Апологеты неправды
Предвидя заранее «праведные громы и молнии» оппонентов, готовых обличить автора этих строк в уничижении святых, сразу оговорюсь, что название статьи относится вовсе не к святителям Иоанну Шанхайскому и Григорию Неокесарийскому, к которым я отношусь с глубочайшим уважением и почтением и о которых речь пойдёт далее, а к неумелым апологетам митр. Антония Храповицкого. К неумелым потому, что линия защиты митр. Антония выбрана ими заведомо провальная. Стараясь изо всех сил, «священнопроповедник» группы митр. Филарета (Семовских) не так давно вещал, что, оказывается, известный «чудотворец» (да, да, именно так: «чудотворец») РПЦЗ митр. Антоний (Храповицкий) в своей богословской трактовке догмата искупления был вполне православен. А возражавший ему владыка Феофан (Быстров), потерпев поражение в споре со сторонником митр. Антония архиепископом Гавриилом (Чепур), просто «скрылся» едва не быв лишён за это сана. С этой оригинальной версией желающие могут ознакомиться здесь http://afanasiy.net/o-mytropolyte-antonyy-hrapovyckom-pervom-pervoyerar….
Чего в этой версии больше, желания любыми средствами дискредитировать преосвященного Феофана или подчеркнуть богословскую непогрешимость митр. Антония (Храповицкого) сложно сказать. Вероятно, и тот, и другой мотивы присутствуют. Но во всяком случае, всем тем, кто ещё способен адекватно оценивать доводы, полезно будет прочитать свидетельство митр. Вениамина (Федченкова). Хотя бы потому, что преосвященный Вениамин был участником событий и лично знал всех архиереев РПЦЗ того времени.
Он пишет следующее: «Но особенно ревность по Православию Еп. Феофан проявил, когда пришлось рассматривать книгу Митр. Антония «Опыт Православного Христианского Катехизиса» на Синоде заграницей (1925 г.).
В этом катехизисе Митр. Антоний хотел ввести некоторые новизны, главною из них было учение об искуплении. Вопреки известному нам катехизису Митрополита Московского Филарета и общедержимому православному катехизическому учению об этом предмете, как об «удовлетворении» Божественному правосудию крестными «заслугами» Христа Спасителя, Митр. Антоний — уже давно! — стал проповедовать и писать о «Гефсиманском подвиге Господа», который он понимал в том смысле, что в нём проявилась любовь к людям, а эта любовь вызывает-де ответную нашу любовь, которая-де и спасает (искупает) нас.
Но это страдание (пот с кровью) Отцами понимается как человеческая немощь. А «час» распятия ещё впереди будет.
Между тем, и у Свв. отцов, и в посланиях, и в богослужениях говорится о силе Креста, которым избавились люди от «клятвы», Богом Отцом наложенной. Это — всем известно!
И когда Митр. Антоний стал распространять эту ересь, Еп. Феофан (тогда он был членом заграничного Синода) выступил с обличением её; и написал обширный доклад, основанный на св. отцах. Запросил он и нас — епископов о православном учении об искуплении. Отписал ему и я — в обычном понимании нашем. Дело рассматривалось опять в Синоде: Митр. Антоний оказался в противоречии со Св. отцами. Получился соблазн.
Ища выхода, Синод избрал Еп. Гавриила (бывшего Челябинского) для «примирения». Этот епископ написал новый доклад: будто бы Митр. Антоний не отрицает Св. отцов, а только «дополняет их».
На самом деле он именно отрицает прежний обычный взгляд: об «удовлетворении» Бога-Отца, и придумывает новый — воздействия любовью.
В это время я прибыл из Парижа в Карловцы и скопировал доклад Еп. Феофана. Он занял 107-108 стр. Прочитал я и доклад Еп. Гавриила и совершенно не удовлетворился им, как «опровержением» на доклад Еп. Феофана.
Между прочим, я спросил в разговоре Еп. Феофана: как он смотрит на это «опровержение»? Он махнул ручкой налево (у него был такой обычай), сказав:
— Ну, какое же это опровержение?!
То есть, не стоит и говорить.
И верно! Собственно и все архиереи так же думали, но не осмеливались встать против Митрополита Антония. У меня сохранился листок об этом, и ответ Канцелярии Синода.
Из ответа Канцелярии тоже видно, что люди желают вывернуться из соблазна и ссылаются на Еп. Гавриила; а о главном противнике — Еп. Феофане — даже не упоминают. Авторитет же его был велик! Особенно же со ссылками на Свв. Отцов». Взято отсюда http://antimodern.ru/vladyka/. Там же можно познакомиться с жизнеописанием владыки Феофана (сведения митр. Вениамина (Федченкова) не вполне верны, более точные содержатся в книге Вячеслава Марченко, Ричарда Бэттса «Духовник Царской Семьи святитель Феофан Полтавский, Новый Затворник» http://www.proza.ru/2015/05/15/1619)). А так же с критикой богословия митр. Антония архиеп. Феофаном http://antimodern.ru/doklad09/ и его письмами http://antimodern.ru/letters/.
В нашу задачу сейчас не входит говорить о догмате искупления и его трактовке митр. Антонием. Это отдельный важный догматический вопрос. Достаточно в данный момент констатировать, что группа митр. Филарета (Семовских), по-видимому, хочет заявить о солидарности с учением митр. Антония.
Вероятно, с этой целью официальный сайт группы разместил «Слово о первом Первоиерархе РПЦЗ...» святителя Иоанна (Шанхайского). И этот факт, конечно, невозможно оставить без внимания. Слишком высок, заслуженно высок, авторитет владыки Иоанна, чтобы ничего по этому поводу не сказать.
Для начала, предложим вниманию читателя цитату: «Ибо я имею в мысли говорить о муже, который по внешнему виду и по общему мнению – человек, но для тех, кто может проникать своим взором в глубины его внутренних качеств, он уже наделен высшими преимуществами, которыя приближают его к Божеству...
Но теперь я хочу напомнить о том, что у него самое богоподобное и что в нем родственно с Богом, с одной стороны заключено в этом видимом и смертном муже, а с другой стороны самым усердным образом стремится уподобиться Богу, и намереваюсь коснуться в некотором смысле более возвышенных предметов и принести благодарение Богу за то, что мне даровано встретиться со столь великим мужем, вопреки всякому человеческому ожиданию, как других, так и моему собственному, так как я и не предполагал никогда и не надеялся; таких важных предметов намерен коснуться я, ничтожный и умственно ограниченный, – разве не благоразумно, что я уклоняюсь и медлю и добровольно готов молчать?..
Ты же, о любезная глава, возстань и, помолившись, отпусти уже меня. Пока я был здесь, ты сохранял меня своими священными наставлениями, и по отшествии отсюда сохраняй своими молитвами...
Передай и вверь меня и скорее всего передай меня Богу, Который привел меня к тебе. Благодари Его за то, что́ раньше случилось со мною, и молись Ему, чтобы Он руководил меня и в будущем, помогая мне во всем, приводя на память моему уму все Свои заповеди, внушал мне Свой божественный страх, который будет наилучшим моим воспитателем. Ибо, когда я уйду отсюда, я не буду повиноваться Ему с тою свободою, какую имел, находясь с тобою. Помолись за меня, чтобы я получил от Него и какое-нибудь утешение в разлуке с тобою, чтобы Он послал мне добраго провожатаго – сопутствующаго ангела.
Проси же и о том, чтобы Он возвратил меня и снова привел к тебе, и это одно только более всего утешит меня».
Какие возвышенные похвалы! Кто же их написал и к кому они относятся?
Написал святитель и чудотворец Григорий Неокесарийский, и относятся они к знаменитому учителю древности Оригену («Благодарственная речь Оригену»). Напомним, что Ориген осуждён и анафематствован V Вселенским Собором. Зато святитель Григорий по праву прославляется Церковью до сего дня (память 17 ноября).
Большинство современных православных русских людей едва ли знает, кто такой был Ориген. Меж тем, это была личность громадной значимости для христианского мира своего времени. Современные историки и богословы пишут о нём: «Вторым выдающимся представителем александрийской школы был Ориген, которого поистине можно назвать основателем христианского богословия. В то время как Ириней, Игнатий, Тертуллиан и Киприан были церковниками, которым приходилось иметь дело с насущными богословскими проблемами, диктуемыми конкретной обстановкой, Ориген был великим христианским Философом, впервые предпринявшим серьезную попытку систематического объяснения христианства в категориях эллинской мысли...
Личность и произведения Оригена как при жизни, так и после смерти были окружены необычайным уважением и авторитетом. Его учение легло в основу многих учений, и еретических, и православных. Его популярность особенно возросла в четвертом веке, в период бурного расцвета христианского богословия, когда все христианские мыслители вдохновлялись им и так или иначе ссылались на его творения. Но поскольку влияние его учения во многом было отрицательным и породило явно еретические формы «оригенизма», он был посмертно осужден как еретик и предан анафеме на поместном константинопольском соборе 543 года при императоре Юстиниане. Десять лет спустя осуждение Оригена было подтверждено на Пятом Вселенском соборе, а сочинения его были объявлены подлежащими уничтожению. Несмотря на это, авторитет Оригена среди христианских мыслителей не был вполне уничтожен, и следы его влияния можно проследить в более позднем богословии как на Западе, так и на Востоке» (Прот. Иоаннн Мейендорф. Введение в святоотеческое богословие. Гл. 7).
Добавим, что Ориген вёл вполне добрую христианскую жизнь и уже перед самым её окончанием удостоился быть арестованным как христианин и подвергнутым истязаниям. Как предполагают, это и сократило время его пребывания на земле.
Ничуть не уступал ни добродетелью, ни авторитетом и силой ума этот учитель древности митр. Антонию (Храповицкому). И точно так же имел в свою защиту свидетельства великих святых, прославленных Церковью чудотворцев. Однако соборное мнение Церкви и суд Божий о нём оказался совсем иным, нежели можно было предполагать. Почему? Ответ ясен: на весах Божией правды перевесили еретические заблуждения Оригена, даже спустя столетия оказывавшие свои разрушительные действия на многие умы.
Не предвосхищая церковный суд над митр. Антонием и не желая ни в коей мере этому достойнейшему во многих отношениях иерарху одной участи с Оригеном, приходится, тем не менее, возражать слишком ревностным его почитателям. Нельзя слепо доверять человеческому авторитету, даже очень высокому. Ни внешняя праведность жизни, ни даже прижизненные свидетельства святых людей о личности человека не должны закрывать глаза на уклонения от Православия. И уж тем более пагубно слепо защищать пусть даже самых выдающихся иерархов и богословов в явных их заблуждениях.
Отстаивая мнение о непогрешимости митр. Антония (Храповицкого), его нынешние почитатели просто не понимают, какое чёрное дело вершится ими. Ибо они принимают на себя страшную ответственность за еретические искажения веры и сеяние соблазна в Церкви.
Вместо того, чтобы бездумно использовать мнение святителя Иоанна Шанхайского о митр. Антонии, надо было бы им потрудиться и обосновать со ссылками на святых отцов, что те или иные спорные богословские мнения названного иерарха вполне соответствуют учению Церкви. Но не надо быть провидцем и пророком, чтобы заранее понять: они этого не сделают. Многие в своё время пытались добиться от митр. Антония ответа на вопрос, почему он противоречит ясно выраженному святоотеческому учению. Ему обоснованно возражали имяславцы, архиеп. Феофан (Быстров) и другие преосвященные. Однако вразумительного ответа так и не дождались. Ожидать такого ответа от нынешних апологетов митрополита дело и вовсе безнадёжное. Ни талантов, ни учёности своего аввы у них нет, ни даже самого элементарного навыка и умения использовать библейские и святоотеческие тексты.
Впрочем, не будем слишком строги в оценках. В конце концов, многие проблемы современной церковной жизни имеют более чем столетние корни. Тот же митр. Антоний был жертвой богословской школы своего времени. Рационалистические, западные идеи не прошли для неё бесследно. Желая того или нет, митр. Антоний сформировал своё мышление вполне рационалистически. Мистическое богословие византийских отцов Церкви, мистический духовный опыт исихазма, Иисусовой молитвы оказались ему чужды.
И это не только его болезнь. Достаточно обратиться к учёным церковным справочникам начала XX века. «Исихасты-(пребывающие в покое), представители мистического движения в среде греческого монашества XIV стол., на Афоне. Некот. из монашествующих признали, что существует вечный, несозданный божественный свет, который некогда явился на горе Фаворе во время Преображения Господня, а тогда, в XIV в., просиял им в награду за их отшельническую жизнь. В целях укрепления и поддержания этого света, они по целым дням и ночам пребывали в коленопреклоненном положении, опустив голову на грудь и уставив глаза в середину живота (в пуп). Движение исих. было непродолжительно и скоро прекратилось. Идеи исих. проповедывал впоследствии Кавасила", - это сообщает об исихазме "Полный православный богословский энциклопедический словарь" (Т. I. С.Пб. 1913. Репринт. Москва. 1992).
"Настольная книга для священно-церковно-служителей" Булгакова в разделе "Расколы, ереси, секты и проч." издевается над исихазмом ещё циничнее: «Исихасты (т. е. спокойные). Так называлось в Греции в XIV в. монашествующее сословие мистиков, которые отличались самой странной мечтательностью. Они почитали пупок средоточием духовных сил и, следовательно, центром созерцания и думали, что, положив подбородок на грудь и беспрестанно смотря на пуп, можно видеть райский свет и наслаждаться лицезрением небожителей. Это спокойное средоточие на одном пункте, отвлекающее мысль от всего внешнего, представлялось необходимым условием восприятия несозданного света. От внутреннего спокойствия приверженцы этого учения и получили своё название. Они преимущественно жили на Афонской горе. На Константинопольском соборе 1341 г. исихасты, покровительствуемые императором Андроником Палеологом Младшим и ревностно защищаемые Григорием Паламой, впоследствии архиепископом Фесалоникийским, одержали верх в прении о существе этого света с Варлаамом, Калабрийским монахом. Вздорное мнение исихастов об условиях восприятия несозданного света вскоре само собой предано было забвению» (Киев. 1913).
Вся эта еретическая гадость написана несмотря на то, что святитель Григорий Палама оставался общечтимым святым Православной Церкви и всякому, хотя бы немного знакомому с историей паламитских споров, было известно, что он всецело поддерживал исихазм и выступил в его защиту против рационалистических умстований Варлаама Калабрийского.
В чём причина таких чудовищных противоречий в русской церковной жизни в начале XX века? В рационализме и западных влияниях, захвативших умы воспитанников духовных школ или в незнании трудов Григория Паламы, которые почти и не были переведены на русский язык? Вероятно, и в том, и в другом. Поэтому не удивительно, что печально известное «Послание Святейшего Синода» от 18 мая 1913 г., как ни в чём не бывало, излагает в виде вероучительного постулата то, что, в действительности, является ересью, осуждённой и анафематствованной Константинопольским Собором 1351 г.: «Именно св. Григорий учил прилагать название “Божество” не только к существу Божию, но и к Его “энергии”, или энергиям, то есть Божественным свойствам: премудрости, благости, всеведению, всемогуществу и проч., которыми Бог открывает Себя вовне, и, таким образом, учил употреблять слово “Божество” несколько в более широком смысле, чем обыкновенно. В этом многоразличном употреблении слова и состоит все сходство учения св. Григория с новым учением (имяславия. - А. Л.), по существу же между ними различие полное. Прежде всего, святитель нигде не называет энергии “Богом”, а учит называть их “Божеством” (не “Феос”, а “Феотис”)» (Послание Святейшего Синода. 18 мая 1913 г.)
В действительности, св. Григорий Палама заявлял совершенно недвусмысленно: «Каждая [божественная] сила или каждая энергия есть Сам Бог» (Письмо к Иоанну Гавре). Константинопольский Собор 1351 г., осудивший противника Паламы Варлаама Калабрийского, провозгласил анафему «тем, которые мудрствуют и говорят, что имя Бог выражает только существо Божественное и не исповедуют по Богодухновенному и церковному мудрованию святых, что именем Бог обозначаются равным образом и Божественные действия [энергии]». Так перевёл этот анафематизм Собора в конце XIX века игумен Модест (Св. Григорий Палама. СПб., 1879). Так это и понимала всегда Церковь.
Русские высшие иерархи в начале XX века мыслили, как видим, уже совсем иначе. Защитнику имяславия отцу Антонию (Булатовичу) ставили в вину, в том числе, «неправильный» перевод анафемы Константинопольского Собора 1351 г., хотя он совпадал с более ранним переводом игумена (впоследствии архиепископа) Модеста! В греческом оригинале, видите ли, стоит не слово «Бог», а слово «Божество» а они-де имеют совсем не одинаковый смысл. Однако в древнем словоупотреблении, насколько можно проследить у византийских отцов, «Бог» и «Божество» слова синонимы, без принципиальных отличий. Да и не в том только дело. Учение св. Григория Паламы настолько однозначно говорит, что Божественные энергии — это Сам Бог, хотя и не в Своей сущности, что сомневаться в смысловой точности переводов игумена Модеста и о. Антония (Булатовича) не приходится.
Тем не менее не только сомневались, но буквально опровергали основную идею богословия Паламы. В капитальном труде знаменитого архиепископа Серафима (Соболева) «Новое учение о Софии Премудрости Божией» (София. 1935. Периздано: Джорданвиллъ. Н. I. США. 1993) богословие св. Григория представлено так: «Во всех... видах учения св. Паламы выражается как одна из главных мыслей, что энергия Божия не есть Бог» (стр. 266). Излагая далее цитату из Паламы, в которой сказано, что Бог превыше своих энергий («божественности»), архиеп. Серафим, запутываясь окончательно сам, и запутывая читателя, справедливо утверждает: паламиты, «...когда учили об энергии Божией, то разумели под нею не Божественное существо, а действие или действия Божественного существа, считая их, на основании учения св. Максима Исповедника, несозданными, вечными и неотделимо принадлежащими одному только Богу» (стр. 267).
Так и есть: Божественные энергии не то же самое, что существо Божие или Божественная сущность! Эта сущность превосходит и собственные энергии. Отсюда и выражение Паламы, что «Бог превыше божественности». Но вместе с тем, Бог не только сущность, Он — и энергии сущности. Поэтому св. Григорий Палама писал: «...Ведь солнцем называется и луч, и источник луча, однако солнц оттого не становится два; один и Бог, хотя богословы именуют Богом также исходящую от Него боготворящую благодать...» (Триады в защиту священнобезмолвствующих. 3-я часть ТРИАДЫ III. 11. Москва. 1995. Стр. 338-339) И в другом сочинении: «В Боге [можно различать] три сущие [вещи]: сущность, энергию и Троицу Божественных Ипостасей» (Сто пятьдесят глав, посвященных вопросам естественнонаучным, богословским, нравственным и относящимся к духовному деланию, а также предназначенных к очищению от варлаамитской пагубы. Гл. 75). Не понимая этого, автор «Нового учения о Софии Премудрости Божией» серьёзно ошибся и фактически склонился на сторону еретика Варлаама Калабрийского, согласно которому, Бог есть только сущность.
Не будь такого изначального заблуждения, ничто не воспрепятствовало бы понимать Имя Божие в его библейском смысле как вечную нетварную силу и славу Божию и, следовательно, как Самого Бога.
В целом можно сказать, что если бы русская богословская мысль, и особенно школьно-академическая не пустилась в праздные рационалистические и иные блуждания, а прочно укоренилась на святоотеческой традиции, очень многих соблазнов и бед удалось бы избежать. Никакие «нравственные монизмы» митр. Антония (Храповицкого), никакое имяборчество грубого рационалистического кроя не прижились бы и не были бы востребованы. И современным неугомонным почитателям митр. Антония не пришлось бы искажать факты и святоотеческую богословскую мысль, лишь бы сделать из своего аввы, всеми правдами и неправдами, непогрешимого учителя Церкви.
Но, как говорит пословица, снявши голову, по волосам не плачут. Коль скоро всё так произошло в истории, следовало бы теперь защитникам митр. Антония озаботиться тем, чтобы построить линию защиты, показав подлинные заслуги этого иерарха. Вспомнить, например, о его решающей роли в провозглашении Русской Церковью Заграницей принципа Православного Самодержавия, как единственно богоугодной власти для русского народа. Или о том, что митр. Антоний был противником введения нового календаря, а основанная его трудами Церковь смогла на несколько десятилетий удержаться от таких соблазнов, как экуменизм и сергианство, анафематствовав обе ереси. Вспомнить, наконец, о прославлении Собора Новомучеников и Исповедников Российских, других великих русских святых, и в их числе — главного имяславца святого праведного отца Иоанна Кронштадтского. Это, правда, произошло уже без участия митр. Антония. Говорят, что лично он отца Иоанна не любил. Однако РПЦЗ смогла совершенно правильно сориентироваться в данном вопросе и воздать должную честь всероссийскому батюшке, в чём тоже есть какая-то доля заслуги её первого первоиерарха.
Такой подход был бы куда более объективным и честным. Но вместо того, группа, возглавляемая митр. Филаретом (Семовских), избрала сомнительный путь безоговорочного оправдания митр. Антония во всём, включая его богословские заблуждения. И потому теперь, помимо обвинений в варлаамизме и имяборчестве, неизбежно должна будет оправдываться в ошибочной трактовке догмата искупления.
Пишущий эти строки далёк от злорадства. Для него это факт прискорбный. Всё могло бы решиться и по-другому, прояви должную архипастырскую чуткость митр. Филарет и преосвященные его синода. Никто не препятствовал и не препятствует мирному соборному разбирательству спорных богословских вопросов. Только хотят ли они сами этого?
Алексей Лебедев.
Святых Царственных Мучеников.
2017 г.
Оригинальный текст статьи взят из http://rocormoscow.livejournal.com/134986.html