историческая Россiя отсутствует в политической реальности, Русская Православная Поместная Церковь – вдовствует, продолжая быть духовно и идейно с ней связанной: она ж д ё т , свято соблюдая свою преемственную верность.

Ждёт чего?

Тут мы упираемся в основные два русского и вселенского бытия:

Может ли Историческая Россiя возникнуть к жизни иной, чем она была?

Может ли мiр существовать без Исторической Россiи?

Вопросы эти близки, но не однозначны. Разберём каждый из них в отдельности.

Всё меняется в жизни. Менялась и Россiя на протяжении своего тысячелетнего бытия. Не может она не продолжать меняться и с продолжением своего бытия. Об этом спора нет

Но разве м е н я т ь с я значит – и з м е н я т ь себе? Сохранение своей исторической личности есть и непременное условие и непреложное задание всякого изменения, если оно не есть либо временная утрата личности (одержимость!), либо уже умирание и, наконец – смерть! Выпадение из Истории не непременно должно происходить в форме завоевания со стороны: оно может быть результатом и внутренних процессов. Правда, история не знала ещё такой внезапной, острой, всецелой, принципиальной, последовательной, идейной трансформации, как то мы видим на примере Россiи и СССР, но зачатки такого явления, в формах резких и наглядных, Европа нам показывала – прежде всего, на примере Франции, после так наз. Великой Революции, как бы в предостережение всему мiру и нам, в частности.

То, что случилось с Россiей, есть не историческое изменение, а есть, или выпадение Россiи из истории, завершающее, под воздействием тех же идей, которые ставили под вопрос бытие Франции, явленный там процесс, но уже в нашем отечестве, или – временное помутнение исторического сознания, временная утрата личности, одержимость, временно лишь выводящая Россiю из русла ея исторической жизни, сделав её орудием обдержащих её «бесов».

Западные «идеи» сумели сочетаться с внутренними анархическими процессами, русского исторического корня, и, поставив себе эти силы на службу, оказались в состоянии всецело овладеть Россiей. Насилием безпримерным осуществляется вот уже четвёртый десяток лет полная переплавка Россiи, с истреблением личнаго состава ея, служившего Россiи Исторической, и с обречением оставшагося в наличности населения на насильственную переделку, задачей имеющую вырвать из души весь идейный состав прошлого, и в этом отношении убив всякую преемственность.

В свете духовно-просветленного сознания, такая судьба Россiи не может быть воспринята иначе, как к а р а Б о ж и я , ниспосланная за уклонение от промыслительной миссии Россiи, составлявшей существо её исторического бытия. И Киевская, и Московская, и Петербургская Россiя были носительницами этого задания, достигшего высшего своего напряжения на Руси Московской, когда Русский народ, ценою вольного отказа от г р а ж д а н с к о й свободы, сумел сохранить свободу д у х о в н у ю , сделав, вместе с тем, весь з а к р е п о щ ё н н ы й свой быт хранилищем этой д у х о в н о й свободы; Россiя стала тогда неким подобием монастыря, в котором высшая свобода достигалась, как и в настоящем монастыре, в формах церковно-осмысленного вольного послушания. Период духовного «раскрепощения» Россiи, начатый ещё до Петра, а при нём получивший такое демонстративное выражение и оформление, довёл Россiю, в сложном и многозначительном процессе истории Россiи Императорской, до духовного обморока, использованного Злой силой для завладения нашим Отечеством. Духовный обморок этот явился результатом того, что раскрепощение гражданское и культурное, последовательно осуществлявшееся Империей, воспринято было народом, начиная с ведущих кругов его идейных, как высвобождение Россiи из под её многовекового исторического послушания: от от служения ценностям премiрным, Россiя переходила на устроение своего политического, гражданского, культурного и материального благополучия, как исчерпывающаго задания своего бытия. Отсюда и возник столбняк всего волевого аппарата Императорской Россiи – государственного, военного, общественного, административного, гражданского, даже церковно-иерархического, в момент очной ставки Русского народа со Злой силой. Значит ли это, что изсякли или упразднились в Россiи силы духовные? Нет! Как известно, они обнаружились с потрясающей и умиляющей наглядностью, которая может быть поставлена в ряд с явлениями времён первохристианства. Но силы эти духовные оказались – так же, как то было во времена первохристианства! – общественно-изолированными, как бы обнажёнными от всякого органического сращения с господствующим государственно-общественным бытом, становясь лёгкой жертвой внешнего на них воздействия и сопротивление оказывая в одной только форме исповедничества, сливающегося с мученичеством.

А возвращение к действию оживающего Россiйского общественно-государственного тела, в том составе органов церковно-иерархических стало уже делом практически неосуществимым, так как Злая Сила успела установить в Россiи режим такого одновременно и безпощадно-грубого и утончённого насилия, при котором паралич воли сделался нормой существования подвластных. Россiя оказалась погружённой в тьму адского гнёта, где духовную свободу можно обрести только на путях подвижнического, самоотверженного, на неслыханные муки готового в ы к л ю ч е н и я себя из отметающего всякую духовную свободу советского быта.

Где выход из этого страшного тупика, дышащего безнадёжностью ада? Ответ на этот вопрос совпадает с первым из поставленных нами двух вопросов: может ли Россiя стать иной, чем она была, если она хочет вернуться к историческому бытию? Ответ на этот вопрос можно формулировать так: если то, что в Россiи произошло, не смерть, не выпадение из Истории окончательное Россiи, как исторической личности, а есть помутнение её сознания, утрата личности, одержимость злой силой, то в одном только образе мыслим выход её из адского тупика. Конечно, Россiя должна стать «иной» - но в чём иной? Нельзя механически воспроизвести ушедшую Россiю, искусственно её «реставрировать» - всё одно, будем мы говорить о Петербургской Россiи или о Московской Руси. Историю надо п р о д о л ж а т ь . От какого момента? Естественно, от того, когда Россiя впала в духовный обморок, стала жертвой столбняка и ушла в историческое небытие с тем, чтобы явить собою потом вид страшного оборотня былой Исторической Россiи.

Но как единственно можно продолжать прерванный ход Истории? Так, как будто ничего не бывало? Нет! Д у х о в н о о б н о в ле н н ой только может вернуться к жизни Россiя, подняв снова актом свободной воли сброшенное ею с себя историческое послушание – теперь уже в формах свободных, в о л ь н ы м п о с л у ш а н и е м наполняя новые формы гражданского быта, отвечающие достижениям века.

Можно ли что к о н к р е т н о е говорить сейчас об этих формах предстоящего гражданского бытия? Едва ли! Задача спасения: возстановить преемство, оказавшись духовно достойными снова принять его на те плечи, которые это преемство сознательно сбросили! Что и как из прошлого будет при этом воспринято – кто скажет! Ведь ничего живого не осталось от былой Россiи. Разорена она, опоганена, измалодушествовалась, подверглась физическому истреблению и духовному растлению в мере, ни в какое сравнение не идущей даже со Смутным временем. И если к жизни была возвращена в те времена Россiя, то разве программами и прогнозами? Нет! Одним только покаянным устремлением в Отчий Дом, назад к брошенному было и забвенному историческому своему послушанию. А когда началась жизнь новая – тогда только обнаружилось, что это возвращение к жизни есть, вместе с тем, и возвращение к прежним формам гражданского быта, только обновленным, упорядоченным, приведённым в систему. При возвращении к жизни Россiя первых Романовых лишь доводила до логического конца то, что слагалось при последних Рюриковичах: налицо было п р о д о л ж е н и е М о с к о в с к о й Р у с и.

Так и сейчас можем мы думать только о п р о д о л ж е н и и И м п е р а т о р с к о й Россiи – в духовно обновленном её образе. А предпосылка для этого одна: готовность русского народа на покаянное возвращение на свой покинутый было им исторический путь. Это одно, что сейчас на потребу. Всё остальное – проблематично. Ко всему это относится – в частности, и к вопросу «народностей». Какие формы может принять в вернувшейся к жизни Исторической Россiи учёт её племенной многосоставности? Кто скажет! Очень широк может быть размах областничества и очень далеко может идти культурная автономия отдельных народностей. Но если возникает речь о сговоре народов Россiи между собою, как об о с н о в е бытия будущей Россiи в каком то новом её облике, то это уже опять кабинетное мечтательство духовно-революционное, а не то возвращение покаянное в Отчий Дом, о котором мы говорим. Это было бы лишь дальнейшее осуществление предсказания Евангельского о том времени, когда уже не только царство на царство будет возставать, но и народ на народ!

Где же та роковая черта, та ключевая точка, то решающее «или-или», которым определяется выбор между приятием Исторической Россiи и отвержением ея, между готовностью п р о д о л ж а т ь и с т о р и ю , возвратившись в Отчий Дом, или, напротив, пребыванием в д е р з н о в е н и и б у н т а ?

Тут мы необходимо упираемся во второй нами поставленный вопрос: может ли мiр существовать без Россiи, или, другими словами: может ли Россiя просто «выпасть из Истории», дав место новым образованиям, с ней д у х о в н о-п р е е м с т в е н н о несвязанным, или такая возможность непредставима?

Крестилась Россiя, нашла себя. И начала она свой исторический путь, который определялся – чем? Её устремлённостью ко Христу в с е ц е л о й ; готовностью её полностью принять учение Церкви, как исчерпывающее содержание жизни. Эта установка русского сознания и дала ей право на именование ея Святой Русью. И она же определила другое свойство Россiи: её в с е ц е л у ю верность Истинной Церкви, с готовностью самоотверженно защищать свою преданность и отданность Ей, идя на любые жертвы, претерпевая любые невзгоды. Вышло так, что, оформляясь внешне и укрепляясь внутренно, в тех несказанно-тяжких испытаниях, которые ниспосылал Россiи Господь, она оказалась, без нарочитаго своего умысла, без всякой горделивой заданности исходной – преемницей Византии, второго Рима!

Россiя стала, силой вещей, хранительницей Православия, заняв в мiре место такой государственной организации, которая, являясь историческим телом одной из Поместных Церквей, вместе с тем получала значение и ц е р к о в н о – в с е л е н с к о е , в образе Православного Царства, продолжающего дело Византийской Империи. Рядом с Русской П о м е с т н ой Церковью встал в с е л е н с к и й Православный Царь.

Как государственный владыка, Русский Царь не мог притязать на даже чисто формальное возглавление «земного круга», как то было с Императорами Византийскими, но как хранитель и державный оплот Православной Церкви, Православный Русский Царь продолжал преемственное дело Императоров Византийских, служа в с е й Православной Церкви и не имея н и к о г о в мiре, кто в этом качестве мог бы соперничать с ним. Патриарх Греческий мог, в эпоху роста Москвы, внушать московским иерархам недопустимость поминания ими своего Государя в отмену поминания Императора, указывая им на то, что Царь во вселенной – один и им является Император Византийский. Такого ригоризма не стало в новое время. Но как бы где ни поминали потом, после падения Византии, в храмах православных предержащую власть, е д и н с т в е н н о с т ь Русского Царя, как преемника Византийского Императора, оставалось в силе, и значение Россiи в деле домостроительства спасения человеческого рода определилось не только тем, что Россiя стремилась всецело воплотить в своём быту Истину Православия, оправдывая тем своё существо «Святой Руси», но и тем, что так возникло избранничество ея, как Православного Царства, возглавляемого монархом, выполняющим миссию «Удерживающего»!

В этом м и с т и ч е с к и й смысл теории Третьего Рима, выношенной церковным сознанием Москвы ещё в те времена, когда она только ещё слагалась в мiровую силу политическую, и оставшейся знаменем высокого послушания, выпавшего в удел Россiи-Новаго Израиля на все будущие времена, - не исключая и Императорского периода.

Отсюда вытекает, что и з м е н а , совершённая Россiей, была д в о я к о й : изменяя своей природе Святой Руси, Россiя одновременно изменяла, поскольку отказывала в верноподданническом послушании своему Православному Царю, и своему высшему вселенскому назначению: хранить Церковь Православную. В этом плане сливаются во едино оба выше поставленные нами вопроса! Россiя Историческая есть Православное Царство, и ни в каком ином облике непредставимо возстановление ея Исторической Личности. Но, выбывая из состава мiра в своём образе Православного Царства, Россiя тем самым обрекает весь мiр на переход в план уже эсхатологический, ибо четвёртого Рима уже не будет! Если мiр хочет существовать ещё дальше, то непременным условием этого является возвращение к жизни Россiи в образе Православного Царства. И тут – третьего не надо!

Понимает ли это мiр? Можно ли даже требовать от него этого! Ведь для этого он должен был бы перестать быть тем, чем он стал в процессе своей истории, которая есть история отпадения от Истины Православия. Но мiр мог бы и должен был бы понимать иное, что диктуется не недоступным ему уразумением м и с т и ч е с к о й природы бытия Россiи, а самой элементарной логикой самосохранения. Он мог бы и должен был бы понять, что поведение его не может определяться одним только оттаклкиванием от ужасов СССР, а непременно и сознанием того, что избытие этого ужаса предполагает возвращение Россiи на ея нормальный исторический путь чрез высвобождение ея от силы насевшего врага, ибо только о с в о б о ж д ё н н ый русский народ, вернувшийся к и с т о р и ч е с к и п р и в ы ч н ы м для него формам жизни, может стать снова фактором в мiре положительным, а не стихией отрицания и разрушения - ч е м н и к о г д а н е б ы л Р у с с к и й н а р о д в с в о ё м и с т о р и ч е с к о м п р о ш л о м.

Это не значит, что от мiра можно ждать активной деятельности на путях возстановления б ы л о й Россiи: не представимо это, как бы ни обострился в будущем инстинкт самосохранения в мiре. От мiра внешнего можно ждать только одного: самозащиты против СССР – в тех формах, которые ведущим его силам покажутся наиболее действительными. Из фактов т а к о й самозащиты, в какие бы она формы ни облеклась, только и можно исходить, как из реальной предпосылки будущего, и для нас открывающей известные положительные перспективы.

Но в путях этой самозащиты, каковы бы он ни были, мiр должен учитывать, что Историческая Россiя не совсем ещё ушла из мiра, что она, как явление духовное, неотделима от зримо зарубежом и потаенно в СССР существующей Русской Православной Поместной Церкви! Знание и понимание этого обстоятельства должно определять наше и церковное и политическое сознание, а от нас должно идти и дальше: это наш и церковный и национальный долг. И не нужно думать, что этим Церковь на себя принимает политическую, ей не свойственную задачу, что она выкидывает политическое знамя, вмешивается в «политику», связывает себя с одними политическими факторами, отталкивая от себя другие. Церковь может сосуществовать с самыми разными политическими формами бытия, и их природа в будущем и определит образ сосуществования с ними Церкви, когда природа их фактически определится в реальной действительности. Дело не в в ы б о р е Церковью Православной, Зарубежной и внутренней, политических форм, ей любезных; не в предпочтении, тем или иным политическим программам или прогнозам ею оказываемом. Дело в в е р н о с т и Церкви самой себе, в духовном её самосохранении, неотделимом от соблюдения исторической преемственности. Поместная Русская Церковь остаётся неизменно Поместной Русской Церковью, сохраняющей, и в своём восприятии прошлого и в своей обращенности к будущему, неразрывную связь с Исторической Россiей. Жизнь ея в настоящее время есть – ожидание, которое может привести её или к возстановлению исторической связи с возрождённой Россiей, или к Христу-Судии и Мздовоздаятелю, пришедшему в силе и славе. На все времена, какова бы ни была длительность их и к каким политическим явлениям она бы нас ни приводила, содержание подлинно-русской церковной жизни есть блюдение верности себе и Россiи, что предполагает идейную верность промыслительному послушанию, возложенному на Русское Православное Царство Господом Богом.

Отреклась ли от него Россiя? Сознательность этого отречения и окончательность его, по милости Божией, п р о в е р я е т с я е щ ё п о н ы н е ! Проверяется – на каждом из нас! И это – независимо от того, получает ли эта проверка зримые общественные формы, или нет. Процессы, в тайне души человеческой протекающие, могут создавать утешительный и обнадёживающий баланс взаимодействия добра и зла, никак не отражаясь на весах общественных. На это дозволено надеяться, и в этом можно обретать утешение. Но такой надеждой нельзя определять своего поведения, делая из него норму жизни и тем оправдывая бездействие. И тут мы опять-таки не о политической действенности говорим, не отрицая, впрочем, и её значения, а о просветлении общественного сознания и об обнаружении этого просветления в общественной жизни.

Сроки проходят, отмирает многое, загромождавшее чистоту духовного горизонта в прошлом, как далёком, так и недавно пережитом: не пора ли подумать о расчистке горизонта будущего?

Россiя н е п о в т о р и м а . Природа её неповторимости может быть уяснена только в лучах Церковной Истины, и с т о р и ч е с к и раскрывавшейся. Судьба Россiи, как Православного Царства, неразделима от судьбы Православной Церкви вселенской, а судьба Православной Церкви есть судьба мiра. Нет сейчас Православного Царства, но есть Русская Православная Церковь, которая воплощает в себе преемство Исторической Россiи. Она е с т ь зарубежом, она е с т ь и в Россiи подъяремной. Её судьба есть судьба Россiи. Её судьба есть и судьба мiра! Возвращение к ней русского народа и в ней обретенье утраченного исторического преемства бытия, в образе возвращённой к дальнейшей жизни Исторической Россiи, есть единственная для церковно-православного сознания представимая форма возвращения мiра к «нормальной» жизни.

Как просто жить тем, кто это уяснил, и как точно обозначается их личный путь, православный путь!

Это – путь личного спасения, это и путь служения Россiи, это и путь служения мiру. Будем помнить, что как ни существенно открывать глаза мiру на подлинное существо того, что происходит в мiре, путь спасения основной не тут: никто не спасёт Россiи, если она сама не встанет на путь спасения. Как бы относительно далеко ни зашло просветление сознания мiра в отношении Россiи – душа русского человека остаётся основным местом сражения между Христом и Велиаром, и победой в ней Христа или Велиара определится дальнейшая судьба мiра.

Станет ли снова путь Россiи – ея историческим п р а в о с л а в н ы м п у т ё м ?

В решении этого вопроса, от которого зависит судьба мiра, учавствует каждый из нас.

+ + +

Другого пути возстановления Исторической Россiи нет. И это – проблема не только наша, русская. Это и проблема мiровая, вселенская. Ибо от того или иного решения ея зависит и судьба мiра, точнее говоря, зависит вопрос о в о з р а с т е м i р а и о близости наступления Восьмого Дня.

Ахимандрит Константин (Зайцев)